— Я тоже обманулся, — признался инспектор. — Когда ты окончательно убедила меня в невиновности Андерсона, я стал подозревать Макфарланда. Помнишь, ты рассказывала мне, что слышала, как он чихнул в коридоре приблизительно в то же время, когда произошло убийство? А тебе он сказал, что сидел дома и писал эссе.
— Возможно, Стивенсон думал и об этом — подставить не Андерсона, так Макфарланда. Хитер. Думаю, он специально стучал в подвале, чтобы я думала, будто там орудует истопник.
После убийства Стивенсону надо было отвлечься, и он стал изображать любовь к Джейни. Возможно, тут сыграл свою роль лотерейный билет.
— Но как быть с алиби? — возразил Пайпер.
— Ты имеешь в виду библиотеку? Он и тут все прекрасно рассчитал. Стивенсон был постоянным посетителем Генеалогического кабинета — как всегда, взял историю рода Аддисонов, ее, кроме него, вряд ли кто заказывал, укрылся в нише, спрятал книгу в стол, чтобы библиотечный служащий не вернул ее на полку, и выскользнул из библиотеки. После бегства пожарным ходом, когда понял, что уже поздно что-либо делать в лаборатории, как ни в чем не бывало вернулся в библиотеку, вынул книгу из стола и сдал ее. Вот тебе и алиби. Мог бы придумать кое-что получше, но для этого у него было слишком мало времени.
Что ж, все сходится, — согласился инспектор. — А потом он заподозрил, что ты напала на его след и пробрался в подвал с топором, чтобы убить тебя?
— Заподозрил? Да он был уверен, что я вот-вот обо всем догадаюсь! Вся цепь улик, которую он выстроил против Андерсона, рушилась. Он прекрасно понимал это и, как только узнал о побеге истопника, тут же решил действовать. Если бы в тот день ему удалось меня убить, ни один суд в мире не оправдал бы Андерсона. Но, к счастью, он промахнулся.
— Да уж, ловкий малый. — Инспектор задумчиво покачал головой. — Такого хладнокровия я еще не видывал!
— Но как раз хладнокровия ему и не хватило! Ведь он прекрасно знал, что ты не мог видеть его, — и все равно запаниковал! Вернувшись в больницу после того, как все ушли, он проглотил и наживку, и крючок, и леску. Возможно, с бегством Андерсона мы напортачили, и. это чуть не испортило дело. Он насторожился и поэтому постучал в дверь палаты. Войди он скрытно, без стука, с пистолетом или ядом в руках, все было бы ясно. Но доказать, что именно он убил Энис, было бы все равно очень трудно.
Возвращаясь в больницу, он, видимо, надеялся, что в палате никого, кроме тебя, нет. Но дверь открыла я, и он придумал историю, будто пришел помочь мне. Когда я согласилась на его помощь, он поверил в удачу. А у меня не было другого выхода — это был последний шанс вывести его на чистую воду. Он снял ботинки, но сначала заговорил со мной, чтобы убедиться, сплю ли я. А я притворилась спящей. Я слышала легкий то ли плеск, то ли шорох — это он бросил яд в стакан. Ну, остальное ты знаешь…
— Да, знаю, — согласился инспектор. — Но объясни мне, ради Бога, что за мелодию ты насвистывала целыми днями? Какое отношение к делу имеет это воробьиное чириканье?
— Ты об этом? — Хильда вытянула губы и засвистела: — Фью-иии, фью-иии… — Это как раз и была главная улика, — она смущенно улыбнулась, — которая, по твоей теории, всегда лежит на видном месте. Эту мелодию Энис написала на доске под нотами песни, которые она приготовила к завтрашним занятиям. Она хотела оставить нам знак, предвидела свою участь.
— Да, но что это все-таки значит, это фью-иии, фью-иии?
Мисс Уайтерс вынула из сумочки карандаш и листок бумаги.
— Я всем насвистывала эту мелодию, и все принимали меня за сумасшедшую. В этом-то и была моя ошибка. Думала о мелодии и забыла про ноты. Смотри, Оскар. Что может быть проще, — она написала две ноты — ля и ре, или А — D. Полное имя Стивенсона — А. Роберт Стивенсон. Это А — конечно же от Аддисон, девичьей фамилии его матери. Он ведь так гордился, что принадлежит к столь древнему роду! Наверняка Энис ласково называла его Ад! Когда она писала это послание, она в волнении забыла, что об этом никто не знает. А ноты кричали нам с доски: «Ад! Ад!»
Хильда встала.
— А теперь я пойду. Эта ночь утомила меня. Я ведь не сомкнула глаз, не то что ты — преспокойно спал, как бревно. А я-то думала, ты притворяешься.
— Я знал, что меня надежно охраняют, — испектор улыбнулся и погладил ее по руке.
А в это время Джейни Дэвис проснулась от телефонного звонка в своей квартире на 74-й улице.
