Необходимо отметить, что именно союзы стран по регионам составляют особенность ведения торговых войн в конце XX и начале XXI столетий. Ведь Запад для сохранения своего экономического могущества и привилегированной роли в мире выступает против того, чтобы Незапад осуществил модель догоняющего развития. Поэтому Незапад «использует в своем противодействии Западу также оружие регионализма. Собственно говоря, первым именно Запад попытался использовать региональные объединения в качестве механизма более жесткой, институциональной привязки к себе Незапада (ОАГ под эгидой США, «особые отношения» Франции с ее бывшими африканскими колониями, сегодня это вовлечение Мексики в НАФТА и т. д.). Но с течением времени и Незапад также стал использовать регионализм без Запада в своих интересах (АСЕАН, МЕРКОСУР, СНГ и многие другие примеры региональных и субрегиональных интеграционных объединений)»[325]. Об эффективности различного рода союзов в сфере торговли, противодействию торговой экспансии со стороны других государств свидетельствуют следующие данные. В 1960 г. более 60 % внешней торговли 12 стран, входящих в Европейский Союз, приходилось на государства за его пределами. Но в начале 90-х годов те же 60 % приходилось уже на внутренние торговые взаимосвязи сообщества. Интересно, что аналогичный процесс наблюдается сегодня в АТР (Дальний Восток + Юго-Восточная Азия), где внутрирегиональный товарооборот уже превысил совокупный объем внешней торговли стран этого региона с остальным миром.
Долговременные, или «хронические» торговые войны, в конце концов, теряют свою эффективность и затухают, но чаще вспыхивают с новой силой, когда одна из стран находит какое-либо решение (пример – «банановая» война, «нефтяная» война, которая разрешилась вооруженным конфликтом[326], и т. п.). Для современного состояния дел характерны новые явления: «…в прежней всемирной конкуренции всех против всех за последнее десятилетие произошли коренные изменения. Прежде разрозненные соперники объединились в три главных блока: Северная Америка (США, Канада, Мексика), Европа и Япония с блокирующимися с нею странами азиатско-тихоокеанского региона. Внутри этих соперничающих группировок конкуренция усмиряется соглашениями о сотрудничестве, происходит определенное смягчение этой конкуренции. Можно прийти к выводу, что в торговых войнах участвуют в основном мощные государства и их блоки; их исход в большинстве случаев непредсказуем, т. к. зависит от развития международной ситуации в мире и психологии проживающих на территории стран людей. В общем случае можно спрогнозировать результат с позиций экономики, но только для «вспыхивающих», т. е. длящихся недолго торговых войн.
Человечество не может обойтись без войн, так как любая война есть крайний способ разрешения противоречий. А противоречия существовали и будут существовать всегда, пока будут существовать различные государства (только в абсолютном государстве нет противоречий, но абсолютного государства, как такового, в реальности не существует). В связи с движением цивилизации по пути постиндустриального (информационного) общества со всей остротой встает не последний по значимости вопрос о роли и месте военной силы, а именно: будет ли она средством самоуничтожения человечества или получит новые измерения в условиях, когда «государство-нация стало слишком мало для больших жизненных проблем и слишком велико для маленьких жизненных проблем»[327]. Результаты исследований показывают, что военная сила получит в постиндустриальной цивилизации новые измерения. Ведь в этом случае власть основывается на знании, а богатство представляет собой информацию в широком смысле этого слова, ибо включает в себя технологии, глобальные системы телекоммуникации, всю культурную среду, которая производит, реализует и обменивается информацией, воплощая ее в конкретных образцах техники, искусства, потребительских благ и т. д. «Таким образом, можно сделать вывод, что в условиях постиндустриального общества, как инструмент политики, военная сила иррациональна, и теперь становится понятным, почему развитые страны в отношениях между собой на протяжении полувека обходятся без нее»[328]. Поэтому немалую роль начинают играть торговые и продовольственные войны, которые имеют древние корни.
