Подобную же работу в Вене опубликовал Иоган Петер Франк — «Система совершенной медицинской полиции». Обе работы отражала слияние двух направлений медицины: с одной стороны, усилия медиков дать медицинское направление и толкование событий, которые играют роль при определении преступлений и всякого вода нарушений — от убийства до изнасилования, от телесных повреждений до симуляции болезни. С другой стороны, процесс скопления большого числа людей в городах приводил к эпидемиям и мору и ставил перед медициной новые задачи по контролированию гигиенического состояния городов. В обоих случаях речь шла о государственно-общественных проблемах. На рубеже XVIII и XIX столетий в Германии и Австро-Венгрии возникла единая государственная медицина, занимавшаяся как вопросами судебной медицины, так и вопросами гигиены населения. В городах и селах были созданы медицинские пункты, которые должны были оказывать населению помощь и производить медицинские освидетельствования для судов. Одновременно в нескольких университетах (в Эрлангене, Праге и Вене) был введен курс государственной медицины, который давал врачам государственной администрации основы специальных знании. Французская революция в значительной степени способствовала развитию этой тенденции. Уголовно-процессуальный кодекс Наполеона, всесокрушающее творение 1806 года, положил конец инквизиторским тайным судебным процессам, где для доказательства вины применялись пытки. Во Франции и Европе он подготовил почву для создания новой системы судебного разбирательства, которая вывела деятельность судей и медицинских экспертов из прежней замкнутости и поставила ее под контроль общественности.
Если бы в ноябре 1889 года; в день, когда Лакассань отправился на лионское кладбище, чтобы эксгумировать труп из Миллери кто-нибудь оглянулся на этот ранний период развития судебной медицины, то ему представилось бы жалкое зрелище. Все, чему к началу века учила государственная медицина, было проникнуто стремлением решать проблемы не путем эксперимента, а посредством теоретических построений. Развитие судебной медицины, так же как системы Бертильона и дактилоскопии, было тесно связано с резкими скачками развития естествознания, с отказом от умозаключений в пользу эксперимента и изучения фактов жизни и смерти. Наилучшим образом эту тенденцию характеризуют слова скончавшегося в 1864 году берлинского врача, преподавателя государственной медицины, Иоганна Людвига Каспера, который в предисловии к своей книге «Настольная книга по судебной медицине», вышедшей в 1857 году, писал: «Пусть не будет упреком то, что судебной медициной в Германии занимались люди, глубокое научное образование и начитанность которых не могли заменить отсутствия наблюдательности». Эпоха Дарвина, Гальтона и Квэтлэ помогла медицине совершить быстрый скачок в своем развитии. Хотя история анатомии, история вскрытия человеческого тела уже насчитывала более 300 лет, лишь теперь она добралась до истинных тонкостей строения организма. Еще на рубеже XVII и XVIII веков итальянец Морганьи начал вскрывать трупы умерших и сравнивать изменения, появившиеся в различных органах вследствие болезни. Он основал патологию, науку об изменениях органов, характерных для определенных болезней. Но своего истинного расцвета патология достигла лишь во второй половине XIX столетия. Правда, уже в XVII веке голландец Левенгук использовал изготовленную им линзу для изучения мышц человека, невидимых невооруженным глазом. Но лишь в XIX веке началась действительно эпоха микроскопии, микроскопической анатомии, открытие клетки как мельчайшей частицы человеческого организма и всех органических структур, эпоха микроскопической гистологии, изучающей частицы тканей человека под микроскопом, при помощи красок делающая невидимое видимым, и, наконец, эпоха микроскопической патологии.
В первой половине XIX века во Франции, Германии и Австро-Венгрии можно было по пальцам пересчитать врачей, которые пытались использовать в государственной медицине достижения естествознания. Это были Кромхольц и Попель в Праге, Фитц и Бернт в Вене, а также основавшие в Берлине и в Париже «новую школу судебной медицины» Иоганн Людвиг Каспер (родившийся в 1796 году в Берлине), Матьё Жозеф Бонавантур Орфила, создатель науки о ядах (родившийся в 1787 году на острове Минорка), и Мари Гийом Альфонс Девержи (родившийся в Париже в 1798 году). Их жизненные пути были так же различны, как и условия, в которых они работали. Большинство представителей медицины считали их выскочками, иждивенцами истинной медицины, поборниками второстепенной науки, на которую бросало тень преступление. Патологи, которым для исследования никогда не хватало трупов, оспаривали право на вскрытие не только умерших в больницах, но и всех погибших насильственной смертью, от несчастного случая или скоропостижно. Рокитанский, признанный авторитет австрийских патологов, с 1832 по 1875 год был полным хозяином всех трупов, которые науке могла предоставить Вена. А Бернт, преподаватель государственной медицины, и его последователь Длоди должны были довольствоваться тем, что присутствовали на вскрытиях, производимых патологами. В 1830 году была даже сделана попытка запретить им и их ученикам присутствовать на вскрытиях под предлогом, что «среди учеников могут быть подозреваемые в убийстве».
