Дорога меняет взгляд человека на многие привычные вещи (в том числе и на границу, которая является преградой для путников). Где стал, там и стан. В дороге и ворога назовешь родным отцом. В объезд, так к обеду, а прямо, так дай Бог к ночи. Пеши — без промешки. Пешком верней будешь. Чудные правила, будто и не людьми они установлены. Все по-другому, наоборот, все вывернуто наизнанку, и тем не менее все разумно, проверено на многовековом опыте. Печка нежит, а дорожка учит. Учит видеть свет не только в своем окне, учит смотреть на мир шире, добрее, быть терпимым к «странностям» народов, которых разделяет кордон. И еще много чему учит дорога.
По каким бы землям она ни пролегала, какие бы границы ни пересекала, во все времена дорога и путники, идущие по ней, жили своей особой жизнью, общей для севера и юга, для разноязыких народов. На Украине, скажем, существовало правило: если по дороге у воза что-нибудь сломалось, то, чтобы починить его, разрешалось срубить дерево. Но если хозяин клал срубленный ствол на воз и так въезжал в село, то ему приходилось нести ответственность за самовольную вырубку. Если по пути нужно было срочно накормить лошадей, не возбранялось даже взять охапку чужого сена. Те древние правила и ныне органично вплетены в дорожный этикет. Часто, чтобы утолить жажду, мы, не слезая с велосипеда, срывали вишни с ветвей, что, перегнувшись через заборы, свисали прямо на дорогу. Хозяева подворий, которые, случалось, в это время выходили из дому, не корили и не ругали нас, даже нередко предлагали помощь. Но если мы слезали с велосипедов и набивали вишнями кульки, то к нам уже относились совсем по-иному. Из путников, которые терпят лишения и которым изредка не зазорно воспользоваться плодами чужого труда, мы превращались в посторонних, а посторонним негоже зариться на чужое.
Первая наша забота в пути — о ночлеге и хлебе насущном. Если с крышей над головой все было просто — на каком пограничном бережку приютились с палаткой, там и стан, там и дом родной, — то о пропитании приходилось думать непрестанно. Случалось, узнав о том, что мы уже накрутили не одну тысячу километров, сердобольные селянки вздыхали: «За что вам такая мука, нехай Господь вас сохраняет и милует...» — и одаривали то брусочками сала, то мешочком крупы. Однако бывало и так, что нам самим приходилось просить хлеба насущного, и мало было таких, кто отказывал в пучке зелени или десятке картофелин. А нередко и за стол усаживали, потчуя борщом или наскоро приготовленными галушками.
Наперед накорми, а там поспроси — и так исстари ведется у наших народов. Жива эта традиция и поныне — в этом мы убеждались, задерживаясь и в приазовских селениях, и в шахтерских поселках, и в харьковских слободках, и в полесских хуторах. Во все времена достойная встреча дорожного человека — святой долг для хозяина. В своем завещании детям еще киевский князь Владимир Мономах писал: «Более других чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простой или знатный, или посол, если не можете дарами, то бра-шиной и питием...» В отличие от званого, «тяжелого», гостя, путник считался гостем «легким».
Один из нас как-то вечером у костра задумчиво обронил: «У чьих порогов еще придется нищебродничать, кто приютит и приветит?» Мы катили по неоглядным просторам, были в белобоких хатках «легкими» гостями, просили, а случалось, и выпрашивали позарез нужное нам и чувствовали родство с теми, кто ходил и продолжает ходить по миру и просить подаяние. И единение это нас ничуть не обижало и не угнетало.
Старцы, жебраки, прошаки, харпаки, шатущие, побирушки — невозможно представить себе ни российские большаки, ни украинские шляхи без этих бродяг-христарадников. Живущая милостынями нищенствующая братия не есть примета какого-то одного злого времени. Обделенные судьбой да еще к тому же склонные к бродяжничеству люди существовали всегда, а посему им издавна были отведены свои место и роль в обществе. Нищие заставляли обывателей смирять свою гордыню («от тюрьмы да от сумы не зарекайся»), напоминали о милости высших сил, о добродетели, совести, служили укором тем, кто жадно и безоглядно копил богатства.
