Нет и никогда не было в мировой истории спецслужб госбезопасности, которые работали бы по иному, поскольку методики получения секретной информации от врага объективно ограничены, а получать такую информацию жизненно необходимо. Чистоплюйством и «чистыми руками» в таком деле мало чего добьёшься. Недаром Чанакью-пандита, первым в истории провозгласившего это, называют «индийским Макиавелли». В деле госбезопасности всегда превалируют польза и необходимость, но никак не нравственность и гуманизм.
Обычно мало кто задумывается над вопросом: почему по сей день остаются засекреченными архивные дела скандальнейших процессов 1920-х гг., в то время как государственные комиссии 1990-х гг. были заинтересованы в широчайшем разоблачении большевиков, советских органов госбезопасности и советской власти? Что мог скрывать тот же М. Н. Полторанин, возглавлявший тогда работу по рассекречиванию архивов и до недавнего времени всей душой ненавидевший советский строй? Чем нынешней власти может угрожать то же дело Петроградской боевой организации 1921 г. — В. Н. Таганцева, Н. С. Гумилева и еще 177 человек, если оно находится в секретном хранении и в 2015 г.? Вы никогда об этом не задумывались? Я вижу объяснение только в одном: это дело никак не получилось сфальсифицировать, и оно доказывает справедливость вынесенных судом приговоров. Но в таком случае, если снять с него гриф секретности, то у пытливых исследователей неизбежно возникнут подозрения, что и т. н. «разоблаченные» дела — на деле были справедливыми, но их подделали в интересах текущей власти для общественного потребления. И тогда разваливается вся конструкция «культа личности» и «сталинизма», разваливается весь хрущевский и либерально-демократический реабилитационный процесс и окончательно вырисовывается преступным государственный переворот Ельцина и К° в августе 1991 г.
В вопросе противоборства служб госбезопасности различных стран особенно не повезло советским ВЧК-ГПУ (ОГПУ) — НКВД-МГБ-КГБ СССР. С разницей в тридцать с небольшим лет они дважды попали под водопад помоев, нагаженных истеричной отечественной интеллигенцией, которую всемерно поощряли дравшиеся за власть и народные богатства политические группировки. Активнейшими участниками этой болезненной процедуры обливания были спецслужбы других государств. Впрочем, столь солидную порцию помоев наши охранители получили заслужено, поскольку не выполнили свои прямые обязанности по соблюдению безопасности государства и не противодействовали его разрушению.
Однако вернемся к архивам. Рассекречиванием документов российской властью первыми воспользовались заинтересованные иностранцы, прежде всех профессура Гарвардского университета[2]. Уже после 1994 г. известный отечественный историк, специалист в области международных отношений академик А. О. Чубарьян[3] жаловался: «…американцы, например, издают по близкой мне проблеме “холодной войны” бюллетени, в которых публикуют массу документов из российских архивов. У нас же эти документы после 1994 года оказались вновь засекреченными»[4]. Кто «присоветовал» тогдашнему российскому руководству открыть архивы в 1991 г., те ими и воспользовались. А кому было не положено, то бишь независимые отечественные ученые, те «остались с носом». Однако подлинники публикуемых американцами документов хотя бы и ныне хранятся в России. Хуже другое: «…крупные комплексы документов из РГАНИ и других федеральных и ведомственных архивов передавались руководству Чехии, Польши, Южной Кореи и т. д.»[5]. Наша наука осталась без огромной доказательной базы, которая теперь засекречена от российских ученых, но уже за рубежом.
Значительную часть ответственности за происшедшее несет созданная осенью 1991 г. Комиссия по организации передачи-приема архивов КПСС и КГБ СССР на государственное хранение и их использованию. Ее председателем был назначен один из самых одиозных историков эпохи перестройки Д. А. Волкогонов[6].
Однако в процессе рассекречивания документов важнейшую роль сыграла Специальная комиссия по архивам при Президенте Российской Федерации. Она была учреждена по распоряжению Б. Н. Ельцина 20 мая 1992 г. и просуществовала до конца июля 1993 г. Председателем комиссии назначили М. Н. Полторанина[7].
