Так что главный вопрос: возникает или вскоре возникнет волна новых технический решений? Есть новые динамично развивающиеся отрасли вроде микроэлектроники и биотехники. Но проблема в том, что пока они не стали достаточно крупными, чтобы обеспечить удовлетворительное решение, особенно для рынка труда на Западе, где новые отрасли, как правило, бывают капиталоемкими, но не трудоемкими. Упадок обрабатывающей промышленности во многих странах Запада породил безработицу, которую новые отрасли не смогли сколько-нибудь серьезно сократить. Новинки вроде компьютеров, Интернета и устройств мобильной связи, увы, не производят столько рабочих мест и источников прибыли, как некогда давали нам железные дороги, автомобили и электрификация. Определенным исключением в последние годы стала лишь Зеленая революция, обеспечившая значительный рост сельскохозяйственного производства, главным образом в бедных странах. Большое значение сыграло и расширение секторов здравоохранения и образования, которые более трудоемки и в которых рабочая сила представлена более образованными представителями среднего класса. Их расширение, вероятно, продолжится, поскольку продолжительность жизни и особенно старости, а также зависимость социального статуса и занятости от образования продолжают расти.
Рэндалл Коллинз звучит весьма убедительно, когда он перечисляет и один за другим отвергает различные сценарии, которые человеческое общество могло бы использовать в борьбе со снижением занятости. Но на глазах происходит обратное. Подъем экономики на протяжении последних десятилетий в действительности вызвал рост глобальной занятости, превышающий даже рост численности мирового населения. В 1950–2007 годах рост числа рабочих мест примерно на 40 % опережал рост численности населения. В странах, входящих в ОЭСР, также работало больше людей, чем когда-либо прежде, хотя и абсолютное число безработных выросло, поскольку выросла численность населения. Соответственно увеличилась доля населения, ищущего работу, где большую часть составляли женщины. Эмансипация женщин и их выход на рынки формального труда стали самой серьезной проблемой для занятости на Западе. Однако в 1970–2007 годах глобальный уровень безработицы оставался довольно стабильным, составляя около 6 %. Даже статистические данные, собранные Международной организацией труда во время Великой рецессии, показывают, что глобальная занятость продолжала расти, хотя и вдвое медленнее, чем до кризиса, и распределялась по миру очень неравномерно. В 2009 году занятость сократилась в развитых экономиках, включая ЕС (на 2,2 %) и его соседей, и в странах СНГ (на 0,9 %), но при этом возросла во всех других регионах мира. Доля занятых от общей численности экономически активного населения в развитых странах и в Восточной Азии также снизилась, но в других странах она вернулась на уровень 2007 года уже к 2010 году. Безработица по-прежнему является проблемой западной (и в меньшей степени японской), но никак не мировой.
Потери Запада оборачиваются приобретениями для всех остальных, и в целом мир выигрывает. При этом будущее рынков труда в развитых странах может быть осложнено скорее дефицитом трудовых ресурсов, нежели высоким уровнем безработицы. Продолжительность жизни продолжает расти, а коэффициент рождаемости упал ниже уровня, необходимого для воспроизводства населения. Чтобы сократить разрыв, Европа, Япония и Северная Америка будут нуждаться в значительном притоке иммигрантов. Так как эти демографические тенденции, скорее всего, продолжатся, поскольку и многие другие страны становятся более развитыми, можно предположить, что во второй половине XXI века совокупная численность мирового населения начнет сокращаться. Вот почему, вероятно, не следует опасаться массовой безработицы — она не ускорит конец капитализма.
Как отмечает Коллинз, нет никаких причин для того, чтобы капитализм в течение неопределенно долгого времени оставался способным к созиданию, достаточному для компенсации разрушения. Просто так было довольно долгое время. Но точно так же нет никаких причин для прекращения созидательного разрушения. Кто знает, какие новые потребности возникнут в процессе развития? Позже я назову один такой созидательный сектор.
