Созданная И.Валлерстайном школа занимается исследованием самых общих закономерностей развития современной мир-системы (СМС). Отправляясь от факта неравномерности распределения богатств по разным регионам планеты, а в теории – от французской исторической школы "Анналы", прежде всего Ф.Броделя, И.Валлерстайн использует дескриптивную модель, опирающуюся на понятия о центре (ядре) мир-системы, ее периферии и полупериферии, занимающей промежуточное положение по степени индустриализации, концентрации капитала, уровню жизни населения [444, 445], см. также [353]. Данная тройка, представляющая собой геометрический парафраз идеологемы о первом (Запад), втором (Восток) и "третьем" мирах, по-прежнему опирается на дистинктивную силу, присущую и числу, при этом И.Валлерстайн постоянно подчеркивает, что речь идет о принципиально целостной системе.
Как и в случае с богатым-средним-бедным классами, каждое из звеньев, включая иерархически нижнее, периферию, неистребимо; феномен отсталости, бедности стран неустраним: если каким-то из них и удается пробиться ближе к ядру, то только за счет других [353, с. 46]. Мир-системная модель концептуально поддерживает и репродуцирует саму себя, диктуя свою волю и логику реальной действительности. И это ей удается благодаря спекулятивно-априорному характеру самой дескрипции.
Стоит сказать несколько слов об известной русской идеологеме ХIХ – начала ХХ в.: начиная с С.С.Уварова, министра народного просвещения при Николае I, основными столпами государства признавались православие, самодержавие и народность. Как известно, диада "Церковь – монархия" составляла главный нерв высшей политической жизни со средневековья, а в варианте жрец или шаман, с одной стороны, и царь или вождь, с другой, уходила вглубь тысячелетий. С.С.Уваров, прошедший штудии немецкой классической философии, не только дополняет былую пару в духе нового времени (напомним, народ – фигурант Великой французской революции, Отечественной войны 1812 г., учений просветителей и немецких романтиков, имя "народ" – на устах Войны за независимость Соединенных Штатов, их конституции, а также декабристских обществ в России), но и придает расширенной таким образом группе характерную логическую завершенность. Уже в ХХ в. Таиланд перенимает триадную формулу – см. государственная идеология "трех принципов": чат, сатсана, манакесат (нация, религия, монархия) [10,с. 71], – а затем к ней присоединяется и кхмерский Сангнум: джати, сасана, махахшатр [там же, с. 80].
В начале раздела была затронута система философских и грамматических времен, теперь обратимся к иным темпоральным классификациям. В ХVIII в. эволюционизм проникает в представления о человеческом обществе, и в 1768 г. шотландский философ А.Фергюссон подразделяет историю на эпохи дикости, варварства и цивилизации, различающиеся между собой характером хозяйства и степенью развития отношений собственности. Аналогичные взгляды развивались французскими просветителями, в частности Антуаном Кондорсе, стремившимся детально описать общественное устройство в каждую из таких эпох [246, с. 6].
Зачем вообще делить историю на счетное число единиц? – По-видимому, для того, чтобы лучше ее понять. Деление и последующее соединение (ср. анализ и синтез) позволяет увидеть в ней систему, причем систему рациональную.
Почему эпох именно три? – Не объясняется ли это тем, что исследователи стремились предложить целостную классификацию? По пунктам: "полную", т.е. охватывающую все этапы реальной истории; "замкнутую", ибо история на глазах превращалась в самостоятельную дисциплину и ее методологический инструментарий был призван объяснять развитие как эндогенное (в том числе в гносеологическом смысле: все исторические феномены являются предметом исторической науки, и все объяснения должны принадлежать ей самой, а не, скажем, мифу или другим наукам, будь то теология или механика); "связную", поскольку эпохи определялись в отношении между собой и история никогда не прерывалась, etc. Далее: история становилась действительно наукой – и не только потому, что стала открыто прибегать к эмпирическим методам, в частности археологическим, документальным, собирая свидетельства с их по возможности точными датировками, уже не удовлетворяясь задами Священного Писания. Она превращалась в науку, поскольку избрала в качестве проводника рассудок, рационально-логический инструментарий, который поставила выше любых авторитетов и откровений.(22)
Каким образом статуировались названные эпохи? – По принципу большей или, напротив, меньшей степени развитости. Такая операция сравнения бинарна, n = 2, и значит, эпох должно быть три и именно три. Бессмысленно искать подтверждений или опровержений последнего факта в рамках самой истории, например, ожидая, что какой-то исследователь эмпирически, с наглядными свидетельствами на руках докажет, что не было эпохи дикости или что эпохе цивилизации преемствует некая "сверхцивилизация". Подобные классификации самодостаточны, они априорно, тавтологически справедливы. Отказаться в таких случаях от трехчастности невозможно, не покусившись на саму исходную установку. Не потому ли они столь заразительны, и идея Фергюссона была тут же с энтузиазмом подхвачена?
