36
Половые извращения
Нидерландский
Представьте себе такой диалог: Ze heeft mooie poten. – Ja, heeft-ie. В переводе с нидерландского он звучит так: «У нее хорошие ножки. – Да, мне его ножки нравятся».
Кажется, что собеседники не поняли друг друга. Но если один из них из Бельгии, а другой – из Голландии, то все могло быть именно так, при условии, что они восхищаются ножками не человека, а, допустим, стола.
Причина в том, что нидерландский принадлежит к числу языков, в которых, как выразился один американец, «кажется, что у всех предметов выросли гениталии». Иными словами, у каждого существительного есть род, даже у чашки кофе. Чашка кофе, кстати, имеет в нидерландском разные роды: kop koffie – мужской, маленькая kopje koffie – средний, а употребляемая в основном в Бельгии – tas koffie – женский. Tafel (стол) в Бельгии слово женского рода, а в Нидерландах по большей части мужского. Отсюда мешанина в нашем маленьком диалоге. И в то же время model (модель) в нидерландском всегда имеет средний род, идет ли речь о «ягуаре», Наоми Кэмпбелл или Дэвиде Ганди.
Нидерландская модель Даутцен Крус. По правилам родного языка – существо среднего рода.
Doutzen Kroes: fervent-adepte-de-la-mode/flickr.
У нидерландского существительного есть род – что это значит? Ничего. В данном контексте род – всего лишь грамматическая характеристика, которая, грубо говоря, задает две вещи: выбор определенного артикля и выбор местоимения. В то время как все английские существительные спокойно обходятся одним артиклем the, их нидерландские напарники используют либо de (для мужского и женского рода), либо het (для среднего): de kop, de tas, de tafel, het kopje, het model. В те далекие времена, когда годы еще были трехзначными, древнеанглийские существительные тоже имели род, но для современных англичан все эти половые извращения – лишь досадное препятствие, когда они пытаются выучить нидерландский, французский, немецкий или еще какой-то из множества европейских языков.
Что касается местоимений, то в английском it может относиться почти к любому единичному объекту, который не дышит. Есть некоторое количество исключений, как в предложениях fill her up (налей полный бак) или Britain calls upon her sons (Британия призывает своих сыновей), но это именно исключения. В нидерландском не так: нидерландские местоимения должны соответствовать роду существительного, к которому относятся. Так что одна и та же чашка кофе может стать он, она или оно (hij, zij или het), в зависимости от того, какое существительное удосужился выбрать говорящий (kop, tas или kopje).
Но если носители древнеанглийского соблюдали свою систему с религиозным фанатизмом, а немцы и сейчас так делают, то носители нидерландского не слишком дорожат родами местоимений. В Нидерландах, кажется, царит полная гендерная анархия, хотя к Бельгии и пограничным с ней областям Нидерландов все, что описано ниже, не относится.
Если вы укажете на это в компании нидерландцев, они, скорее всего, возразят, что следуют традиционным правилам, хотя и слегка модифицированным. Они могут признаться, что в отношении женских и мужских моделей используют местоимения она и он, а не оно. А наиболее чуткие в языковых вопросах люди могут даже сказать, что многие слова женского рода – такие как tafel и school – сменили свой пол на мужской. Но анархия? Да ни в коем разе!
В какой-то мере они правы – это не совсем анархия. Суть в том, что нидерландцы полностью отменили старые правила, особенно в устной речи, но они настолько ослеплены тем, что когда-то выучили в школе, что понадобился лингвист иностранного происхождения – Дженни Аудринг, одна из тех, кто участвовал в создании этой книги, – чтобы разобраться в происходящем. Она открыла, что в нидерландском языке произошла настоящая смена пола.
Итак, вот что случилось. Слово она теперь используется применительно к очень узкой категории: это живые существа, в чьей принадлежности к женскому полу говорящий абсолютно уверен. Сюда относятся все женщины и знакомые самки животных: домашние питомцы, лошади или – для фермеров – овцы, коровы и свиньи. В общем-то, почти как в английском.
