«Домашние» реминисценции составляют значительную часть криптосемантики в «Докторе Живаго». Быть может, ими обусловлен и выбор имени «Громеко» для обозначения семьи, в которой воспитывался Живаго. Степан Степанович (ср.: Александр Александрович) Громеко был известным публицистом-либералом 1860-х гг., сотрудником «Отечественных записок», а до того жандармским офицером на железной дороге (ср. приуроченность решительного разговора между Юрием Живаго и его тестем к поездке на поезде). По распространенной версии, Зинаида Николаевна была дочерью «генерала инженерной службы» (Н. Вильмонт, О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли, Москва, 1989, 183). О. В. Ивинская (В плену времени, Paris, 1978, 28) утверждает, однако, что отцом Зинаиды Николаевны был жандармский полковник, ссылаясь при этом на слова Пастернака. Не подтверждает ли «Доктор Живаго» правоту О. В. Ивинской? Согласно подготовительным записям к роману, женитьба Юрия Живаго на Тоне Громеко равна второму браку Пастернака («Тоня — 3/ина/» (3, 368)). Если так: не выдает ли (как это ни парадоксально звучит) пастернаковский криптоним «Громеко» не подлежавших (в послереволюционное время) огласке обстоятельств, в которых росла Зинаида Николаевна? Об иных автобиографических мотивах в «Докторе Живаго» мы пишем ниже; о них см. также: Елена Пастернак, Значение автобиографического момента в романе «Доктор Живаго». — In: Pasternak-Studien, I…, 97 ff.
В этом отрывке из романа — явная несуразность. Вначале поезд Стрельникова назван «курьерским старого образца», затем — бронепоездом. Но противоречие снимается, если принять во внимание автопретекст отрывка — описание царского поезда в «Охранной грамоте». О мнимых ошибках в романе ср.: Angela Livingstone, «Integral Errors»: Remarks on the Writing of Doktor Zhivago. — Essays in Poetics, 1988, № 13–2, 83 ff.
Об апокалиптических мотивах в «Докторе Живаго» см. подробно: И. П. Смирнов, Порождение интертекста…. 168–170, 184–187. В этом освещении сквозной в «Докторе Живаго» мотив железной дороги правомерно толковать в том апокалиптическом значении, которое было придано ей в «Идиоте» Достоевского.
Ср. стихи пастернаковского ментора: «И хотя мы вспоминали Будущего весь черед. Мы не верили, что сердце День таинственный сожжет» (Сергей Бобров, Вертоградари над лозами. Москва, изд-во «Лирика», 1913, 79).
А. Н. Толстой, Избр. соч. в 6-и тт, т. 3, Москва, 1951, 268–269. Трудно сказать, какую из редакций первой книги «Хождения по мукам» читал Пастернак, берлинскую или советскую: обсуждаемые в этой главе пересечения между двумя романами могут быть отнесены и к той, и к другой.
Эпизод с Гинцем, следовательно, не отражает прямо дело об убийстве реального исторического лица, Ф. Ф. Линде, как это принято думать. Пастернаковский роман ведет читателя сразу и к литературной обработке этого фактического материала, к «Сестрам» Толстого, и к исторической реальности (ср. формальное сходство фамилий «ГинцЕ» — «ЛиндЕ», а также мотив липы в описании Мелюзеева: «В буфетной выбито окно обломком липового сука, бившегося о стекло» (3, 149)). Иными словами, Пастернак создает нечто вроде реального комментария к роману Толстого, эксплицирует историко-фактическую подоплеку чужого художественного текста (ср. в «Сестрах» фамилию убитого комиссара — Смоковников, восходящую к названию дерева, как и имя «Линде»).
При учете уже обсуждавшегося отчества Клинцова-Погоревших ясно, что Пастернак возводит футуризм к штирнерианству. Имя «Максим» втягивает в смысловое поле «Доктора Живаго» не одного Штирнера, о чем см. ниже в V.2.1.1. Ср. о влиянии штирнерианства на западноевропейский авангард: Fernance Drijkoningen, Anarchistic Language Concepts? Stirner — Tzara — Breton. — In: Semantic Analysis of Literary Texts. To Honour Jan van der Eng, ed. by E. Haard, Th. Langerak, W. G. Weststeijn, Amsterdam e. a., 1990, 97–109.
В файле — полужирный. — прим. верст.
Max Stirner. Der Einzige und sein Eigentum, Stuttgart, 1985, 356–357.
Ibid, 45.
Редкое слово «бегунчики» (всплывающее в романе множество раз) взято Пастернаком из загадки: «Текунчики текут, бегунчики бегут…»; ее отгадка: «похоронная процессия». Пастернак предлагает читателю разобраться в метаэнигматичном слове, в загадке — синекдохе загадки. Палых с его навязчивым похоронным бредом тайно поворачивает течение романа, начинающегося сценой погребения, вспять.