Фактически, торговые войны появились довольно давно (практически с момента зарождения торговых отношений), но они носили одиночный характер, даже термин «торговая война» отсутствовал. Затем по мере развития человечества мировая торговли стала сопровождаться торговыми войнами, что отчеканено в своеобразной формуле «невозможно торговать, не воюя, невозможно воевать, не торгуя», которая составляет квинтэссенцию книги У. Бернстайна «Великолепный обмен: история мировой торговли»[329]. Сама торговля возникла в III тысячелетии до н. э., когда в Шумере благодаря развитию сельского хозяйства выделилась профессия торговцев, игравших не менее важную роль в жизни общества, чем жрецы. Торговцы водили караваны ослов и плыли на лодках к побережью Средиземного моря, Аравийского моря и даже достигали долины реки Инд, расплачиваясь за товары серебром[330]. Понятно, что элементы торговли существовали и до Шумера – ведь одной из склонностей человеческой природы, как заметал А. Смит, является занятия торговлей и обменом[331]. Эта склонность в результате развития цивилизаций привела к современной мировой торговле, когда любой сбой в Интернете способен пошатнуть глобальную экономику.
На протяжении последних четырех столетий мировая торговля характеризуется войнами, которые состояли в использовании тарифов для получения тем или иным государством выгоды путем защиты своих производителей. В свое время президент Г. Гувер, чтобы защитить определенные виды промышленности, не способных конкурировать с зарубежными аналогами из-за низкой оплаты труда и низкой стоимостью жизни за границей, подписал закон о тарифе «Смута-Хоули». Тем самым этот закон запустил механизм торговой войны, охватывающий десятки тысяч товаров и ущемивший множество торговых партнеров. «В 1930 году, через три года после принятия тарифа Смута-Хоули, французские кружева, испанские фрукты, канадский лес, аргентинская говядина, швейцарские часы и американские автомобили постепенно исчезли из гаваней мира. К 1933 году, казалось, экономику всего мира охватило то, что экономисты называют автаркией – состояние, в котором государство обходится собственными товарами, какими бы неподходящими для производства они ни были»[332]. Эта торговая война повредила мировой торговле, нанесла ощутимый удар по международной коммерции, сократив значительно мировую торговлю. Этому способствовали изоляционизм и протекционизм Америки, однако, она пришла к осознанию того, что торговая война может повлечь за собой настоящую, «горячую» войну, и поэтому 18 ноября 1947 года было подписано «Генеральное соглашение по тарифам и торговле» (ГАТТ), теперь ВТО, т. е. началась эпоха свободной торговли.
Наибольший пик активности торговых и продовольственных войн пришелся на середину – конец двадцатого века. Частично это связано с тем, что в результате появления ядерного оружия поставлено под угрозу существование всего человечества, следовательно, факт возникновения горячих войн между ядерными державами сведен к минимуму. В этом случае, как метод разрешения противоречий, применяются более «легальные» торговые или продовольственные войны, осуществляя так называемые экономические блокады, сажая государство в долговую яму и т. п. В экономике данная политика называется сопернической торговлей, которая ведется до полного разорения государства (предприятия)[333]. Следует отметить, что двадцатый век явился переломным и в этом отношении. Так, до 1850 года в мире царила в основном комплементарная торговля (т. е. партнерство). Вскоре появилась и к 1900 году была в пике конкурентная торговля (нацеленная на клиентуру). А во второй половине двадцатого века – соперническая торговля (преобладание)[334], которая является одной из компонент торговых войн. Впервые ее применила Япония, как средство экономического выживания после Второй мировой войны. Сейчас же такая политика вошла в жизнь и применяется довольно часто, примером чего может послужить огромное число предприятий и государств-банкротов в последнее время.
Данный феномен нашел свое выражение в специальной литературе, посвященной исследованию торговых, или маркетинговых войн. «Первая книга о маркетинговых войнах, – отмечают Э. Райс и Дж. Траут, – была написана еще тогда, когда конкуренция переживала свое средневековье. Десять лет назад еще не существовало понятия «глобальная конкуренция». Все технологии, которые мы сегодня воспринимаем как должное, были тогда лишь отблеском идеи в умах инженеров из Силиконовой долины. Глобальная коммерция оставалась уделом избранных транснациональных компаний. Все переменилось. По сравнению с современным рынком то, что было прежде, кажется невинной вечеринкой с чаем. В каждой точке земного шара идут или готовятся войны. Каждый охотится за каждым. Везде»[335]. В силу этого с экономической позиции невозможно предугадать последствия того или иного решения. Даже самые совершенные экономические программы дают неверные прогнозы, особенно при ведении такой жесткой политики. Множество такого рода явлений обнаружилось, например, в случае торговой войны между Японией и Америкой, когда вопреки ожиданиям экономистов курс доллара к иене резко упал, заставив США попросту «разоряться», продавая товары по сниженным чуть ли не в 2 раза ценам[336].