Но давайте предположим, что пессимизм моих коллег оправдан. Тогда нас ждет один из двух альтернативных вариантов будущего, которые представляются мне более вероятными, чем крах капитализма. Первым является довольно пессимистический для капитализма сценарий, в котором структурная занятость остается высокой и возникает общество «2/3-1/3». Две трети хорошо образованы, высококвалифицированы, имеют постоянную занятость, вполне успешны, но одна треть исключена из этого общества. Бедные получают социальные пособия и благотворительную помощь, которых достаточно, чтобы удержать их от бунта, либо их могут репрессировать. Они составляют меньшинство, так что вероятность успешной революции незначительна. Включенные в это общество вряд ли будут испытывать сильные симпатии к исключенным. Первые могут сформировать отрицательное представление о вторых как о никчемных отбросах, иждивенцах, «королевах вэлфера» [10] и т. д. В некоторых странах среди бедных будут особенно сильно представлены этнические или религиозные меньшинства и негативные стереотипы могут приобрести этнический или религиозный оттенок. Исключенные могут стать наследственными обитателями дна общества, тем самым разрыв между включенными и исключенными увековечится. Большинство включенных станет голосовать за сохранение такого разрыва, а многие из исключенных вообще не будут голосовать. Уровень социальной помощи может по-прежнему варьироваться на Западе, где одни страны (вроде Швеции и Германии) будут готовы содержать бедных в пределах основного общества, а другие (вроде Соединенных Штатов) не станут этого делать. Такой пессимистичный сценарий выглядит вполне узнаваемым, поскольку он уже осуществляется в США и социологи наблюдают его зачатки в Европе. В результате погибнет рабочий класс, но не капитализм, возникнет асимметричная классовая структура, подобная той, что существовала на протяжении большей части истории, но теперь с хорошо организованными капиталистами и разделенными, менее организованными рабочими. Социальные институты выживают, даже когда не слишком хорошо работают, если в среде угнетаемых не появляется контрорганизация.
Такой организации пока нет, и этот сценарий особенно пугает левых — непобедимый капитализм с усиленной эксплуатацией. Никогда левые всего мира не были настолько слабы, как сегодня. Всемирный социальный форум в Порту-Алегри был существенной силой, пока протест Юга против Севера/Запада обосновывался глобальной капиталистической эксплуатацией. Но теперь, когда «Юг» развивается, он перестает быть единым целым. Это стало очевидно в ходе недавних дебатов об изменении климата, в которых Китай, Индия и Бразилия поддержали Запад и Японию по вопросу отсрочки сокращения выбросов вредных веществ, несмотря на возражения более бедных стран.
Второй альтернативный сценарий более оптимистичен. Допустим, капиталистические рынки заполняют планету и в результате прибыли и темпы роста упадут. Но в таком случае капитализм стабилизируется при устойчиво низких темпах роста, и в этом нет ничего нового. Великий прорыв капитализма произошел в ХVIII-ХIХ веках в Великобритании, при этом британские темпы роста не превышали тогда 2 % в год. Залог успеха Британии заключался в том, что средние темпы роста немногим более % в год сохранялись на протяжении очень долгого времени. Однако в XX веке темп роста ускорился. В период между войнами самые успешные развивающиеся страны (Япония с ее колониями и Советский Союз) достигли исторически беспрецедентного роста на уровне % в год. Затем, в конце XX века, Китай и Индия (а теперь и другие страны) достигли роста около 8 %. Хотя такие темпы роста продержались уже почти два десятилетия, они неизбежно снизятся. После чего Африка и Средняя Азия смогут достичь даже лучших показателей. Но у них еще много времени прежде, чем темпы роста упадут до 1 %, определившего исторический успех Британии. Возможно, американские и европейские темпы упадут до этого уровня несколько быстрее, но во время нынешней Великой рецессии лишь несколько стран имели отрицательные темпы роста, и то всего на протяжении пары лет. Почему темп роста в 1 % должен считаться кризисом капитализма? Почему капитализм не может и дальше существовать в качестве глобальной системы с низким ростом, какой он и был на протяжении большей части своей истории? Двадцатое столетие, точнее период с 1945 по 1970 год на Западе и затем конец XX века на Востоке, следует считать исключением. Согласно этому сценарию низкого роста, роль спекуляций и власть финансового капитала также снизится, а повторение нашей Великой рецессии (которое в настоящее время весьма возможно) станет менее вероятным. Учитывая постепенное улучшение условий труда во всем мире, это выглядит просто замечательно. В таком случае все человечество могло бы жить в условиях относительно «медленной» стабильной экономики, как живут японцы в течение последних двадцати лет. Будущее капитализма может оказаться не бурным, а именно скучным.
