Предполагалось, что учиться Саша Пушкин будет в пансионе иезуита аббата Николя, и только случайность не позволила осуществиться этим планам.
В зрелые годы иезуитом стал князь Иван Сергеевич Гагарин, долгое время подозревавшийся в изготовлении анонимного пасквиля, давшего начало открытой травле поэта.
След иезуитов в судьбе Пушкина обозначен довольно отчетливо не только при жизни, но и после нее.
Семья Гончаровых связана с главой петербургских иезуитов Жозефом (Иосифом) де Местром родственными узами. Родная сестра Натальи Ивановны Гончаровой, Софья Ивановна, вышла замуж за Ксавье де Местра, родного брата Жозефа де Местра.
После изгнания иезуитов из России в 1829 году, покинули страну и де Местры. Ксавье и Софья Ивановна де Местр смогли вернуться в Петербург только весной 1839 года. Вместе с ними в Петербург приехали супруги Фризенгоф. Барон Густав Фризенгоф был австрийским дипломатом. Наталья Ивановна Фризенгоф, урожденная Иванова, считалась приемной дочерью Софьи Ивановны де Местр (Загряжской). В книге И. Ободовской и М. Дементьева "После смерти Пушкина" опубликован портрет Натальи Ивановны Фризенгоф с припиской "урожденная Загряжская". Видимо, происхождение Натальи Ивановны Фризенгоф не совсем ясно, что повлекло за собой ряд неточностей.
Н.А. Раевский ещё в 1962 году писал, что "во многих источниках первая жена Фризенгофа именуется Н.И. Соколовой. В Бродянах я с несомненностью выяснил, что её девичья фамилия была Иванова".
Л.С. Кишкин в книге "Чехословацкие находки. Из зарубежной пушкинианы" (М., 1985. С. 69) пишет, что Александра Николаевна Фризенгоф (Гончарова), ставшая второй женой Густава Фризенгофа, бережно хранила архив "своей родственницы, первой жены Густава Фризенгофа - Натальи Ивановны Ивановой, приемной дочери тетки сестер Гончаровых, Софьи Ивановны Загряжской, мужем которой был французско-русский писатель, художник и ученый Ксавье де Местр".
После смерти Натальи Ивановны место жены барона Густава Фризенгофа займет Александра Николаевна Гончарова, сестра Натальи Николаевны.
Наталья Николаевна Пушкина в 40-е годы XIX века поддерживала тесные взаимоотношения с де Местрами. После смерти жены Ксавье де Местр жил у неё на даче. Здесь он и умер.
Контакты с представителями "Ордена Иисуса" были у старшего сына поэта, Александра Александровича, во время его поездки в Рим. Князь Владимир Федорович Одоевский, путешествовавший по Европе в 1857 - 1858 годах, писал об этом в своем путевом дневнике: "16(28) июля 1858 года. Пушкин (сын Александра Сергеевича), женатый на Ланской, мне сказывал, что в Риме к нему также пристал иезуит. "Конечно, - говорил он, - переменить религию большой грех; но если я перейду к вам, кто меня простит?"
"А меня кто?" - спросил Пушкин.
"Вас простит папа".
Упустили отца, теперь взялись за сына. Но и отца не забывают до сего дня.
Интересы "Ордена Иисуса" и масонских организаций при внешней вражде часто совпадают. В доме родителей Пушкина, где отец Сергей Львович и его брат Василий Львович были активными масонами, постоянно бывают скрытые иезуиты де Местры. Они устраивают в дом Пушкиных иезуита-учителя графа Монфора. Создается впечатление о скрытом проникновении в масонскую среду России людей, имеющих в прошлом тесные контакты среди иезуитов.
Вполне возможно, что появление "писем Дантеса" - хорошо спланированная акция, длящаяся уже второе столетие.
Нет ли здесь противоречия? Если письма Дантеса сфальсифицированы, то можно ли, опираясь на их текст, делать выводы о контактах Дантеса и Геккерна с Третьим отделением?
Мне кажется, что в основе писем, представленных публике в наше время, лежат некие письма, которые действительно писал Дантес. В первоначальный текст вставлена информация о внезапной любви Дантеса и Натальи Николаевны Пушкиной.
Впервые Дантес пишет об этом в письме от 20 января 1836 года: "...я безумно влюблен!"
К этой фразе стоит приглядеться. Она совершенно не в характере Жоржа Дантеса. В письме без даты он пишет о Валериане Платоновиче Платонове младшем из внебрачных детей князя Платона Зубова.