Ibid., 224.
Ibid, 154.
F. W. J. Schelling, System des transzendentalen Idealismus (1800), Hamburg 1957, 7.
Ср. о пастернаковском шеллингианстве: Б. М. Гаспаров, Gradus am Parnassum (самосовершенствование как категория творческого мира Пастернака). — Wiener Slawistischer Almanach, 1992, Bd. 29, 100–102.
«Правда», 9 февраля 1990, 8.
В этом и в других случаях (ср. Комаровского с лампой над головой) наглядность (экфразис) становится в тексте о тайне/тайнописи изображением иного изображения (показаны люди — зри птиц), т. е инообразом, криптоиероглификой.
Мы не будем вдаваться здесь в архетипический смысл мотива воды, который, безусловно, присутствует у Пастернака, помимо конкретной отсылки к Фалесу; ср. обзор разных интерпретаций этой стихии в содержательной книге: Rainer Georg Grübel, Sirenen und Kometen. Axiologie und Geschichte der Motive Wasserfrau und Haarstern in slavischen und anderen europäischen Literaturen (= Slavische Literaturen. Texte und Abhandlungen, hrsg, von W. Schmid, Bd. 9), Frankfurt am Main e. a., 1995, 39 ff.
Роман Пастернака и в остальном полемичен относительно «Сестер». Бессонов у Толстого (он же — Блок) погибает из-за того, что сумасшедший дезертир принимает его за водителя волчьей стаи. Сам Бессонов думает, что за ним следуют собаки. В романе Пастернака за Юрием Живаго (одним из прообразов которого был, согласно автору, Блок) тащится стая одичавших собак. Живаго подбирает по пути дезертира (с трудового фронта), Васю Брыкина. Волков ведет за собой не Живаго, а Стрельников.
Пастернак занимался теорией сказки во время работы над «Доктором Живаго» — он читал книгу В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки» (см.: В. М. Борисов, Е. В. Пастернак, Материалы к творческой истории романа Б. Пастернака «Доктор Живаго». — Новый мир, 1988, № 6, 242).
Ср. еще одно объяснение этого отчества в связи с юродством: В. М. Борисов, Имя в романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго». — В: «Быть знаменитым некрасиво…» Пастернаковские чтения, вып. 1, Москва, 1992, 106.
Литературное происхождение Евграфа зафиксировано уже в его имени, означающем «благописание»; ср. об имени Евграфа: Jerzi Faryno, Княгиня Столбунова-Энрици и ее сын Евграф (Археопоэтика «Доктора Живаго», 1). — Studia filologiczne, Zeszyt, 31(12). Filologia Rosyjska. Поэтика Пастернака, pod red. Anny Majmieskuljow, Bydgoszcz, 1990, 156 ff.
А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., т. VIII-1 [Москва] 1948, 351.
К мотиву денег у Пушкина и Пастернака ср.: Erika Greber, Intertextualität und Inierprelierbarkeit des Textes. Zur frühen Prosa Boris Pasternaks, München, 1989, 211 ff.
См. подробно: Лазарь Флейшман, Борис Пастернак в двадцатые годы, München [б. г.], 171 и след.
Immanuel Kant, Werke in sechs Bänden, Bd. IV, Darmstadt, 1956, 300.
Одним кантианством содержание Стрельникова не ограничивается; о его фурьеризме см. ниже — в IV 4.1–2.
О борьбе русской философии с Кантом см. подробно интересную статью: А. В. Ахутин, София и черт (Кант перед лицом русской религиозной метафизики). — В: Россия и Германия: Опыт философского диалога, Москва, 1993, 207–247. Ср. о попытке поставить русскую философию на кантианский путь: Michail V. Bezrodnyj, Zur Geschichte des russischen Neukantianismus. Die Zeitschrift «Logos» und ihre Redakteure. — Zeilschrifl fur Slawistik, 1992, Bd. 37–4, 489–511. Ф. А. Степун нашел в «Докторе Живаго» и положительные отклики Пастернака на учение Канта: Федор Степун, Б. Л. Пастернак (1959). — В: Сборник статей, посвященных творчеству Бориса Леонидовича Пастернака, Мюнхен, 1962, 47–48.
Johann Gottlieb Fichte, Versuch einer Kritik aller Offenbarung (1792), hrsg. und eingeleitet von H. Ju. Verwegen, Hamburg, 1983, 59–60.
Дистанцируясь от Фихте, Пастернак одновременно отмежевывал себя от марбуржца, учившегося у тех же, что и он, философов, Б. П. Вышеславцева, который защитил в 1914 г. в Московском университете магистерскую диссертацию на тему «Этика Фихте».
