Хогленд и д–р Стэнли МакДэниэл проанализировали точку зрения Малина и выяснили, что его заявление «об одной или двух возможностях» направить камеру на Лицо — это явное преуменьшение. Проконсультировавшись со специалистами, занимавшимися планированием миссии в лаборатории и ознакомившись с техническими характеристиками, они обнаружили, что во время обычной двухлетней фазы таких возможностей может быть более сорока. Почему же д–р Малин, если он был честен, недооценил возможности фотографирования более чем в двадцать раз? Хогленд и Торан почувствовали неладное и решили провести обходной маневр.
Для того чтобы направить камеру на образования в Сидонии, Хогленд и другие исследователи начали активно обращаться в НАСА и Конгресс и сделали одно весьма неприятное открытие. Ни в НАСА, ни в Конгрессе ничего не могли сказать о том, на что Майкл Малин направил камеру «Марс Обсервер». НАСА предприняло беспрецедентный шаг и решило продать права на все данные, которые соберет «Обсервер», самому Малину. Такая эксклюзивная мера давала Малину неограниченные полномочия, когда, и если, он решит обубликовать данные, полученные камерой. Этот контракт с частным подрядчиком не только ловко избавлял НАСА от всей ответственности за то, что фотографировалось при помощи оборудования и миссии, оплаченной налогоплательщиками США, но и давало Малину, если тот захочет, право на запрет на данные в течение полугода. Впервые в истории НАСА данные, поступающие от беспилотного космического зонда, не могли просматриваться «вживую», как это происходило в течение предыдущих тридцати с лишним лет в ходе миссий «Маринер», «Лунар Орбитер», «Сервейор», «Аполлон», «Викинг» и «Вояжер». Логика такого контракта была в лучшем случае странной. НАСА заявило, что для того чтобы в будущем частные подрядчики участвовали в космических проектах, подобных «Марс Обсервер», оно должно гарантировать «эксклюзивные права» частным подрядчикам и ученым, чтобы те могли первыми сделать научные работы по результатам собранных данных, «не соревнуясь с другими учеными, не принимавшими участия в проекте».
Разумеется, этого в любом случае не требовалось для того, чтобы предоставить Малину право скрыть данные, что он мог сделать в соответствии с параграфом, дававшим ему право удалить «артефакты» с любого или со всех изображений. В сущности, Малин мог выдать затемненный снимок, а затем просто заявить, что изображение заполнено «артефактами». Это также означало, что в течение полугода он мог делать со снимками буквально все, что угодно, и никто, даже НАСА, был не вправе ничего предпринять.
Малин даже переместил всю свою частную компанию «Космические научные системы Малина» (которая и выполняла контракт по камере для «Марс Обсервер») из Университета в Аризоне и Лаборатории реактивных двигателей (JPL) в Калифорнии в Сан–Диего (на 300 миль южнее JPL в Пасадене). Это надежно изолировало Малина от научного сообщества по изучению Марса. Посетители — другие ученые из сообщества или даже коллеги Малина по исследованиям программы «Марс Об- сервер» — вряд ли смогли бы «присоединиться» без извещения. Только для того, чтобы попасть в офис Малина, из JPL им пришлось бы ехать в течение четырех или пяти часов. А когда они попали бы туда, то, если у них не было предварительных указаний, они все равно ничего не нашли бы. По некоторым причинам, указателей места, где были (и есть) офисы компании Малина, никогда не было.
Любопытно, что в результате переезда Малин очутился прямо напротив здания одного из самых больших в мире «суперкомпьютеров» куда он мог буквально «вручную» приносить и забирать пленки с цифровым изображением.
Для Хогленда и других независимых исследователей это было весьма невыгодным. Проклятием Хогленда было то, что в финансируемой за счет общественности программе столь явно продавалось право общественности на информацию и кредит доверия к достоверности полученных данных. Все управление сосредотачивалось в руках человека, который абсолютно враждебно воспринимал саму идею простой проверки гипотезы Сидонии. Все полностью зависело от Малина, без всякого контроля со стороны, что позволяло ему не предоставлять и скрывать данные, обнародование которых заставило бы его выглядеть дураком.
В 1992 году, с приближением запуска «Марс Обсервера», в бой вступил МакДэниэл. Используя свои политические и академические связи, он с различных направлений оказывал давление на НАСА и JPL, вынуждая их письменно отвечать, почему нельзя направить камеру на Сидонию или на Лицо.
В ответ НАСА приводило различные противоречивые, если не ложные (по словам МакДэниэла), доводы, включая и ответ д–ра Малина. При каждом удобном случае МакДэниэл и Хогленд приводили свои аргументы и в конце концов вынудили представителя штаб–квартиры НАСА по связям с общественностью Дона Сэвейджа официально признать (в письме от штаб- квартиры), что пресловутые «опровергающие фото» никогда не существовали.
