Что касается минойцев, то они умели делать линзы. Одна из таких линз выставлена в музее Гераклиона, и ее минойское происхождение не вызывает сомнений. Считается, что такими линзами пользовались мастера-резчики, вырезавшие печати со сложным рисунком, которые во множестве встречаются на Крите. Многие из таких печатей совсем мелкие, и мастер, вырезавший их, должен был иметь невероятно острое зрение, если, конечно, не пользовался какими-нибудь оптическими устройствами. Мы вполне можем предположить, что мастера-ремесленники, пользовавшиеся такими линзами постоянно, могли догадаться расположить их одну за другой, чтобы усилить увеличение. Если такой эксперимент закончился успешно, от него было рукой подать до применения сдвоенных линз не только для изготовления печатей, но и для наблюдений далеких объектов.
В XX в. появилось немало авторов, которые перед лицом громадного количества удивительных памятников и артефактов, не поддающихся научному объяснению, а также начитавшись научно-фантастических опусов, с легкостью заявляют, что людям древности помогали… инопланетяне, обладавшие более высокоразвитым интеллектом. Подобные заявления в высшей степени оскорбительны для интеллектуальных и творческих возможностей наших далеких предков. Более того, подобные спекулятивные объяснения едва ли нужны, особенно в том, что касается древней астрономии, поскольку даже наиболее высокоразвитые цивилизации древности знали об устройстве нашей Солнечной системы ничуть не больше, чем мы какой-нибудь век-другой тому назад. И если высказывались предположения, что ранние культуры знали о существовании планеты Уран, которую иногда действительно можно наблюдать невооруженным глазом, то уж наблюдать Сатурн со всеми его кольцами и спутниками было вполне в рамках досягаемости для древних астрономов. А это делает беспочвенной и ненужной гипотезу «инопланетного вмешательства», поскольку пришельцы с дальних звезд наверняка обладали куда более обширными знаниями о Солнечной системе, чем те скудные крупицы информации, которые древние смогли почерпнуть при изучении Сатурна. Более того, было бы заблуждением полагать, что минойцы, жившие на Крите 4000 лет тому назад, были менее сообразительны, чем мы, люди сегодняшних дней.
Гюнтер Д. Ротерс в своей книге «Справочник наблюдателя планет» высказывает мнение, что для сколько-нибудь четкого наблюдения колец и лун Сатурна необходим оптический телескоп с линзами около 13 сантиметров в диаметре: Другие специалисты полагают, что для этого достаточно и более скромных линз диаметром до 10 см. По современным меркам это весьма слабый телескоп или, лучше сказать, подзорная труба, хотя, учитывая ограниченные технические возможности людей, живших 4000 лет тому назад, даже такие линзы были абсолютно недоступны. Однако при благоприятных атмосферных условиях наблюдатель, находившийся в оптимальной точке, мог получить практически те же результаты, пользуясь линзой намного меньше 10 см в диаметре. Да, проводить наблюдения с такими приборами было нелегко, и длительные наблюдения могли оказаться достаточно трудными, но это не означает, что они были абсолютно невозможны.
Утверждение о том, что астрономы минойского Крита обладали примитивными телескопами, резко противоречит бытующим мнениям по этой теме, хотя оно способно дать ответ на многие вопросы, возникающие в результате предложенной мной интерпретации пиктограмм на Фестском диске. Тот факт, что гипотетическое существование таких приборов не подтверждается находками предметов, которые можно было бы с уверенностью признать фрагментами древних телескопов минойской эпохи, не следует понимать в том смысле, что таких приборов вообще не существовало. Отсутствие не есть доказательство, а доказать, что подобных приборов не существовало, невозможно. Если критские астрономы минойской эпохи обладали некими знаниями о движениях планет и их лун, такие знания наверняка были прерогативой правящей элиты, и когда около 1450 г. до н э. минойская цивилизация неожиданно погибла, накопленные знания погибли вместе с ней. Поэтому те знания, которые все же пережили минойскую катастрофу, сохранились лишь в форме случайных фрагментов. И в числе утраченных знаний вполне могла оказаться и технология создания телескопа.
