поймают, пока не испортится, а продуктами запасаются, и у кого-то этих продуктов накапливается больше личной потребности, а на том уже и торговлишка начинается, имущественная.
А поскольку археологическая культура – не этнос, то и внутри среднестоговских общин начинается движение, как социальное, так и по разделению, так сказать, труда.
Но тут наступает засуха. И буквально сразу же археология нам выдаёт важное наблюдение: в захоронениях людей этой культуры начали встречаться шнуровые орнаменты и каменные боевые топоры! То, что присуще только через 800 лет появившейся культуре шнуровой керамики/боевых топоров!
И, наконец, последнее ключевое событие для реконструкции того, что произошло: появление культуры чернаводэ около 6 тысяч лет назад на территории современной Румынии. Образовалась она, как сообщают учёные, в результате вторжения на Нижний Дунай степных пастушеских племён (среднестоговская культура).
Что это за культура? Вернее, что сделал народ, носитель этой культуры? Вытеснил на запад культуру гумельница. Повлиял на формирование баденской культуры. Основное занятие – земледелие и скотоводство. И – в который раз уже? – следует сообщение, что была одомашнена лошадь.
Жилища глинобитные. Это будет иметь значение в дальнейшем расследовании. Поселения укреплённые. Аналогично. Но вот за этот пункт мы возьмёмся отдельно.
Что значит – поселения укреплённые? То, что люди воевали, причём речь шла о столкновениях правильных воинских контингентов. У которых, само собою, были командиры. Которые, в свою очередь, выдвинулись либо своими боевыми заслугами, либо высотой происхождения. Либо благодаря связи этих двух факторов, ибо на высоту в обществе должны были ставить воинские заслуги, а дальше – в детях – роль играло происхождение от заслуженного отца.
В то же время – от кого было защищаться среднестоговцам? Насколько мы можем следить по археологии, это они, наоборот, совершали экспансию по разным направлениям. Мы знаем об их проникновении на северо-запад, на север, на северо-восток, на восток и юго-восток, чуть ли не до предгорий Кавказа. Характерную керамику находят возле поселений волосовской культуры – а это широта Московской области и севернее.
Кто мог совершать такие набеговые рейды – набеговые, ибо это было не переселение, культура сохраняла свою прежнюю локализацию? Очевидно, кто-то, достаточно мобильный, – раз. И достаточно оторванный от повседневного земледельческого труда – два. И это даже не скотоводы – три. Ибо достаточно тяжело представить себе степное скотоводческое хозяйство, кочующее от Нижнего Дона до Москвы, за тысячу километров.
Следовательно, этими набегами занимались мобильные группы мужчин, оторванные от добывающего хозяйства, но сменившие метод добывательства. То есть воинские подразделения на лошадях, вооружённые и опасные настолько, чтобы от них требовалась надёжная защита.
И вот теперь дошла речь до укреплений. Среднестоговская культура, как мы помним, происходит от сурско-днепровской. То есть это линия местных сначала охотников, потом скотоводов-земледельцев через кукрекскую до анетовской культуры – южные европеоиды средиземноморского расового типа. И именно они начинают выстраивать первые оборонительные сооружения на днепровский островах. От кого? От носителей днепро-донецкой культуры, антропологически северных европеоидов-кроманьонцев.
Защита была не очень успешной, ибо эти ребята вытесняют носителей сурской культуры. Но она им пригодилась, потому что, как мы помним, как раз к днепродонцам стали наведываться с визитами всадники из самарской общности. И вряд ли эти визиты были сильно дружественными.
Что у нас получается в итоге? Вспомним: археологическая культура – не этнос. Это всего лишь ареал использования тех или иных технологий. Зато по типу хозяйства, а значит, и социального устройства население распадалось – по крайней мере социально, но, учитывая появляющуюся связь днепродонцев с самарцами и вообще с «волжанами» из-за Каспия, этот распад в дальнейшем приводил и к делению этническому. Не всегда, но условия для этого возникали. И не исключаю, что генетически разница тоже была: сельскохозяйственное население было «рассыпным» с включением R1a, I2*, E и т. д., а вот конное – R1b. Впрочем, надёжной статистики накоплено ещё мало, так что это всё – на уровне гипотез.
И вот когда началась Великая Засуха, и в новых климатических условиях прежний рельеф уже не мог прокормить всё предкатастрофное население, самая пассионарная и подвижная его часть пошла искать лучшей доли. И вот тут мы уже начинаем замечать не набеговое воздействие стреднестоговских удальцов и резвецов, а массированный культурный сдвиг.
И вот в низовьях Дуная, где засуха ударила тоже, но это не так сильно сказалось, как на степном рельефе, появляется новая культура. Появляется совершенно естественно – по этому же маршруту ещё тысячелетиями заходили в Европу кочевники, вплоть до угров, печенегов и половцев, ставших нынешними венграми. А если считать не только переселения, то и монголо-татары доблестного, но злого Бату, сына Джучи, дошедшие до Адриатики.
Но – опять же климат. И не так много места возле Дуная для подсечно-огневого земледелия, каковое и было тогда известно. Потому как Дунай-то он, конечно, Дунай, но – степь. Та же засушливая. И вот уже носители культуры чернаводэ – с теми же, впрочем, среднестоговскими горшками с обильной примесью ракушек, а нередко и с шнуровыми узорами – объявляются западнее и северо-западнее, где образуется баденская культура. Которая, да, тоже начала строить укреплённые поселения. Очень большой контраст с прежними поселениями местной культуры линейно-ленточной керамики, в которых не было ни укреплений, ни даже оружия.
Понятно, что угодившие в этакий рай бывшие степные молодцы, а теперь уже вооружённая элита развитых земледельческих сообществ, решили на достигнутом не останавливаться, ибо добычи и новых женщин никогда не бывает много. И двинулись на наследников культуры ЛЛК – население лендьельской культуры. Которое тоже явно не могло оказывать серьёзного сопротивление, ибо тоже жило в так называемых длинных домах и неукреплённых поселениях.
А что, как мы видим, происходило в результате такого вот «надвижения»? Понятие этноцид тогда известно не было. Врагов истребляли, конечно, но не из националистических соображений, а если сопротивлялись. Понятие «этнос» тогда тоже известно не было, и людей различали по принципу «свой – чужой», а в этом принципе главным маркёром был язык. Соответственно, «не наш», который не сопротивлялся, а готов был вносить умеренное вспомоществование захватчикам натуральным продуктом и женщинами, вполне имел все шансы на долгую и спокойную жизнь. Ибо зато он обретал защитников, стены вокруг поселения и уверенность в завтрашнем дне. А пришельцы – что ж, они приносили власть, новые оборонные технологии и ту же уверенность в завтрашнем дне. И, как почему-то я уверен, свои горшки с полюбившейся шнуровой керамикой. Ибо чем ещё можно объяснить её долгое, передающееся из культуры в культуру сосуществование с другими видами керамики, как не тем, что использовали её воины, или, шире, вооружённая элита обществ, которые вокруг этих воинов образовывались.
И
