Да и отношения канцлера с самим императором были неоднозначны. Меттерних в частном разговоре как-то заметил, что стоит ему сделать что-либо, не соответствующее воле государя, – ив течение 24 часов он перестанет занимать свой пост. Князь, скорее всего, преувеличивал, но не так уж сильно. Император-бюрократ любил лично вникать в дела государства и оставлять окончательное решение за собой – кроме тех случаев, когда был уверен, что его министры, прежде всего Меттерних, сами распорядятся должным образом. Подобных случаев было не так уж мало, и это создавало иллюзию отстраненности Франца I от текущих государственных дел и даже его зависимости от Меттерниха. Зависимость, очевидно, была, но иного рода – психологическая, ибо за долгие годы совместной работы император и его канцлер стали больше чем просто государем и его слугой: Франц считал Меттерниха своим другом, о чем и написал в предсмертном послании сыну.
Именно дружеские отношения с монархом, которого устраивали как взгляды канцлера, так и его политика, стали, особенно в последние годы правления Франца I, фундаментом могущества Меттерниха. После смерти императора положение князя при дворе несколько пошатнулось, и с его стороны потребовались серьезные усилия, чтобы вернуть себе статус человека № 1 в Вене.
Бидермайеровское семейство
В конце 50-х гг. XIX в. издававшийся в Мюнхене юмористический журнал Fliegende Blaetter («Летучие листки») начал публиковать цикл забавных историй, главным персонажем которых был Готтфрид Бидермайер – добропорядочный бюргер-семьянин, балующийся сочинением плохих сентиментальных стихов. Имя Бидермайера быстро стало нарицательным и впоследствии начало употребляться для обозначения ценностей лояльного и непритязательного немецкого мещанства, идеал которого – тихая зажиточная жизнь в семейном кругу. Вскоре бидермайером окрестили культурный стиль и образ жизни среднего слоя немцев и австрийцев целой эпохи – середины XIX столетия, совпавшей с апогеем власти Меттерниха и царствованиями Франца I и Фердинанда I.
Готтфрид Бидермайер.
Забавные истории о нем пародировали мещанский быт
Многочисленным бидермайерам – подданным Австрийской империи не нужно было далеко ходить за образцами для подражания: ими правили такие же бидермайеры, обитавшие зимой в Хофбурге и Шёнбрунне, а летом, как правило, в загородной резиденции Лаксенбург или на курортах в Карлсбаде и Ишле. Августейшая семья, несмотря на свое несметное богатство, избрала бидермайеровский, мещанский стиль жизни; исключением были разве что пышные придворные церемонии. В семейном же кругу Франц I и его родственники вели себя на удивление непритязательно. Известный портрет императора и членов его семьи – лучшее тому доказательство: в скромном седовласом господине в неброском коричневом сюртуке нипочем не распознать человека, который на протяжении более чем 40 лет распоряжался судьбой 30 с лишним миллионов людей. Остальные члены семьи выглядят столь же скромно и мирно – ни дать ни взять семейство какого-нибудь выслужившегося чиновника или владельца торговой фирмы.
Впрочем, на портрете изображена лишь небольшая часть изрядно разросшегося габсбургского рода: император, его четвертая жена Каролина Августа, сыновья, две дочери и внук – герцог Райхштадтский, сын Наполеона и Марии Луизы. Нет ни одного из многочисленных братьев Франца I, за которыми император всю жизнь ревниво следил, видимо, будучи не в силах забыть о 1809 годе, когда трон под ним зашатался и не исключено было отречение в пользу одного из братьев. Эрцгерцоги так никогда и не сыграли той политической роли, к которой по крайней мере двое из них, Карл и Иоганн, были готовы лучше, чем их венценосный брат. Этот факт даже заставил А.Дж. П. Тэйлора, явно преувеличивая, утверждать, что Франц I «терпеть не мог всех своих родственников, кроме слабоумных»[46].