Каспер работал сначала в ужасных моргах столетних берлинских анатомичек. Затем ему пришлось перебраться в один из подвалов Шарите (центральный больничный комплекс Берлина). Отсюда спустя два года под давлением выдающегося патолога Рудольфа Вирхова он вынужден был уйти в подвал на Луизенштрассе. Но несмотря ни на что, он не прекращал своих исследований. И когда в 1835 году появилась работа Девержи «Судебная медицина, теория и практика», в 1850 году — работа Каспера «Судебное вскрытие трупа», а в 1856 году — его же «Практический справочник по судебной медицине», открылся новый мир. Это был ужасный мир. Но заглянуть в него было необходимо. Темы, над которыми работали Каспер и Девержи, не отличались существенно от тем, разработанных их предшественниками в прошлом столетии. Важнейшие лейтмотивы судебной медицины не изменились. Они охватывали учение о различнейших видах насильственной и естественной смерти, а также установление болезненного психического состояния преступников. Но способ, которым Каспер и Девержи освещали эти темы, заключал в себе революцию, корни дальнейшего развития. Их девизом были: «Вскрытие трупа, микроскопический и химический анализ и тщательное изучение».
В полдень 12 ноября 1889 года, когда Горон, Жом и Александр Лакассань ждали на лионском кладбище, пока извлекут гроб № 216, в котором покоились останки трупа из Миллери, со дня смерти Каспера прошло уже 25 лет, со дня смерти Орфилы — 36 лет и со дня смерти Девержи — 10. Но судебная медицина все еще вела борьбу за признание и предоставление ей права на самостоятельность. Государственная медицина ушла в прошлое. Гигиена стала областью медицины. Труды Каспера, Орфилы, Бернта и Девержи не пропали даром. Их ученики и последователи продолжали начатое ими дело и накопили уже большой опыт, о возможностях которого общественность пока еще имела очень смутное представление.
3. Идентификация трупа Гуфе по костям
В полдень 12 ноября 1889 года на столе для препарирования в лекционном зале Лакассаня на медицинском факультете Лионского университета лежали останки трупа из Миллери.
Пустым и покинутым выглядел обычно заполненный студентами зал. На последнем ряду сидел инспектор Жом. Лакассаня окружали Горон, прокурор Берар, зять Лакассаня доктор Этьен Ролле, его ассистент доктор Сэн-Сир, а также едва скрывавший волнение доктор Поль Бернар, который первым обследовал труп из Миллери еще в августе.
Александр Лакассань был человеком среднего роста. Из-за своих больших усов этот сорокашестилетний мужчина казался гораздо старше. Он был страстным поборником судебной медицины. В те времена резиновые перчатки были так же мало известны, как и холодильники, поэтому он обычно работал голыми руками. Ему редко удавалось избавиться от трупного запаха, исходившего от его рук. Лакассань был родом из Каор и учился сначала в военной школе в Страсбурге. Затем работал военным врачом в Северной Африке и уже там заинтересовался судебной медициной. Среди солдат и сброда преступников Туниса и Алжира были очень распространены татуировки. Это побудило Лакассаня заняться изучением татуировок с целью использования их для идентификации. Так все началось. Лакассань чувствовал, что судебная медицина открывает окно в новый мир, который в эпоху индустриализации и социальных потрясении со всеми вытекающими отсюда последствиями для медиков и криминалистов должен быть тщательно изучен. В 1878 году появился его «Очерк по судебной медицине», и, когда в 1880 году в Лионском университете была создана кафедра судебной медицины, Лакассань стал первым профессором этой кафедры. Жизнелюбие, личное обаяние, обширные медицинские, биологические и философские познания сделали его за несколько лет серьезным соперником корифеев парижской школы судебной медицины — Орфилы и Девержи.
