Тем не менее многие ученые считают геоинжиниринг неизбежным – в первую очередь из-за дешевизны этого подхода. Даже один эксцентричный миллиардер-экоактивист мог бы запустить его своими силами.
Чума потепления
Камни – это архив истории планеты, где эпохи в миллионы лет спрессованы временем в слои толщиной в несколько сантиметров, а иногда и меньше. Лед выполняет схожую роль – это дневник климата, но хранящаяся в нем история может ожить. В настоящее время в арктических льдах замурованы болезни, которые не витали в воздухе уже миллионы лет (359), – в некоторых случаях они были активны еще до появления человека. Это означает, что наша иммунная система понятия не имеет, как бороться с доисторической чумой, если она вдруг высвободится из льда. В лабораториях уже удалось реанимировать нескольких микробов: в 2005 году оживили экстермофильную бактерию возрастом 32 тысячи лет (360), в 2007-м вернули к жизни вирус возрастом 8 миллионов лет (361), а один русский ученый из чистого любопытства заразил себя бактерией возрастом 3,5 миллиона лет (362). Просто чтобы посмотреть, что будет. (Он выжил.) В 2018 году ученые оживили кое-что покрупнее – червя, который был заточен в вечной мерзлоте последние 42 тысячи лет (363). В Арктике сохранились устрашающие болезни и намного моложе. На Аляске исследователи обнаружили остатки гриппа 1918 года (364), который заразил 500 миллионов человек и убил 50 миллионов (365) – это около 3% населения мира (366) и в почти в шесть раз больше числа погибших в Первой мировой войне, для которой эпидемия сыграла роль последней капли. Ученые предполагают, что в сибирских льдах могут находиться черная оспа (367) и бубонная чума (368), а также много других болезней (369), которые по тем или иным причинам канули в лету, – краткая история разрушительных эпидемий, оставленных под арктическим солнцем.
На самом деле многие замерзшие организмы не переживут процесс оттаивания; те, что удалось оживить, были реанимированы в строгих лабораторных условиях. Но в 2016 году из-за деградации вечной мерзлоты оттаял труп оленя, погибшего от сибирской язвы по меньшей мере за 75 лет до этого (370). В результате были заражены 20 человек, а один мальчик скончался; больше двух тысяч оленей погибло от болезни.
В гораздо большей степени эпидемиологов беспокоят не древние болезни, а существующие сейчас, меняющиеся или даже заново эволюционирующие под влиянием потепления. Здесь первый фактор – географический. До начала раннего современного периода провинциальность человечества служила защитой от пандемий: бактерии могли уничтожить город, королевство, в отдельных случаях – выкосить целый континент, но они могли распространиться лишь настолько далеко, насколько их жертвы успевали переместиться, то есть не очень далеко. Черная смерть убила 60% населения Европы, но просто представьте, какими были бы последствия в нашем глобализованном мире.
Сегодня даже при глобализации и быстром смешивании населений стран наши экосистемы в основном стабильны, и это одно из главных ограничений – мы знаем, где могут распространяться определенные бактерии, и знаем, в каких условиях не могут. (Именно поэтому на некоторых направлениях экстремального туризма требуются десятки новых прививок и профилактических лекарств, а при путешествии из Нью-Йорка в Лондон об этом можно не беспокоиться.)
Но глобальное потепление перемешает эти экосистемы, то есть поможет болезням преодолеть географические границы, как это однажды сделал Эрнан Кортес [65]. Область распространения переносимых москитами болезней в настоящее время ограничена, но эти ограничения стремительно исчезают по мере расширения тропиков – сейчас это происходит со скоростью пятьдесят километров за десять лет. В Бразилии на протяжении поколений желтая лихорадка оседала в бассейне Амазонки, где обитают ее переносчики, москиты видов Haemagogus и Sabethes (371); болезнь была проблемой лишь для тех, кто там живет, работает или заходит глубоко в джунгли, и только для них. Но в 2016 году болезнь вышла за пределы Амазонки. Все больше москитов стало покидать свои влажные леса, и к 2017 году они добрались до районов, окружающих крупные мегаполисы —Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, – а это более 30 миллионов человек (372), многие из которых живут в трущобах, и вскоре им предстояло встретиться с болезнью, которая убивает от 3 до 8% инфицированных (373).
Желтая лихорадка – лишь одна из болезней, которые будут переноситься москитами в ходе миграции, покоряя всё новые части потеплевшей планеты – глобализируя эпидемии. Только от одной малярии ежегодно умирает миллион человек (374), а заражается еще больше, но это не ваша проблема, если вы живете в США или Франции. По мере смещения тропиков на север, а вместе с ними и москитов проблема приблизится; в течение грядущего столетия все больше людей в мире будут жить бок о бок с этими болезнями. Еще пару лет назад вирус Зика тоже не был вашей проблемой.
На примере Зика можно рассмотреть второй тревожный фактор – мутацию болезней (375). До недавнего времени мы ничего не слышали о вирусе Зика, потому что он не покидал пределов Уганды и Юго-Восточной Азии и, как казалось до недавнего времени, не вызывал врожденных патологий (376). Даже сейчас, через несколько лет после того, как планету охватила паника по поводу микроцефалии, ученые не до конца понимают, что произошло и что они упустили: болезнь могла измениться по прибытии на американский континент в результате генетических мутаций или адаптации к новой среде обитания; или же вирус Зика вызывает эти ужасающие предродовые последствия лишь в присутствии другой болезни (377), возможно, менее распространенной в Африке; либо это нечто, связанное с иммунитетом и окружающей средой, что защищает матерей Уганды и их еще не родившихся детей.
Но кое-что о воздействии климата на болезни нам известно точно. Малярия, к примеру, процветает в более теплых регионах, и, по оценкам Всемирного банка, к 2030 году 3,6 миллиарда человек столкнутся с этой болезнью – из них 100 миллионов в результате прямого воздействия изменившегося климата (378).
Подобные прогнозы зависят не только от климатических моделей, но и от глубинного понимания организма. Вернее, организмов. В процессе распространения малярии участвует не только сама болезнь, но и москит; болезнь Лайма переносят клещи – еще одни разносчики эпидемий, чей ареал обитания постоянно расширяется из-за глобального потепления. Эпидемиолог Мэри Бет Пфайффер задокументировала рост числа зараженных болезнью Лайма в Японии, Турции и Южной
