Неожиданно мы услышали дикий крик. Через несколько секунд раздался странный звук. Я увидела людей, разбегавшихся по кустам, и поняла, что звук, услышанный мной, был выстрелом. Я упала на землю и попыталась спрятаться за шасси самолета, притворившись мертвой. Я услышала шаги. Я чувствовала, как вздрагивало мое тело под пулями, которые кто-то всаживал в него с неистовством одержимого. Этих пуль было пять.
Убийца пошел дальше, стреляя в обезумевших людей. Вскоре все стихло. Я открыла глаза и посмотрела на свое тело. На нем не было живого места. Я увидела кость, торчавшую из моей руки. И повсюду была кровь. Я помню, как подумала тогда: «Боже, мне всего двадцать восемь лет, а я лежу здесь и умираю». Я начала громко звать сенатора Района, выкрикнула его имя несколько раз. Ответа не было.
Двигатель самолета все еще ревел, и я подумала, что, если мне удастся заползти хотя бы в багажное отделение, я смогу покинуть это ужасное место. Я поползла к люку, подвигая свое тело как можно ближе к багажному отделению. Репортер из Washington Post поднял меня и положил в багажное отделение самолета. Я помню, как спросила его: «Вы не могли бы дать мне что-нибудь, чтобы остановить кровотечение?» Он дал мне свою рубашку. Она моментально пропиталась кровью. Самолет был просто изрешечен пулями, и вскоре стало ясно, что он не унесет нас прочь из этого ада на земле. Кто-то вытащил меня из самолета и опять бросил на дорогу. По счастливой случайности меня положили головой на муравейник, и муравьи сразу начали бегать по всему моему телу. Рядом со мной лежал диктофон репортера. Я записала последнее сообщение для моих родителей и брата. Я сказала, что люблю их.
Возможно, войска Гайаны все же обыщут взлетную полосу и спасут нас, и я из последних сил продолжала верить в это. Стемнело, а мы все продолжали ждать. И хотя боль была поистине адской, я боролась за жизнь.
Среди ночи до нас дошли слухи о массовом самоубийстве в Народном Храме. В час следующего дня, через двадцать часов после перестрелки, прибыли воздушные войска Гайаны. Их появление совпало по времени с выходом в эфир по всему миру сообщения о смерти 900 человек, включая сенатора США и его делегации. Пресса пестрела заголовками о самом крупном массовом самоубийстве в истории человечества. И по сей день я вспоминаю о событиях, произошедших в Джонстауне, как о массовом самоубийстве.
Иногда на осознание того, что же с тобой произошло, уходят годы.
Уилма Рудольф, олимпийская чемпионка
Самолеты военно-воздушных сил Гайаны доставили выживших в Джорджтаун, где нас уже ждал американский спасательный самолет с медиками на борту. Я как сейчас помню ощущение, которое испытала в тот момент, — мне казалось, что кто-то завернул меня в американский флаг. Я была так благодарна.
Самолет, принявший на борт выживших, взял курс на США. Когда шасси коснулось взлетной полосы, я посмотрела на свое тело. Оно казалось мне таким нереальным, будто эта груда мяса была мне абсолютно чужой. Через много месяцев мне рассказали, что врач, заботившийся обо мне во время полета, сказал, что я была в трех минутах от смерти.
В конце концов мы прилетели на военно-воздушную базу Эндрюс, где меня сразу увезли в операционную. У меня началась гангрена, и хирурги чуть не ампутировали мне ногу. Когда сестра выкатила меня из операционной после четырехчасовой операции, я увидела маму, которая прилетела ко мне из Сан-Франциско. Врачи сказали моей маме, что меня нужно перевести в травматологический центр Балтимора, где врачи попытаются остановить распространение гангрены. Я умоляла докторов перевозить меня на машине скорой помощи, ведь я боялась, что не перенесу еще одного перелета.
Свет в палате травматологического центра был нереально ярким. Ко мне подключили множество датчиков и проводков. Я помню, как спросила тогда медсестру: «Сколько калорий во всем том, что вы в меня вливаете?» — «Три тысячи», — ответила она.
Я вскрикнула: «О боже, я же растолстею!» Не правда ли, интересно, о каких неуместных вещах может думать человек в реанимации?
После очередной операции меня привезли в палату. Хирурги собрали по кусочкам мое тело, но мои волосы так и оставались слипшимися, в запекшейся крови, грязи дорог Гайаны и дохлых муравьях. Я никогда не забуду, как нежно и бережно мои волосы мыл в тот день мой брат.
