Для истории замысла «музыкальной трагикомедии» важно мемуарное признание Боголюбова:
Азербайджанский оперный театр… был очень сложной театральной организацией. В одном театре на едином государственном бюджете базировались — русская опера, национальная азербайджанская опера и русская оперетта. Оркестр, хор и балет были общими для всех трех трупп… Положение мое, главного режиссера, единого в трех разнообразных труппах, было затруднительно. Специфики азербайджанского искусства я не знал и мне было трудно осуществлять режиссерское руководство в азербайджанской труппе. Состав русской оперы не отличался стройным ансамблем, и работа в этой области увлечь меня не могла, хотя я и относился к делу самым добросовестным образом. А яркий состав опереточной труппы, очень культурной, привлекал меня и невольно тяготел более всего к нему. Оперетте нужен был свежий и нешаблонный режиссер и меня захватило чувство новизны работы, создание спектаклей, где музыка и слово сливались в одно стройное целое[500].
Экспериментальным установкам режиссера отвечают и сдвиги в жанровой структуре ивановского либретто.
Боголюбову принадлежит любопытная мемуарная зарисовка Иванова в Баку; она может показаться тривиальной (знание языков, командировка от Луначарского, ошибочное производство Иванова в проректоры и т. п.), но вспомним, что Боголюбов писал этот симпатичный очерк задолго до всякой оттепели:
В то время в Государственном университете Азербайджана работали очень многие профессора из Петрограда. Республиканские власти принимали все меры, чтобы сосредоточить в Баку цвет профессуры. Я был близко знаком с проректором университета Вячеславом Ивановичем Ивановым, моим знакомым еще по довоенному Петербургу. Это был виднейший поэт-символист, лицом напоминавший Тютчева. Но насколько поэзия Тютчева была глубокой и ясной, настолько поэтические произведения Иванова были неясными, хотя и весьма глубокими. Я очень любил его поэзию. В них всегда звучала сложная музыка, модернизированный «эллинизм», и строфы его стихов всегда отражали особую изощренность формы.
Познакомившись ближе с Ивановым в Баку, я поразился его огромными знаниями. Он в совершенстве владел греческим и латинским языками. Кроме того, Иванов знал многие западно-европейские языки, а в итальянском знал все диалекты и все наречия.
По субботам у Иванова собиралась обычно профессура и люди искусства. Засиживались все у хозяина-эрудита очень долго, время шло незаметно — так увлекательно хозяин умел занять своих гостей.
Позже В. И. Иванов уехал из Баку — А. В. Луначарский направил его в Италию, где он проводил разностороннюю научную и педагогическую работу[501].
Напомню, что Н. Н. Боголюбову посвящено еще одно бакинское стихотворение Вячеслава Иванова: «Niccoló, color celeste!..» — шутливый юбилейный хор, оно составляет необходимую праздничную пару вышеприведенной торжественной кантате[502].
Чествование Н. Н. Боголюбова оказалось столь важным событием культурной жизни Баку, что подготовка к нему велась под именем министра; Вячеслав Иванов был рабочим председателем, как это явствует из списка, помещенного в той же программке праздничного вечера:
Юбилейная Комиссия
Почетный председатель юбилейной комиссии Нарком Просвещения М. Кулиев[503]. Председатель профессор Вяч. Иванов. Товарищ председателя П. И. Амираго[504].
Секретарь комиссии Гроссман Я. А.[505]
Члены Комиссии: Профессор Айсберг И. С.[506], Абасов Г. А.[507], Гаджибеков У.[508], Карпова П. Л.[509], Клибсон А. Л.[510], Книжников К. Л.[511], Мамедова Ш.[512], Неймер Б. М.[513], Никольский В. А.[514], Пессимист В. З.[515], Полонский А. В.[516], Столерман C. Л.[517], Тахмасиб Р.[518], Ухов В. Г.[519]
Приведу также собственно программу юбилейного спектакля (чем исчерпывается текст имеющейся в моем распоряжении листовки):
НАРКОМПРОС А.С.С.Р.
Большой Государственный Театр В среду 19-го декабря 1923 г. в ознаменование 35-летия сценической деятельности режиссера оперы
Н. Н. БОГОЛЮБОВА
при участии симфонического оркестра и хора Торжественный Вагнеровский Вечер посвященный постановке оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер»
Участвуют: профессор В. М. Зуммер[520], С. А. Столерман, П. Л. Карпова, С. А. Варшавская[521], В. А. Войтенко[522], В. Г. Ухов, В. А. Никольский, А. В. Белянин[523], В. Я. Звягин[524].
ПРОГРАММА ВЕЧЕРА.
Вступительное слово «Миф о Тангейзере» — профессор Зуммер.
«Тангейзер», увертюра. Исполнит симфонический оркестр под управлением С. А. Столермана.
Отделение II-е.
Чествование юбиляра.
Отделение III-е.
а) «Гимн искусству». Исп. симфонический оркестр и хор под упр. Н. Н. Боголюбова.
б) Ариозо Венеры и Тангейзера. Исполн. С. А. Варшавская и В. А. Войтенко. Оркестр под упр. С. А. Столермана.
в) Состязание певцов. Исполн.: В. А. Никольский, В. Г. Ухов,
B. А. Войтенко, В. Звягин, А. В. Белянин. Оркестр и хор под управл. С. А. Столермана.
Отделение IV.
а) «Ария Елизаветы». Исп. П. Л. Карпова. Оркестр под упр. C. А. Столермана.
б) Сцена и ариозо «Вечерняя звезда». Исп. В. Г. Ухов. Оркестр под упр. С. А. Столермана.
в) Заключительное слово «Пути народного искусства по Вагнеру». Н. Н. Боголюбов.