Миссия «Марс Обсервер» была проблемной с самого начала. Помимо политических дискуссий, бурливших вокруг вопроса Сидонии, имелся целый ряд таких технических неудач, что даже сторонний наблюдатель мог подумать, что миссию сглазили или просто кто- то не хочет, чтобы она состоялась. Даже в офисе проекта миссии путешествие «Марс Обсервер» на Красную планету назвали «травматическим».
В конце августа 1992 г. во время обычной проверки космического аппарата на стартовой площадке техники НАСА обнаружили грязь, каким- то необъяснимым образом оказавшуюся внутри защитной оболочки. Это были «металлические опилки, кусочки краски и различный мусор». НАСА предположило, что повреждение произошло, когда космический аппарат спешно отключали от внешней установки кондиционирования воздуха и герметизации оболочки полезной нагрузки, — меры, предпринятые для защиты от надвигающегося урагана «Эндрю». Однако агентство никогда не называло реальную причину загрязнения, выясненную в результате короткого расследования. Когда до периода запуска оставалась всего неделя, полезную нагрузку орбитальной ступени спешно сняли с площадки и забрали в «чистую комнату» — для разборки, проверки и возможной «быстрой чистки». Вот тогда техники программы сделали второе, еще более усложняющее дело открытие.
По словам менеджера проекта «Марс Обсервер» Дэвида Эванса, в процессе проверки НАСА обнаружило наличие неустановленного «постороннего вещества внутри блока камеры космического аппарата (Малина), из- за которого изображение становилось размытым и непригодным для разрешения вопроса Сидонии. По словам Эванса, поскольку блок камеры был герметичным, загадочное загрязнение камеры могло произойти только во время разборки и проверки камеры после того, как она в собранном виде прибыла от Малина, в самой чистой комнате» Лаборатории реактивных двигателей.
Понять, как могла произойти такая элементарная «ошибка», учитывая почти миллиардную стоимость миссии, очень трудно. Проверка чистоты оптики камеры является самой приоритетной задачей для миссии, у которой фотокамера служит основным научным инструментом. Если бы это странное «вазелиновое расплывание» линз не было обнаружено на мысе Канаверал (по счастливой случайности, благодаря урагану), «Марс Обсервер» стал бы большей проблемой, чем история с телескопом «Хаббл», К счастью, инженеры НАСА на мысе Канаверал («честные» инженеры) смогли вычистить космический аппарат и вернуть его на площадку к запуску, который состоялся 25 сентября.
Тем временем дирекция НАСА уже не просто настаивала на том, что по условиям контракта с Малином агентство предоставляет ему «право» направить или не направлять камеру на Сидонию по его собственному усмотрению (равно как и запрещать снимки и на законном основании изымать «артефакты» из данных); вдобавок научный сотрудник программы Бивен Френч заявил, что Лицо и другие объекты «слишком мелкие» для того, чтобы на них можно было в первую очередь нацелить камеру Малина. При этом объекты, на которые нацеливали камеры во время двух предыдущих миссий «Викинг», в отличие от Лица, которое имеет среднюю ширину, были шириной менее 15 футов.
В письмах, открытых дебатах и общественных форумах они продолжали настаивать, что решающее слово принадлежит Малину и они бессильны повлиять на него. Кроме того, утверждалось, что практика эксклюзивности является единственным способом получения научных результатов, при том, что до этого в истории агентства не было миссий — пилотируемых и беспилотных, где использовался бы такой статус частного подрядчика. Ранее налогоплательщики, за чей счет финансировались миссии, всегда владели их данными.
По мере приближения даты запуска политическое давление достигло устрашающего уровня; Хогленд выступал в прямом эфире на Си–эн–эн, напоминая зрителям обо всей этой странной истории даже тогда, когда космический аппарат стартовал. К счастью, сам запуск вроде бы прошел без сучка и задоринки. Однако затем случилось нечто странное — почти на 90 минут пропала вся связь с космическим аппаратом и с все еще не отсоединившейся второй ступенью. На 24–й минуте миссии, когда космический аппарат должен был отстрелить вторую ступень ракеты от первой ступени титанового стартового ускорителя и начать полет на Марс, вся радиосвязь и телеметрия вышли из строя. Самолет, находившийся над Индийским океаном, сообщил, что была замечена сверкающая красно–оранжевая вспышка, по времени совпадающая с отстреливанием ракеты. Учитывая, что космический аппарат ушел очень тихо, диспетчеры полета предположили худшее. Представьте, какое облегчение они испытали менее чем через час, когда «Марс Обсервер» вдруг вновь, по необъяснимым причинам, вышел на связь, будучи при этом явно поврежденным.
