В придачу ко всему этому «обнаружились» вундеркинды из сектора финансовых услуг, чьи математические уравнения привели к необоснованной уверенности в заумных финансовых инструментах, все меньше и меньше связанных с реальной экономикой. Эти экономисты переводили идеологию неоклассической экономики в математические модели риска, ошибочно полагая, что экономика — это рыночная система в чистом виде, основные параметры которой можно точно вычислить и предсказать. Практически никто не предвидел, что различные факторы риска смогут каскадом усиливаться один за другим.
Затем кризис распространился по всему миру — и не потому, что американская гегемония пришла в упадок, а, напротив, потому, что Америка с ее экономикой, ее долларом и ее экономистами-математиками продолжали доминировать в мире. Спад деловой активности в США затронул страны с долговыми проблемами, а также страны, которые были главными торговыми партнерами США, но сохранили «добродетель» и не поддались соблазнам наращивания долговых обязательств, сильного увеличения неравенства, неолиберализма или финансового капитала, — такие, как Германия и Франция. При более пристальном рассмотрении испуганные инвесторы «обнаружили» сектора и целые страны, которые после начала рецессии и сжатия капитала также не смогли платить по долгам. В 2007 году, как раз перед началом рецессии, данные МВФ по европейским государствам показывали, что только у Греции и Италии уровень государственного долга немного превышал размер ВВП. Средний уровень государственного долга в Европейском союзе (ЕС) был немного ниже, чем среди стран ОЭСР в целом (71 % к 73 %). Только в Греции уровень государственного долга представлял реальную проблему. В Ирландии, Испании и Италии (как в Америке и Великобритании) резко выросли долги частного сектора, хотя главной слабостью итальянской экономики был низкий уровень производительности. У всех этих экономических систем имелись свои слабые стороны, которые, вполне возможно, так и не проявились бы, не начнись в Америке финансовый кризис. Но грянул кризис, усугубившийся принятием мер жесткой экономии и, далее, спадом деловой активности, повлекшей за собой сокращение налоговых поступлений, из-за чего государственный долг резко вырос во всех странах.
Кризис в Европе еще больше усугубился, когда рецессия «вскрыла» в качестве побочного эффекта слабость еврозоны, превратив рецессию в глубокий кризис суверенных долгов. Дисбаланс внутри еврозоны выражался в экспорте капитала из богатых стран ЕС в более бедные, с добавлением дозы характерной для греческого правительства финансовой недобросовестности. Дисбаланс еще более усиливался из-за энтузиазма элит семнадцати стран еврозоны, который, кстати, не разделяли ни их народы, ни элиты остальных десяти стран — членов ЕС, относительно «укрепления» Союза с помощью единой валюты при отсутствии должной поддержки евро со стороны центральной банка, имеющего казначейские и фискальные функции. Это была структурная политическая слабость. Элиты знали, что не смогут должным образом поддержать евро в случае, если страны размером с Италию или Испанию сильно прижмет. Но, будучи убежденными сторонниками интеграции Европы, они были готовы пойти на риск, даже если бы избиратели в их собственных странах отклонили предложение о создании единого казначейства. И они прекрасно сознавали это, потому что избиратели выступали даже против более умеренного усиления ЕС на каждом из последних трех национальных референдумов, проведенных в странах еврозоны. Политические идеалы этих элит взяли верх над экономическим благоразумием, что привело к политическим ошибкам. Еврокризис осложняли меры жесткой экономии, которые навязывали более слабым европейским экономикам Великобритания и Германия по своим разным идеологическим причинам. Случайное соединение различных экономических, идеологических и политических причинных цепочек (но в данном случае не связанных с военной мощью) вполне еще может вызвать намного более серьезную «вторую волну» рецессии.