При этом возникает видимый парадокс. Прежняя категориальная и грамматическая классификация включала три области времени: прошлое, настоящее, будущее, – т.е. покрывала всю хронологическую ось. Наука история будущее не рассматривает, но конституирующих звеньев, тем не менее, у нее оказывается не одно (прошлое), не два (прошлое вместе с настоящим, своеобразный перфект), а опять-таки три! Из целостности и бинарности в любом случае вытекает трехчастность – независимо от предмета, который наделяется названными свойствами.
В 1836 г. датчанин Кристиан Томсен рассматривает уже исключительно глубокую древность, и в его классификации появляются каменный, бронзовый, железный века [246, с. 6]. Нет, вероятно, необходимости объяснять, почему их снова три. Вызывает улыбку простодушное замечание специалиста: "Томсен ‹…› обосновал археологическим материалом систему трех веков" [там же; курсив мой. – А.С.]. Подобным материалом можно разве что наполнить рациональную схему, происхождение которой отнюдь не в археологии, которая принадлежит всем и никому в отдельности, ибо родом она из того рационального бессознательного, иллюстрациями которого мы только и заняты. Самый длинный каменный век впоследствии был разделен на древний каменный, т.е. палеолит, средний – мезолит и новый каменный век, неолит, каждый из которых, в свою очередь, отличался своим типом хозяйства и применяемыми орудиями. Приведенные схемы эвристичны, феноменологичны, и по-прежнему лишен смысла вопрос, на самом ли деле система такова. Если кто-то предложит модель с другим количеством звеньев, он должен либо отказаться от логики, либо же – а это, о чем будет сказано в своем месте, возможно – использовать принципиально иную ее разновидность.
В ХVIII – первой половине ХIХ вв. доминировали "здравые" рациональные подходы, и историческое членение европейского мира на Древность (тогда – прежде всего античность), Средневековье и Новое время было растворено в крови у историков. Трехчастность по-прежнему строго выдерживалась.
Время, таким образом, поддается операции логического замыкания. В таком контексте число три иногда выступает как порядковое, а не количественное. Об идеологеме "третьего пути" – не капиталистического и не социалистического, а некоего среднего – речь уже шла. Она, добавим, обладает древними параллелями. По словам Р.Генона, ""Путь Середины" называет его тайная даосская доктрина" [95, с. 3]. "Средний путь" считал этически наилучшим и Аристотель, а в Англии второй половины ХVI в. во время царствования Елизаветы I сложилось учение "среднего пути", т.е. промежуточного между римским католицизмом и континентальным протестантизмом (см. "Наука и жизнь", 1993, № 8). Порядковая нумеративность не нарушает общей логики, высвечивая ее важный нюанс: пригодность для несинхронных, исторически последовательных феноменов.
"Москва – Третий Рим", – утверждала русская политическая теория ХV – ХVI вв. Автор теории, игумен псковского Елизарова монастыря Филофей, сформулировал ее в своих посланиях периода правления великого князя Ивана III, стремясь вдохновить последнего на деяния, достойные начертанной исторической роли. Два предшествующих Рима – собственно Рим и Византия – послужили отправным пунктом концепции. Теперь, после занятия Константинополя турками, остро встал вопрос о преемнике, о новой великой империи. Но нас интересует не столько исторический антураж, сколько логика. Так вот, на основе былой эмпирической пары был построен канон, обладающий характерной логической окончательностью: не только "Москва – Третий Рим", но и "четвертому не быть".(23) Московские цари были включены в сквозную династическую линию, восходящую к Цезарю,(24) мало того – они были призваны завершить череду звеньев списка, воплотив в себе саму вечность.