С нищими было связано в народе множество поверий и обычаев. Им щедро подавали во время церковных и иных празднеств — нищелюбие считалось не последней добродетелью. «Легкодушником» на Гуцульщине назывался малый хлебец, который выпекался специально для подаяния. На Черниговщине швеи, чтоб не потели руки, старались тайком подержаться за суму нищего. На Волыни то же самое проделывали в случае, если на пальцах часто появлялись «задирки». Считалось, что в торбе у нищего находятся куски хлеба святого, и прикосновение к нему могло избавить от любого недуга. На Благовещение в некоторых селениях внуки вывозили на улицу своих старых дедов, чтобы те в шутку просили милостыню у прохожих.
Нередко нищие объединялись в братства и цехи. Профессиональное объединение нищих имело своего цехмейстера, ключника, хранителя общей казны. Время от времени проводились общие собрания, где выдавались подъемные тем, кто собирался жениться, назначалась пенсия уходящим на покой. Тот, кто намеревался стать профессиональным нищим, должен был пройти ученический стаж, после чего ему приходилось держать экзамен на знание молитв. Кто выдерживал испытания, получал торбу, дававшую право нищенствовать.
На Украине среди нищих выделялись слепые музыканты — «лирныки». Чтобы стать «лирныком», слепцу нужно было вступить в братство — «лирныцтво». За самовольное ношение лиры старшие наказывали виновных и даже отбирали у них инструмент. Ученик сначала выучивал специальные подаяльные песни-«жебранки», Молодой «лирнык», входя в хату, становился на колени и пел, пригибаясь к земле. Настоящий же «лирнык» считал для себя унизительным становиться на колени и пел стоя.
Установленные в обществе негласные законы взаимопомощи и взаимовыручки помогали людям, выбитым из жизненной колеи, обрести новую дорогу или хотя бы удержаться на плаву. Так, в украинских селах был широко распространен обычай «приймачества». В семью, где не хватало рабочих рук, принимался неимущий со стороны, чаще всего — круглый сирота. После нескольких лет добросовестной работы приймак получал право на часть имущества хозяина. При церквях находились так называемые «шпитали», где жили старцы, которые кормились от громады.
Так уж повелось: рука, что просит подаяние, а над ней — другая рука, дающая. Да не оскудеют руки дающих и дарующих — не оскудеют их души. Какие бы границы их ни разделяли.
Владимир Супруненко, наш специальный корреспондент
По дороге проехать — не поле перейти
Когда исчезает инстинкт страха
Дорога, кроме прочего, хороша еще и тем, что поднимает настроение, особенно когда в лицо тебе дует порывистый ветер. А на степных просторах Донецкого кряжа ветру есть где разгуляться. Несешься под горку, крепко вцепившись в руль, — никаких посторонних мыслей, все внимание только на дорогу с ее бесконечными выбоинами, ухабинами да россыпями камней на асфальтовых заплатах. Набираешь скорость, аж свистит в ушах, но педаль выведена на тормоз — издалека не все разглядишь на асфальте. А это может быть и битое стекло, и куски покрышки, и раздавленная кошка или мертвая птица. Больше всего попадается дохлых ворон. Думаю — не случайно. Сегодня животные, как и мы, люди, также переживают стрессы, им, как и нам, тоже свойственно нервничать и «терять голову». И виноваты во всем вредные выбросы в атмосферу, из обилующие токсичными элементами, которые, нанося непоправимый ущерб окружающей среде, влекут за собой всевозможные микроклиматические перепады. А еще виноваты свалки и помойки, которым нет числа и где всякими отбросами кормятся в основном легкие на подъем птицы. А у птиц стрессовые состояния нередко выражаются в повышенной агрессивности. Наблюдались случаи, когда вороны пикировали на людей, но больше всего им, видимо, досаждают движущиеся предметы, которых вороны воспринимают как своих заклятых врагов. Правда, какие конкретно токсины приводят к такой враждебности, ученым еще только предстоит выяснить.
Однако среди вредоносных компонентов, которые можно назвать уже сейчас, пальма первенства, бесспорно, принадлежит диоксину. Это вещество числится среди самых опасных химических соединений, и тем не менее оно чаще всего встречается в промышленных отходах — на свалках и в стоках. А ведь это чистый яд, убивающий все живое. Даже крохотная его доза способна вывести из строя любой живой организм — внешне здоровое животное вдруг становится агрессивным, у него нарушается ориентация (вот почему оно так легко оказывается под колесами движущейся машины), повышается возбудимость. И сохраняется диоксин в природе сравнительно долго: период его полураспада в почве составляет 10-12 лет.
