Турецкое командование не хотело рисковать «Гебеном», потому как с его потерей оно не могло бороться за господство на море. Пока «Гебен» существовал, можно было безнаказанно совершать налеты на любой участок побережья, была надежда на уничтожение русского флота по частям (в случае встречи его в море не в полном составе). Встреча «Гебена» с нашей бригадой 18 ноября 1914 г., убедившая его в достаточной силе бригады в целом, и сознание того, что у русских скоро вступят в строй линкоры-дредноуты «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая», заставляло его избегать решительного боя. «Гебен» никогда не выходил в море со старыми турецкими линкорами, потому что они своей малой скоростью связывали бы его и могли заставить принять бой в неблагоприятных условиях. Отсутствие в Константинополе дока для «Гебена» делало турецкое командование еще более осторожным.
При наличии «Гебена» русское командование не могло вынудить турок к бою без их желания.
Следовательно, уничтожить в бою морскую силу турок мы не могли, и для получения господства на море оставалось заблокировать противника на его базе (Босфоре).
В связи с необходимостью заблокировать все морские силы Турции следовало иметь у Босфора ядро линейного флота, крейсеры, миноносцы, заградители для постановки мин заграждения, сторожевые, тральщики и другие вспомогательные суда. Таким ядром у русского флота мог быть только действующий флот, то есть бригада линкоров, причем (так как русский флот имел базу в Севастополе, находящуюся в 300 милях от Босфора, и промежуточной базы у него не было) он не мог двинуть к Босфору все свои старые и мелкие суда, чтобы использовать их для вспомогательных целей при осуществлении блокады. В то же время близость к линии блокады позволяла турецкому флоту направить для борьбы с нами все свои даже второстепенные силы.
Удаленность места боя (блокады) от нашей базы говорит о том, что русские корабли в случае получения повреждений в бою могли бы и не дойти обратно. Но если даже допустить, что русский флот был сильнее турецкого, то он все же не мог постоянно держаться у Босфора в боевой готовности, так как ему были необходимы погрузка топлива и иных материалов, ремонт механизмов, а также был нужен отдых личному составу — все это он мог получить только на базе.
Необходимость ухода на базу блокирующего ядра без его замены делала несение блокады нашим флотом при базировании его на Севастополь невыполнимым. Тяжелые условия блокадной службы и требования минимума времени для передвижений на свою базу и обратно заставляют блокирующего искать для себя промежуточную стоянку вблизи пункта блокады.
Именно поэтому командующий Черноморским флотом считал Бургас той самой подходящей стоянкой. Расстояние от Севастополя до Бургаса или иного пункта на западном или малоазиатском берегу было приблизительно то же, что и до Босфора (270–310 миль). Захват какого-либо из этих пунктов силой требовал перевозку десанта и в дальнейшем обеспечение его снабжения, что подразумевало господство на море, которым русский флот пока не обладал. Для удержания Бургаса необходимы были большие силы, поскольку для Германии такая расстановка сил стала бы реальной угрозой линии Берлин — Константинополь.
Альтернативные пункты (Эрегли, Зонгулдак, Инаида) были менее предпочтительны по природным особенностям, но тем не менее возможны.
Таким образом, Босфорская операция на первом этапе была проблематична для Черноморского флота: он не был достаточно силен для боя у Босфора, удаленность его базы (Севастополь) не позволяла ему осуществить блокаду Босфора — следовало решать вопрос с промежуточной базой.
Иная обстановка сложилась позднее.
Очевидно, что морская мощь блокирующего должна быть в 2–3 раза больше сил противника (прямо пропорционально от расстояния до базы).
Соотношение сил на Черном море во второй период войны, учитывая вступление в строй 2 дредноутов, 7 эсминцев типа «Новик» и 6 новых подлодок, а у турок вступление 6–8 немецких подлодок, гибель крейсера «Меджидие» и линкора «Мессудие», говорит о том, что наш флот являлся сильнее турецкого флота. Да и «Гебен» с «Бреслау», неоднократно подрываясь на минах, подолгу отстаивались на базах.
Преимущество в силах русского флота было настолько велико, что русское командование смогло создать две маневренные группы, каждая из которых была сильнее турецкого флота (а с бригадой старых линкоров — три группы).
С учетом угрозы от германских подводных лодок одна группа должна была находиться на позиции у Босфора, другая — успеть сходить на свою базу (Севастополь), загрузиться топливом, произвести необходимый ремонт, дать отдых личному составу и вернуться обратно.