Однако, как и в первом случае, Великая рецессия распространялась по миру очень неравномерно. Данные Всемирного банка о росте ВВП показывают, что почти все страны переживали трудности в 2008 или 2009 году. На этом кратком этапе кризис был по-настоящему глобальным. Затем он усилился в Соединенных Штатах, распространился по всей Европе на восток вплоть до России и ее восточных соседей, а также на некоторые бедные страны с большими долгами. Но к 2010 году многие страны пришли в норму, достигнув самых высоких темпов роста ВВП в XXI веке, в том числе такие важные страны, как Бразилия, Мексика, Турция, Нигерия, Канада, Малайзия, Корея и Сингапур. Индия и Индонезия восстановились почти до своих прежних наивысших показателей, а темпы роста Китая, по официальным данным, упали примерно с 10 до 8 %, что остается предметом зависти для остального мира! Все эти страны, за исключением Канады, раньше обычно называли «слаборазвитыми». Большинство из них извлекли уроки из десятилетий структурной перестройки и создали резервы, чтобы избежать больших долгов перед другими странами. Те же страны, которые не последовали их примеру, пострадали от кризиса гораздо сильнее. Канаде удалось избежать этого, поскольку развитие ее новой добывающей промышленности ослабляло удельный вес и влияние банковского сектора, поэтому в Канаде сохранилось эффективное финансовое регулирование. Этого вполне могло хватить и другим странам, чтобы избежать кризиса или смягчить его последствия. Нынешний кризис стал системным лишь потому, что не были использованы достаточно адекватные политические меры.
Как и Великая депрессия, Великая рецессия имела пагубные последствия только для некоторых стран. Американский вирус и правда распространился по всему миру главным образом через финансовые каналы, хотя здесь также сыграло свою роль сокращение международной торговли. Однако многие страны смогли быстро оправиться благодаря иному структурному устройству — экономическому, политическому и идеологическому. Среди структур, доказавших свою работоспособность, были: корпоративистские [7] «государства развития» вроде Южной Кореи; девелопменталистские экономики, чей быстрый рост не опирался на крупный финансовый сектор (так и было в большинстве этих стран Восточной Азии); где идеология неолиберализма не получила значительного распространения (тоже большинство стран Азии); где в силу политического благоразумия избегали наращивания внешнего долга (большинство азиатских стран) либо смогли сохранить строгое регулирование финансового капитала (Канада). Именно поэтому почти вся Южная и Юго-Восточная Азия, а также Океания, образующие очень большой макрорегион, оказались слабо затронуты кризисом. Важную роль сыграло и то, что этот регион торговал в основном с Китаем (что сыграло важную роль в быстром восстановлении Австралии). Как и в случае Великой депрессии, правильная политика могла бы сократить ущерб, неправильная — увеличить. Политика и идеология, распространенные в различных макрорегионах, сказываются на результатах. Так, кризис суверенных долгов в еврозоне разразился вследствие того, что американский кризис вступил во взаимодействие с различными причинными цепочками — особыми политическими ритмами и институтами Европейского союза, идеологическим предпочтением политики жесткой экономии и борьбы с инфляцией со стороны немецких (а также британских) элит. Внутренняя логика капитализма во многих развивающихся странах непременно привела бы к дальнейшему росту. Если ему что-то и угрожает, то эта угроза исходит извне, из тех слабых мест Америки и Европы, которые они сами себе и создали.
Может ли нынешний кризис усилиться и затронуть практически каждого? Если еврозона распадется, это, разумеется, станет ужасной новостью для входящих в нее стран, но также окажет колоссальное влияние на торговлю и инвестиции во всем мире. Такой распад немедленно и сильно ударит по европейским странам, не входящим в еврозону, вроде Великобритании, так как они торгуют с еврозоной и инвестируют в нее больше, чем куда-либо еще. Последствия краха еврозоны затронут и соседние страны, от России до Ближнего Востока и Северной Африки, они докатятся до Америки, главного торгового партнера и инвестора Европы. Пострадает и Южная Америка, особенно в случае краха испанской экономики. Если экономики ЕС и США сократятся, последствия этого для мировой торговли будут крайне негативными, так как они обеспечивают почти половину мирового ВВП, а степень экономической глобализации в настоящее время выше, чем когда-либо прежде. Индия и особенно Китай также столкнутся со значительным снижением экспорта. И это будет указывать на гораздо более серьезный системный кризис капитализма, чем предсказываемая многими «вторая волна» рецессии. И все-таки даже в этом случае дела на Западе будут обстоять, вероятно, хуже, чем во всем остальном развивающемся мире.