"Бедняга Платонов вот уже три недели в состоянии, внушающем беспокойство, он до того влюблен в княжну Б., что заперся у себя и никого не хочет видеть, даже родных. Ни брату, ни сестре не открывает двери. Предлогом служит тяжелая болезнь; такое поведение в умном молодом человеке удивляет меня, потому что именно так изображают влюбленность героев романов. Последних я вполне понимаю: надобно же что-то придумывать, чтобы заполнять страницы, но для человека здравомыслящего это крайняя нелепость. Надеюсь, он скоро покончит со своими безумствами и вернется к нам: мне весьма его недостает".
Можно ли представить, что через два с небольшим месяца Дантес, столь критически и холодно оценивший состояние влюбленности у Платонова, сам окажется безумно влюбленным. Подобную метаморфозу можно объяснить только тем, что весь текст о кающейся женщине, в которую "безумно" влюблен Дантес, - вставка в подлинное письмо Дантеса.
Дантес не называет имени возлюбленной, но публикаторы безапелляционно утверждают, что речь идет о Наталье Николаевне.
Откуда такая убежденность?!
Никаких прямых указаний в тексте писем нет. "Я не назову тебе её, пишет Дантес, - ведь письмо может пропасть, но вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты узнаешь имя; самое же ужасное в моем положении, что она тоже любит меня, однако встречаться мы не можем, и до сих пор это невозможно, так как муж возмутительно ревнив".
Авторы письма намеренно не называют имен, интригуя читателя. Здесь все попахивает салонной литературой XIX века. Можно назвать десяток прелестных созданий в Петербурге, у которых мужья были ревнивы. Можно предположить, что Наталья Николаевна могла любить Дантеса, но невозможно предположить, что "безумно" полюбил человек, который ровно за месяц до этого писал: "...требуется большая осмотрительность и благоразумие, коли намереваешься провести свою лодку, ни на что не натолкнувшись".
Одно из двух: или Дантес, афишируя свои несуществующие отношения с женой Пушкина, пытается тем самым "провести свою лодку", или он не прагматик, не карьерист, не циник и не гомосексуалист.
Представьте ситуацию: молодой человек ожидает решения своей судьбы, связанной с успехом попытки Геккерна дать ему свое имя и деньги. Станет ли он разжигать ревность своего партнера, описывая свои чувства к неизвестной женщине? Нет! Дантес никогда бы не стал этого делать. Вероятно, первоначально текст оканчивался длинной фразой "вот мое бытие последние две недели и еще, по меньшей мере, столько же в будущем...", затем шла вставка, неуклюже начинающаяся со слов "но самое скверное", хотя в начальных строчках письма речь идет всего лишь о занятости Дантеса, которая не позволила ему вовремя ответить на два письма Геккерна. Позднейшая вставка оканчивается жалобой: "...я не имею отдыха ни днем ни ночью, отчего и кажусь больным и грустным".
В оригинале письма Дантес писал, что "ночью танцы, поутру манеж, а днем сон - вот мое бытие последние две недели". Безумно влюбленный Платонов прятался от родных и друзей, а безумно влюбленный Жорж Дантес, "больной и грустный", день и ночь веселится на балах. Возможна и другая версия. Дантес инспирирует общество, дабы отвести любопытные взоры от императора. Похоже на то, что он выполняет задание.
Публикаторы писем Дантеса, понимая шаткость своих рассуждений, дают расширенный комментарий к письму, откровенно сообщая, что уже после первой публикации отрывка в 1946 году у ряда пушкинистов возникли сомнения в его подлинности.
"Нежелание смотреть правде в глаза, - пишут комментаторы писем Дантеса, - заставило некоторых его исследователей, в частности И. Ободовскую и М.Дементьева, вовсе усомниться в их подлинности".
Полностью фальсифицированным можно считать письмо от 2 февраля 1836 года. Особое сомнение вызывает эпизод пожара в балагане Лемана на Исаакиевской площади.
"Несколько часов назад в ярмарочных балаганах на Исаакиевской площади случилось ужасное происшествие: балаган Лемана загорелся и почти все зрители пострадали. Представь себе, этот человек просмолил изнутри все стены балагана, чтобы не дуло. Во время второго представления от лампы загорается декорация, и через 5 минут огонь перекидывается на все помещение, толпа кидается к дверям, а они узкие, сразу начинается давка; выбраться невозможно; пожарные и император прибывают как раз, чтобы увидеть, как рушится строение и сгорают живьем 500 человек, которым невозможно помочь; 217 обугленных трупов извлечены и сложены в Адмиралтействе, остальные пострадавшие в больнице, и неизвестно, удастся ли их спасти. Рассказывают, и это видели многие офицеры из моего полка, что император в отчаянии ломал руки и плакал, как ребенок, оттого, что не в состоянии помочь этим несчастным, горевшим на глазах более чем тысячи человек. До сих пор неизвестно, есть ли среди погибших люди из общества, но, случись это не в начале недели, а в конце, весь город был бы в трауре".