Запас топлива позволял каждой группе находиться в море 5–6 суток. Двое суток должно было тратиться на переход от Севастополя до Босфора и обратно, а оставшиеся 3–4 суток каждая группа могла дежурить у Босфора. График достаточно напряженный, но вполне реальный.
Для эсминцев необходимо было предусмотреть дозаправку топливом в море.
Сухопутных войск у турок в районе Босфора было 1–2 дивизии (с учетом отдельных частей и запасных войск). Наличие железных дорог из Македонии и Смирны давало возможность через двое суток перебросить еще две дивизии (одну из Смирны, вторую из Дарданелл).
С учетом планового ремонта части русских транспортов общий срок полной готовности десантного корпуса составлял два месяца с момента отдачи приказания (но это на весну 1917 г., более ранняя ситуация была благоприятнее). Для осуществления единовременной высадки трех десантных дивизий с артиллерией, специальными и тыловыми учреждениями имелись технические средства в полном объеме и полной исправности. Их количество позволяло провести высадку в 12-часовой срок при условии штилевой погоды (данные опыта высадки дивизий Кавказского фронта).
Черноморский флот для поддержки высадки десанта проходил курс артиллерийской стрельбы по берегу, было выработано наставление для десантных операций[60], заготовлены материалы для ограждения места высадки от подлодок противника.
Для переброски 2-го корпуса требовалось до двух недель времени (с учетом высадки 1-го эшелона, перехода транспортов к пунктам посадки, погрузки топлива, посадки 2-го эшелона и перевозки его морем из Севастополя и Одессы). При огневой поддержке с моря, как показал опыт Галлиполи, боеспособный десант вполне мог это время продержаться.
Но высадка десанта могла быть проведена и не в самом Босфоре, а в районе, достаточно удаленном от пролива для безопасного сосредоточения нашей десантной армии. Целью десанта могло быть или наступление на Босфор, или удержание плацдарма для следующего десанта.
Соответственно, на этом этапе борьбы силы русского флота имеют более чем тройной перевес перед турецким флотом, и 2–3 маневренные группы (две возглавляемые дредноутами, третья состоит из пяти линкоров-додредноутов) могут вполне блокировать Босфор. Блокада рассчитывается на широкое применение мин заграждения, дающее возможность начинать бой, пока противник будет проходить с тралами по минному заграждению. Русские подводные лодки делают блокаду еще более плотной. Пополнение запасов топлива для линейных кораблей и крейсеров возможно походами в Севастополь, а для мелких судов — с транспортов и плавучей базы в море и походами в Севастополь. Борьбу с неприятельскими подлодками возможно осуществить ударом по их базе и несением охраны места блокады и своих портов и побережья.
Блокада Босфора — это уже господство на море, и десантные силы из состава Кавказской армии, привыкшие бить турок, могут приступить к выполнению боевой задачи.
Итак, начиная с весны 1915 г. Босфорская операция России имела все шансы на успех. Почему события развивались совсем иначе?
Во время Первой мировой войны в России «Турцию… считали только второстепенным врагом, навязавшим нам второстепенный театр военных действий. […] Овладей мы Константинополем весной 1915 года, все успехи австро-германцев были бы сведены на нет. Революция не произошла бы: “климат” в стране стал бы совсем не тот. Да и война не затянулась бы до 1917 года. Турецкий фронт становился для России главным. Только там мы могли решать великодержавную задачу. Австро-германский фронт становился второстепенным. Там главное было — продержаться. Ничего этого не заметили, более того — не хотели заметить»[61].
Отсутствие кругозора у высшего командования и политической воли у военно-политического руководства государством, энергичности, распорядительности и компетентности — вот главные причины. Не только союзный, но и русский генералитет и адмиралитет оказались не на высоте положения. Как писал А. Д. Бубнов, «руководители нашего сухопутного Генерального Штаба держались перед 1-й мировой войной уже отжившего строгодогматического требования о безусловном сосредоточении максимума сил на главном театре военных действий, в связи со строжайшей экономией при выделении сил для второстепенных операций; причисляя к таковым Босфорскую операцию, они ошибочно полагали, что выделение для этой операции необходимых десантных войск ослабило бы “без всякой пользы” наши силы на главном театре войны, где для успешной борьбы с таким грозным противником, каким была Германия, ни один батальон не мог бы быть лишним.