г) «Нюренбергские мастеровые певцы — Мейстерзингеры». Увертюра. Исп. симфонический орк. под упр. Н. Н. Боголюбова.
II. «Обоим сон в тот вечер…»
Софии Александровне Маковельской
Обоим сон в тот вечер
Пригрезился один,
Когда о тайной встрече
Пел ангел Лоэнгрин.
И свет страны единой
Один в другом узнал, —
Куда нас лебединый
Певучий челн умчал.
Лишь в ризе белой странник
Находит Монсальват.
Плывет на зов посланник
В сияньи белых лат.
Изведав трепет чуда,
Запомните ж и месть
Пытающим, откуда
Лучится сердцу весть.
(24 мая 1924 Баку)
Источник текста: фотокопия автографа, полученная от С. А. и А. О. Маковельских в 1969 году.
В основе стихотворения — воспоминание о совместном слушании оперы Р. Вагнера «Лоэнгрин», которая давалась в бакинском Большом государственном театре 13 и 17 апреля 1924 года. Заглавную партию пел Л. В. Собинов[525].
По дате стихотворение соположено другому воспоминанию о вагнеровском герое, в беседе с Е. А. Миллиор, датированной в ее дневнике 29 мая 1924 года:
Странный разговор — напряженный, порывистый — весь на фоне воспоминаний о Лидии Дмитриевне <Зиновьевой-Аннибал>…«Как могла Эльза спросить Лоэнгрина. Не должна была. А вы могли бы не спрашивать?..» — вопрос ко мне. Я заколебалась. Вяч. Ив. сказал, указывая на книгу Лидии Дмитр.<иевны>: «Она смогла бы, она бы не спросила». «Она была гениальная женщина»[526].
Материал публикации по своей собственной логике вернул нас к теме, получившей замечательную интерпретацию в труде Н. А. Богомолова и М. Вахтеля, который упомянут в начале этой публикации.
Н. В. Котрелев (Москва)Возвращение к источнику:
Об автографе одного стихотворения Анны Ахматовой и его публикациях
В 1970 году вышла в свет работа В. М. Жирмунского «Анна Ахматова и Александр Блок»[527], положившая начало серьезному исследованию этой необычайно сложной темы. В заключительной части статьи было опубликовано не изданное до того времени стихотворение Анны Ахматовой «Ты первый, ставший у источника…»[528], посвященное Александру Блоку. В качестве источника публикации В. М. Жирмунский указал автограф, находящийся в фонде А. А. Ахматовой в ГПБ (фонд № 1073 в Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, ныне Российская национальная библиотека — РНБ, ед. хр. 114), правда, без точного шифра рукописи. В вышедшем через пять лет после смерти ученого издании произведений Ахматовой этот текст был напечатан в разделе «Стихотворения, не вошедшие в основное собрание», а в комментарии было указано: «В рукописном плане собрания стихотворений отнесено по времени создания к Ч („Четкам“. — Н. К., О. Ф.). Демонический образ Блока предвещает позднейшие строфы „Поэмы без Героя“»[529]. Что касается первой части этого комментария, считаем необходимым отметить, что стихотворение упоминается не в каком-либо рукописном плане сборника (в подобном документе его было бы непросто заметить даже самому дотошному исследователю), а в кратком перечне дополнений на обороте проекта титульного листа сборника «Четки». В 1960–1961 годах Ахматова, как известно, составляла план своего первого «Бега времени» (1962–1963), зарезанного впоследствии цензурой из-за отрицательной рецензии Е. Книпович. Именно к этому предполагавшемуся изданию Ахматова сделала проекты титульных листов, на обороте которых указала, из каких изданий необходимо брать тексты стихотворений. Так, на обороте титульного листа «Четок» с эпиграфом из стихотворения Е. А. Баратынского («Прости ж навек! Но знай, что двух виновных, / Не одного найдутся имена / В стихах моих, в преданиях любовных») она записала: «Печатать по берлинскому изданию 1922–23 гг. (Алконост и „Petropolis“) убрав (так! — Н. К., О. Ф.) вздор». Эта запись сделана простым карандашом, который приблизительно можно датировать 1960–1961 годами. Далее было сделано несколько дополнений фиолетовыми чернилами, которые также можно отнести к этому периоду: «<…> прибавив 1) Земная слава 2) Как страшно… (1913) 3) В зеркале (1913) 4) Ты мог бы… (1913) 5) Проводила друга (1913)». К этому же времени относятся последние добавления, сделанные яркими синими чернилами (тонкая линия): «и Блоку 6) „Ты первый, ставший у источника…“». Чуть позже простым карандашом было приписано: «Кроме того взять из „Белой стаи“ стихи 1914 г. до войны»[530]. Относительно второй части комментария В. М. Жирмунского («Демонический образ Блока предвещает позднейшие строфы „Поэмы без Героя“») заметим, что синие чернила на обороте проекта титульного листа свидетельствуют об одновременности создания вписанного дополнения и «блоковской» строфы в «Поэме без Героя»: средства записи строфы «Это он в переполненном зале…» и вставки на обороте проекта титульного листа «Четок» «и Блоку 6) „Ты первый, ставший у источника…“» идентичны. Теми же синими чернилами сделан ряд исправлений: «И поведано чьим-то словом» — на «И его поведано словом», «Шаль воспетую…» — на «Кружевную шаль…», строчная «д» — на прописную в строке «А другой как Демон одет». Таким образом, связь стихотворения «Ты первый, ставший у источника…» и «блоковской» темы в «Поэме без Героя» сомнений не вызывает, но что чему предшествовало — сказать трудно. Возникает даже вопрос: не тогда ли, в 1960-м, было создано само стихотворение «Ты первый, ставший у источника…»?