Что касается мифов, повествующих о Кроносе и Зевсе, мы не можем с уверенностью судить, являются ли они отражением представлений людей, передававших из уст в уста предания о чем — то, что было недоступно для их понимания, или же эти мифы служили средством передачи от одного поколения к другому важной астрономической информации. Вполне вероятно, что такие мифы представляли собой тайное знание некой эзотерической секты, члены которой изложили правду о своих астрономических наблюдениях и математических достижениях в такой форме, которая была понятна только им. Но в некий момент цепь исторической преемственности прервалась, и реальные сведения превратились в мифы и легенды, дошедшие до нас.
Мы никогда не узнаем, каков истинный возраст этих мифов, повествующих о боге неба и еще более древнем боге, который в греческой мифологии считался его отцом. Но мне не кажется чем — то совершенно нереальным предположить, что информация, содержащаяся в таких мифах, восходит к гораздо более древнему источнику, и что часть этих знаний была тайной уже для самих минойцев, поскольку они тоже были наследниками еще более ранней культуры. Если допустить, что греческие мифы действительно представляют собой метафорическое описание планет и спутников нашей Солнечной системы, многие из них пришлось бы переименовать. Хотя луны Юпитера и Сатурна носят имена древнегреческих богов и героев, большинство этих названий было присвоено им в XVII–XVIII вв. и поэтому не имеют ничего общею с названиями, которые некогда дали им древние греки.
Глава 18. РЕЛИГИЯ И РИТУАЛ
Известно, что верховным божеством на Крите в минойскую эпоху была богиня природы, главными функциями которой являлись плодородие и рост всевозможных растений. Образцы раннего искусства Крита сохранили многочисленные примеры того, как выглядела эта богиня.
Ее обычно изображали с преувеличенно пышной грудью и выступающим животом, символизирующим беременность как важнейший аспект плодородия. Древнейшие примеры таких религиозных фигурок исполнены очень грубо; мастера, создавшие их, проявили ничуть не больше искусства, чем авторы аналогичных изваяний, которые археологи находят в Западной Европе. Однако по мере того как минойская культура приближалась к своему расцвету, озарившему плодородные долины Крита, изображения богини-матери становились все более и более изящными. Один из позднейших образцов этой эволюции — статуэтка. Происхождение этого древнего шедевра пластики неизвестно.
Другой и, пожалуй, еще более важный источник информации о религиозных представлениях минойцев — многие сотни так называемых печатей, которые археологи часто находят при раскопках. На таких печатях часто изображаются различные анималистические сценки: дикие козы, львы и птицы. Иногда на них встречаются те или иные черты повседневной жизни или мифологии минойцев. Многие сцены с трудом поддаются интерпретации, особенно те из них, где изображены жертвоприношения некоему персонажу — женщине, часто восседающей под деревом. Является ли эта фигура изображением богини, жрицы или царицы, выполняющей роль богини во время неких религиозных празднеств? К счастью, встречаются отдельные изображения, которые можно интерпретировать без особого труда. На них обычно присутствует некая фигура, по обеим сторонам которой показаны мифические существа, не оставляющие сомнений, что перед нами — богиня.
Вполне возможно, что в центре верований минойцев лежали дуалистические представления: бог и богиня, выражавшие женское и мужское начала. Бог на печатях принимал весьма и весьма различный облик, и это, возможно, было связано с ритуальным годом. Вначале он предстает ребенком, а затем получает статус супруга богини. Рождение бога, его связь с образом богини и последующее умирание, несомненно, ассоциировались с природными циклами. Этот аспект религиозных верований присутствует во многих культурах. Женское начало символизирует вечность природы, а молодой бог, который становится ее супругом, а затем умирает, — это символ хрупкой эфемерности жизни: рождение, смерть и возрождение.
В этих сценах часто присутствует древо — образ, который, без сомнения, связан с природой и сезонными циклами. Дерево в искусстве минойской эпохи — это реминисценция Мирового Древа, присутствующего во многих древнейших религиях. Корни этого древа уходят в подземное царство, а ветви возносятся в небо. В некоторых верованиях на многочисленных ветвях древа располагаются сферы людей и сферы богов, и мы даже можем проследить в минойском почитании древа особую форму религиозных верований, которая приобрела важное значение для народов Северной Европы за много веков до принятия ими христианства. На Крите в основе культа дерева находилась маслина (оливковое дерево) — дерево, отличающееся исключительной долговечностью. Оно способно плодоносить до двух тысяч лет и более[71].