— Джейни, я знаю, еще слишком рано, — раздался знакомый голос. — Но хочу сказать тебе что-то очень важное. Не могла бы ты встретиться со мной? Сейчас.
В жизни каждой девушки однажды наступает момент, когда она, сто раз ответив юноше «нет», в сто первый раз из чистого противоречия говорит «да».
То же самое произошло и с Джейни…
Гарднер Эрл Стенли. Обожатель мисс Уэст
Эрл Стенли Гарднер (1889–1970) — популярнейший американский писатель, король детектива. Начинал свою деятельность, как профессиональный адвокат, с 1923 года вступил на литературное поприще.
Суммарный тираж его произведений превышает 300 миллионов экземпляров. Ему принадлежат восемьдесят два романа об адвокате Перри Мейсоне и его очаровательной секретарше Целле Стрит. Девять — о прокуроре Дуге Селби, двадцать девять — о частном сыщике Дональде Лэме и его партнерше Берте Кул.
Привлекательные черты его творчества — виртуозно закрученный сюжет, непревзойденное мастерство рассказчика, высочайший уровень логического расследования преступления.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ПЕРРИ МЕЙСОН — знаменитый адвокат, впервые в жизни чуть было не проигравший дело
ДЕЛЛА СТРИТ — идеальная секретарша
ГЕРТИ — служащая канцелярии, чрезвычайно склонная к драматизму
ПОЛ ДРЕЙК — частный детектив, приятель Мейсона
СУДЬЯ ХАРТЛИ ГАМИЛЬТОН БЕРГЕР — окружной прокурор, заклятый враг Перри Мейсона
ДЭВИД ДЖЕФФЕРСОН — обвиняемый
УОЛТЕР ИРВИНГ — коллега обвиняемого
МАРЛИН ШОМОН — очаровательная француженка
ИВОН МАНКО — экстравагантная свидетельница обвинения
ДЖЕК ДЖИЛЛИ — лодочник
ЭНН РИДДЛ — блондинка с холодными голубыми глазами, владелица табачного киоска
МЭЙ УОЛЛИС ДЖОРДЕН — машинистка высокого класса, которая к тому же переписывалась со Сказочным Принцем
Прочие свидетели обвинения, полицейские, сыщики и т. д.
Знаменитый адвокат Перри Мейсон просматривал текст апелляции, подготовленный его сотрудником Джексоном.
— Много замечаний, шеф? — поинтересовалась секретарша Делла Стрит.
— Порядочно, — ответил Мейсон. — Кое-что пришлось сократить. Девяносто шесть страниц я превратил в тридцать две.
— Ну и ну! А бедняга Джексон клялся, что больше не удастся выбросить ни слова.
Мейсон усмехнулся:
— Ты же знаешь Джексона… Да, а как насчет машинистки?
— У Стеллы грипп. Энни завалена работой.
— Срочно найди замену! — распорядился адвокат. — Время не терпит.
— Слушаюсь, шеф. Сейчас позвоню в агентство и попрошу немедленно прислать машинистку.
— Ладно. А я попытаюсь выкинуть еще пару страниц. Такие бумаги пишутся не на потеху публике… И не для того, чтобы обучать судей юриспруденции. Все должно быть коротко и ясно. Главное— факты!
Мейсон схватил толстый голубой карандаш и погрузился в чтение.
Делла Стрит отправилась звонить в агентство. Через пять минут она доложила Мейсону:
— У них никого нет на примете. Я сказала, что нам нужна машинистка высокого класса. Тебе некогда исправлять глупые опечатки. Они обещали подыскать кого-нибудь. Спросили, сколько страниц. Я ответила — тридцать две…
— Двадцать девять с половиной! — торжествующе заявил Перри Мейсон.
Через полчаса текст был окончательно отредактирован. И тут в кабинет заглянула Герти, сотрудница канцелярии.
— Господин адвокат, пришла машинистка!
Мейсон кивнул и с довольным видом развалился в кресле.
— Она ужасно боится, шеф! — продолжала Герти таинственным шепотом. — Что вы ей сказали?
Мейсон удивленно уставился на Деллу Стрит.
— При чем тут я? — вспылила секретарша. — Я говорила не с машинисткой, а с мисс Моушер, директором агентства.
— Но эта девушка перепугана до смерти! — настаивала Герти.
Мейсон подмигнул Делле. Все знали, что Герти любит преувеличивать. Ее склонность к драматизму часто становилась мишенью для острот.
— Ну, Герти, признавайся! Что ты натворила? Чем напугала бедную девушку?
— Ничего я не натворила! Я отвернулась на минутку, чтобы ответить на сигнал коммутатора. Поворачиваю голову — эта девица уже у моего стола. Я даже не слыхала ее шагов! Она хотела что-то сказать, но не могла выдавить ни слова. Стоит и молчит. Потом я сообразила, что она судорожно схватилась за стол. Держу пари, у нее подкашивались ноги и…
