с ней снизятся и доходы; во многих случаях полностью исчезнут небольшие фермы и кооперативы, и даже гиганты агробизнеса утонут [69] (выражаясь странно уместным языком бухгалтерии) под грузом долгов перед теми, кто владеет этими высохшими полями или работает на них – многие из этих людей еще помнят плодородные времена. А еще будут реальные наводнения: 2,4 миллиона американских домов и малых бизнесов, стоимость которых сегодня оценивается более чем в триллион долларов, к 2100 году будут страдать от хронических наводнений (399), согласно исследованию Союза обеспокоенных ученых от 2018 года. 14% недвижимости в Майами-Бич может затопить уже к 2045 году. И это по всей Америке, а не только в Южной Флориде; на самом деле за несколько следующих десятилетий ущерб недвижимости составит почти 30 миллиардов долларов только в одном штате Нью-Джерси (400).
Экономический рост, как и здравоохранение, имеет свою цену, выраженную в степени потепления. Некоторые из этих эффектов мы наблюдаем уже сейчас, например, деформацию железнодорожных рельсов или отмену авиарейсов из-за столь высокой температуры, что при ней уже не действуют законы аэродинамики, позволяющие самолетам взлетать, – сейчас это стало обычным явлением (401) в измученных жарой аэропортах, как, например, в городе Феникс (не забывайте, что каждый перелет туда-обратно из Нью-Йорка в Лондон обходится Арктике в три кубометра льда (402)). От Финляндии до Швейцарии волны жары привели к необходимости закрытия электростанций (403), поскольку охлаждающие жидкости нагрелись настолько, что перестали справляться со своей задачей. В Индии в 2012 году 670 миллионов остались без электроснабжения (404), когда электросети страны оказались перегружены фермерами, орошавшими свои поля в ожидании сезона дождей, который так и не пришел. За исключением самых дорогих проектов в самых богатых странах мира, инфраструктура нашей планеты попросту не рассчитана на изменение климата и уязвима со всех сторон, откуда ни посмотри.
Менее очевидные эффекты также заметны – к примеру, продуктивность труда. Последние несколько десятилетий экономисты недоумевают, почему цифровая революция и интернет не привели к заметному повышению продуктивности труда в промышленно развитых странах. Таблицы, базы данных, электронная почта – казалось бы, уже только эти инновации должны были повысить эффективность использующего их бизнеса и экономики в целом. Но выгоды так и не материализовались; мало того, экономический период, в котором появились эти инновации, наряду с тысячами других компьютеризированных систем, характеризуется, особенно на развитом Западе, стагнацией продуктивности и оплаты труда, а также замедлением экономического роста. Есть такая версия: компьютеры повысили наши продуктивность и эффективность, но в то же время изменение климата дало противоположный эффект, существенно снизив или даже нивелировав развитие технологий. Как такое возможно? Согласно одной теории, потепление и загрязнение воздуха оказали негативное воздействие на когнитивные способности, что все больше подтверждается различными исследованиями. И независимо от того, объясняет ли эта теория великую стагнацию последних десятилетий, мы знаем, что в целом повышение температуры снижает продуктивность работников.
Это утверждение кажется одновременно преувеличенным и интуитивно понятным, поскольку, с одной стороны, сложно представить, что какие-то колебания температуры повергнут экономики целых стран в стагнацию, а с другой стороны, вам самим наверняка приходилось сидеть на работе в жаркий день без кондиционера, и вы знаете, как это сложно. Представить это в более масштабной перспективе еще сложнее, особенно поначалу. И пусть это прозвучит как географический детерминизм, но Сианг, Бёрк и Мигель определили оптимально эффективную для экономической продуктивности среднюю ежегодную температуру: 13 °C, что, по любопытному совпадению, исторически является средней температурой для США и нескольких других крупнейших экономик мира (405). Сегодня климат в США находится на отметке в 13,4 °C, что означает потерю менее 1% ВВП – хотя, подобно проценту по вкладам, эффект накапливается со временем. Разумеется, из-за того, что за последние десятилетия страна разогрелась, в некоторых регионах произошло повышение температуры, кое-где от неоптимальных значений она приблизилась к идеальным. Например, в районе Сан-Франциско средняя температура сейчас составляет ровно 13 °C.
Вот что значит постулат, согласно которому изменение климата – это развивающийся кризис, затрагивающий все аспекты нашего существования на планете. Но будущие страдания, равно как и прибыли, распределятся по миру неравномерно, что создаст огромные различия как между странами, так и внутри них. Больше всего пострадают уже разогревшиеся страны (406), такие как Индия и Пакистан; в США основные проблемы лягут на Юг и Средний Запад, где отдельные регионы могут потерять до 20% дохода на округ (407).
В целом, хотя последствия изменений климата будут тяжелыми, Соединенные Штаты занимают позицию, позволяющую хорошо их перенести, – за счет своего богатства и географического положения Америка только начала замечать эффекты изменения климата, которые уже вовсю бушуют в более теплых и бедных странах. Но, отчасти из-за того, что им есть что терять, и отчасти из-за того, что они так агрессивно развивали свои длинные побережья, США более уязвимы для климатических ударов, чем любое другое государство, за исключением Индии, и экономические потрясения не останутся в рамках ее границ. В глобализованном мире существует то, что китайский ученый Чжэнтао Чжан и другие называют экономической цепной реакцией (408). Эффект смогли рассчитать количественно и установили, что он нарастает вместе с потеплением. При одном градусе потепления и снижении американского ВВП на 0,88% глобальный ВВП должен упасть на 0,12%, поскольку потери Америки отдадутся каскадом по всей мировой системе. При двух градусах потепления цепная реакция утраивается, хотя в разных странах она проявится по-разному; по сравнению с американскими потерями при 1 °C, при 2 °C эффект в Китае будет в 4,5 раза выше. Аналогичные эффекты от других стран будут слабее из-за меньшего экономического влияния, но они будут исходить почти от всех стран мира, словно радиосигналы, испускаемые глобальным лесом радиовышек, транслирующих экономические страдания.
Так или иначе, в странах богатого Запада мы выбрали экономический рост как наилучшую, пусть и не совершенную, метрику для измерения состояния нашего общества. И, конечно, эта метрика фиксирует изменение климата – с его пожарами, засухами и голодом, и фиксирует очень отчетливо. Потери уже астрономические, поскольку теперь одиночные ураганы приносят ущерб на сотни миллиардов долларов. А если планета нагреется на 3,7 °C, то, по некоторым оценкам, ущерб от изменения климата может достигнуть 551 триллиона долларов – это почти вдвое больше всех существующих сегодня в мире богатств. И мы все еще движемся в эту сторону.
Сложившийся за последние несколько десятилетий политический консенсус предостерегает, что мир примет меры по реагированию на изменение климата