Врачи были очень обеспокоены моей гангреной. В ходе последней попытки побороть ее они прибегли к гипербарическим процедурам, что требовало моего нахождения в специальной камере. Эта камера напоминала железное легкое. Каждый раз, когда меня оттуда извлекали, меня просто выворачивало наизнанку. К сожалению, врачам пришлось повторить эту процедуру несколько раз в течение последующих дней.
Убедившись в том, что гангрена побеждена, они перевели меня в больницу Арлингтон. За дверью моей палаты по особому распоряжению была установлена охрана, дежурившая 24 часа в сутки.
Причиной тому были угрозы, поступавшие в мой адрес от анонимов. Некоторые члены общины Народного Храма обвиняли нас, ведших расследование по линии конгресса, в этом массовом самоубийстве и желали отмщения.
Один шаг вперед, один раз в день
Невзгоды позволяют вам открыть в себе то, о чем вы даже не догадывались. Именно они заставляют науку отступить — а вас выйти за рамки нормы.
Сайсили Тайсон, актриса
Хирурги сделали пересадку кожи на моих ногах. Пули изрешетили правую руку, и для укрепления того, что осталось, врачи вставили стальные стержни. Радиальный нерв моей руки был тоже поврежден, поэтому я не могла ни пошевелить пальцами, ни поднять руку. В первый раз, когда они попытались поднять меня на ноги, я упала в обморок. После двух месяцев в больнице, во время которых я перенесла десять операций, меня наконец-то выписали, и я смогла улететь домой в Сан-Франциско.
Дальнейшие дни стали бесконечной чередой интервью о массовом убийстве в Джонстауне. Мне не разрешили жить в родном доме, поскольку поступало слишком много угроз в мой адрес, поэтому я жила у друзей. В моем теле все еще оставалось две пули, вынимать которые доктора не рискнули. На публике я всегда появлялась во множестве одежд, под слоями которых скрывалось то, что, как я нескоро осознала, стало моим уродливым и бесформенным телом. Несколько лет потребовалось для восстановления подвижности руки.
Мне было двадцать восемь лет, и я была единственной женщиной в этом возрасте, которая еле чувствовала свое сморщенное и обезображенное тело. В один прекрасный день я поняла, что, если хочу это преодолеть, если вообще собираюсь жить дальше, мне нужно найти путь, ведущий как можно дальше от бесконечного плача над своей горькой судьбой.
Момент, когда я окончательно примирилась с тем, что произошло в джунглях Гайаны, наступил много лет спустя, на многолюдном пляже на Гавайях. Обезображенное тело, влившееся в толпу прочих тел, было моим. Радость от того, что я живу, стала сильнее, чем мои комплексы. Я наконец осознала, что параметры тела человека не важны, если его жизнь интересна, а мышление глубоко, и, наоборот, красота меркнет на фоне узкого кругозора. Я стала инвалидом, но я не верила в то, что это помешает моей жизни быть полноценной и прекрасной. В любом случае положение инвалида открыло мне те истины, которые скрыты от большинства нормальных людей.
В тот день я надела пляжный халат и пошла вдоль гавайского пляжа под взглядами множества людей, которые не могли не заметить шрамов от полученных мной ран. Я продолжала идти вперед, и с каждым шагом для меня становилось все яснее, что, как бы трудно это ни было, человек ДОЛЖЕН идти вперед. Очень часто приходится принуждать себя к этому. В джунглях Южной Америки в тот ноябрьский день мне не суждено было умереть, но сейчас, без сомнения, настал мой час жить полной жизнью.
Жизнь не дает никаких гарантий
Вдохновение имеет непредсказуемый характер. Оно не дает гарантий и не платит страховку. И все же оно непременно придет именно тогда, когда будет необходимо: вам только надо уметь довериться ему целиком и полностью. Оно лучше вас знает, когда именно вам нужно.
Дж. Рут Джендлер, актриса
Я выжила во время массового убийства в Гайане и вскоре вышла замуж за врача-реаниматолога. Кроме того, меня выбрали в законодательный орган Калифорнии. У нас родился первенец, и жизнь стала походить на ту, о которой я мечтала. Мы пробовали завести еще одного ребенка, но после двух выкидышей, неудавшегося усыновления и длительного специального лечения нам со Стивом пришлось отказаться от мечты о втором ребенке. Я стала кандидатом на должность министра иностранных дел и развернула в Калифорнии кампанию, охватившую все штаты. Через три месяца случилось чудо: я узнала, что беременна, правда, доктора тут же отнесли мою беременность в группу, как они говорят, «повышенного риска». Я сразу свернула предвыборную кампанию, чтобы целиком и полностью посвятить себя здоровью нашего еще не родившегося ребенка.