Но в отличие от того, что происходит в англоязычном мире, у нидерландцев существительные из неживого мира отнесены не к среднему, а к мужскому роду: власть захватило не местоимение оно, а местоимение он. Вопреки традиционным правилам все одиночные объекты теперь именуются он: чашка кофе, самолет, атом, планета – все что угодно. Мужчины и все остальные живые существа, которые не продемонстрировали свою женскую суть, тоже отнесены к этой категории – вопиющий факт лингвистического сексизма. Третье же, и последнее, местоимение единственного числа – оно – теперь относится только к так называемым неисчисляемым существительным типа вино, багаж, информация и абстрактным понятиям, таким как радость, честность и снова информация.
Конечно, в любом языке есть некоторое расхождение между тем, что слышно на улицах, и тем, что занесено на скрижали словарей и учебников грамматики. Поскольку все языки находятся в непрерывном движении, так называемые правила никогда полностью не соответствуют реальности. Например, английские грамматисты старой школы скажут вам, что местоимение they – это местоимение третьего лица множественного числа и именно так его всегда надлежит использовать. Однако в устной речи им уже давно заменяют местоимения единственного числа, чтобы избежать указания на пол в таких, например, предложениях: Any English speaker will tell you that they have used “they” in this way (любой носитель английского скажет, что они в этом случае говорят «они») вместо Any English speaker will tell you that he has used “they” in this way (любой носитель английского скажет, что он в этом случае говорит «они»). Со временем такое употребление будет признано официально.
В итоге для нидерландских писателей настали трудные времена. Каждый раз, когда им надо написать он, она или оно, им приходится хорошенько подумать. Как лингвиста меня восхищает наблюдение Дженни Аудринг, что мой родной язык меняется прямо на глазах. Но как писатель я расстроен, потому что я теперь знаю, что в нидерландском языке есть два разных набора правил – одни действуют на улице, другие зафиксированы в словарях, – и каждый раз за письменным столом я вынужден выбирать между ними. Сплошное мученье!
Страны Бенилюкса экспортировали в английский огромное количество слов – триста с гаком – от beleaguer (осаждать), cruise (круиз) и coleslaw (разновидность салата) до plug (пробка), easel (мольберт) и smuggler (контрабандист).
Uitwaaien – отдыхать, отправившись в ветреное, а также часто холодное и дождливое место. Поскольку британцы, как и нидерландцы, склонны именно к такому – весьма своеобразному – отдыху, это слово им бы пригодилось.
37
Падение и взлет падежей
Цыганский
Многим носителям английского изучение иностранных языков особенно трудно дается из-за падежей. Хочу вас обрадовать: конец этих тварей не за горами. Скорость их исчезновения в разных языках различна, но сам факт очевиден, как очевидно, что вода всегда стекает вниз: они отмирают. По крайней мере, в индоевропейской семье.
Рассмотрим некоторые примеры. Для слова волк в латинском языке были падежные формы lupus, lupi, lupo и так далее. Но в его прямом потомке – французском – осталась только одна форма: le loup. В древнегерманском было wulfaz, wulfasa, wulfan и так далее – в общей сложности шесть форм, а в современном немецком осталось только четыре из шести, причем в устной речи используется, как правило, не больше трех (der Wolf, dem Wolf и den Wolf – обратите внимание, как падежное окончание переместилось от существительного к его артиклю), а в некоторых диалектах – всего два. На письме встречается еще вариант des Wolfes (волка, волчий), но в устной речи эта форма (единственная уцелевшая в английском!) напоминает голос с того света.
Цыганский гитарист Жан Рейнхардт (Джанго). На цыганском джанго значит я просыпаюсь, но весьма сомнительно, что это имя имеет цыганские корни.
Django Reinhardt: William P. Gottlieb/US Library of Congress.
К северу, западу и югу от ареала немецкого языка падежи встречаются очень редко. Их сохранила лишь горстка мелких языков на холодном северо-западе Европы: исландский, фарерский, шотландский гэльский и ирландский гэльский, причем в Ирландии они исчезают. Однако к востоку от немецкоговорящих регионов падежи по-прежнему широко распространены. Только болгарскому и македонскому удалось от них (почти) полностью избавиться. Во всех остальных славянских языках, а также в албанском, армянском, латышском и литовском сохраняется по 6–7 падежей, а румынский и греческий цепляются за оставшиеся у них 3–4.