Поскольку работа названной комиссии представляет особый, точнее, главный интерес для читателей данной книги, и чтобы более ярко осветить место в этой комиссии М. Н. Полторанина, процитирую фрагмент из воспоминаний директора (в указанные выше годы) Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, а позднее руководителя Федеральной архивной службы России (Федерального архивного агентства), члена-корреспондента РАН В. П. Козлова[8], который непосредственно сотрудничал с обеими комиссиями: «Благодаря Указу Президента России от 23 июня 1992 г. “О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека”, в стране развернулась масштабная работа по рассекречиванию архивных документов, связанных с репрессивной политикой государства. За месяц до этого распоряжением президента была создана Специальная комиссия по архивам при президенте Российской Федерации. Это был демонстративный политический акт: в условиях разворачивавшегося в Конституционном Суде России процесса по “делу КПСС” президент в противовес уже существовавшей парламентской комиссии по приему-передаче на государственное хранение документов КПСС и КГБ СССР образовал структуру из узкой группы лиц, которой поручалось рассекречивание документов высших органов КПСС, центральных и местных органов государственной власти и управления, сконцентрированных в бывших партийных архивах, архивах КГБ СССР, государственных федеральных и местных архивах. Комиссию возглавил тогдашний вице-премьер правительства России М. Н. Полторанин.
Человек решительный и радикальный, М. Н. Полторанин взялся за дело круто и с большим энтузиазмом, не чураясь лично, в телогрейке и перчатках, работать в архивохранилищах, прежде всего, партийных архивов. Пик работы комиссии пришелся на май — октябрь 1992 г. За это время ею было рассекречено около пяти тысяч архивных документов, крайне тенденциозно подобранных с обличительным для КПСС уклоном по заранее сформулированным темам: идеологический и политический контроль КПСС, борьба с оппозицией и инакомыслием в СССР, связи КПСС с коммунистическими, рабочими, левыми партиями, их финансовой поддержке и т. д.
Поскольку в основе работы комиссии лежали политические мотивы, она не смогла создать какой-либо стройной системы рассекречивания, а также выработать объективные критерии и механизмы этой работы. И хотя в течение 1991–1993 гг. в целом по стране в государственных архивах было рассекречено свыше 4,5 млн дел, к началу 1994 г. явно обозначился серьезный кризис с рассекречиванием архивов. Во-первых, после известных событий октября 1993 г. вместе с Верховным Советом РСФСР прекратила свою деятельность и Комиссия по приему-передаче на государственное хранение документов КПСС и КГБ СССР. Во-вторых, с принятием в 1993 г. Закона “О государственной тайне”[9] утратила свой официальный статус Специальная комиссия при Президенте России»[10].
Полторанин в интервью телеведущему А. В. Караулову[11], данном в программе «Момент истины» и показанном 30 июня 2008 г. по каналу ТВЦ[12], назвал Специальную комиссию — Государственной комиссией по рассекречиванию архивов КГБ СССР. Этой неточностью он подчеркнул основное направление своей личной деятельности в комиссии — будучи ее председателем, он сосредоточил свое внимание не столько на партийных архивах, как пишет В. П. Козлов, сколько на поиске и анализе документов в закрытых архивах КГБ.
Изученные Полтораниным документы не опубликованы по сей день и ученые-исследователи к ним не допускаются[13]. Однако это не повод не доверять рассказчику, который, как видно из процитированных воспоминаний независимого свидетеля, действительно провел огромную изыскательскую работу в архивах КГБ и ЦК КПСС. Важнейшим объектом его исследований стал Крымский узел — комплекс секретных документов по одной из самых сложных и острых проблем, которые приходилось решать Иосифу Виссарионовичу Сталину в течение всего времени его пребывания во власти.
В 1992 г. Полторанин либо предпочел, либо был вынужден промолчать о своих находках. Лишь через пятнадцать лет он оповестил о них широкую российскую аудиторию. Он ли? Тем более самостоятельная ли медийная фигура Андрей Караулов, вдруг вздумавший в своей авторской программе познакомить телезрителей с фактами, по исторической весомости и всестороннему значению равными разве что скандальным «Протоколам сионских мудрецов»?