Вопрос о престолонаследии в Австрийской империи долгое время не был разрешен окончательно. Франц I был женат четырежды, но потомство имел только от второго брака – со своей двоюродной сестрой Марией Терезией Неаполитанской. Она произвела на свет четырех сыновей и девять дочерей, но из мальчиков до взрослого возраста дожили лишь двое, и оба были, как сказали бы современные психологи, «проблемными детьми». Старший сын Фердинанд, родившийся 19 апреля 1793 года, с раннего детства страдал эпилепсией – заболеванием, наследственным в габсбургско-лотарингской династии (эпилептиком, напомним, был и эрцгерцог Карл). Помимо этого, несчастный ребенок отличался хилым телосложением, непропорционально большой головой (у него даже подозревали водянку мозга) и задержками в физическом и умственном развитии. Впрочем, эти задержки во многом были обусловлены пренебрежением, которое проявляли к слабому и болезненному ребенку его родители и воспитатели. В результате, когда к девятилетнему принцу был наконец приставлен толковый учитель, Франц Стеффанео-Карнеа, он с ужасом обнаружил, что мальчик не в состоянии сделать такие элементарные вещи, как самостоятельно напиться из стакана, открыть дверь, перенести с места на место даже легкий груз и спуститься с лестницы без посторонней помощи. Впоследствии, когда за воспитание Фердинанда взялись по-настоящему, наследный принц доказал, что слухи о его безнадежном слабоумии сильно преувеличены.
Австрийский историк Герд Холлер, врач по образованию, написавший биографию Фердинанда с характерным подзаголовком «Справедливость для императора», перечисляет достоинства своего героя: он «знал пять языков, играл на двух музыкальных инструментах (клавесине и трубе), был большим любителем музыки и опер, смог проехать верхом от Вены до Парижа, научился фехтовать, танцевать и стрелять, ходил на охоту, вел обширную переписку, причем писал красивым и ясным почерком, выдержал три коронационных обряда, каждый из которых длился по четыре часа…, и при этом не произвел ни на кого неприятного впечатления и не свалился с приступом эпилепсии»[47]. К этому можно добавить суждение другого историка – Лоренца Ми колец ко го, касающееся уже не человеческих, а политических качеств Фердинанда, проявленных им в дни революционных событий 1848 года: «Никому из Габсбургов не удалось создать политическую концепцию, сравнимую с системой Меттерниха, но Фердинанд оказался именно тем «слабоумным» Габсбургом, у которого хватило и разума, и мужества расстаться с этой системой, когда для этого настало время»[48]. Тем не менее, даже считая Фердинанда нормальным в умственном отношении человеком, нельзя отрицать того, что у него практически отсутствовали воля к действию, столь необходимая для абсолютного монарха, и сколько-нибудь четкие политические представления, идеи и концепции.
По характеру Фердинанд был чрезвычайно мягок (что принесло ему прозвище «Добрый»), любезен и доверчив. О нем ходило множество анекдотов, как издевательских, так и подчеркивавших его добродушие, а иногда совмещавших то и другое. Вот один из них. Как-то, отправившись на прогулку, Фердинанд увидел уличного попрошайку, притворявшегося слепым. «Быть слепым – как это ужасно!» – воскликнул принц, подавая ему золотой. «Ах, Ваше Высочество, ведь я еще и глухой», – сообразив, кто перед ним, сказал хитрый нищий. «Боже мой, еще и глухой! Какая трагедия!» – закричал Фердинанд и тут же одарил попрошайку еще одним золотым.
В конце 1820-х годов, когда здоровье императора Франца заметно ухудшилось, при дворе стали обсуждать возможность передачи власти в обход Фердинанда его младшему брату Францу Карлу. Последний, впрочем, тоже не отличался высоким интеллектом, и рокировка на троне, по сути дела, ничего не решила бы. Кроме того, Франц Карл был женат на Софии, дочери баварского короля Максимилиана, умной и честолюбивой женщине, к которой в случае провозглашения ее мужа императором могла перейти реальная власть. Это не соответствовало интересам Меттерниха, и он стал главным сторонником Фердинанда. По мнению канцлера, отступление от традиционного порядка престолонаследия явилось бы нарушением легитимистских принципов и уронило бы престиж династии. Стареющий Франц I внял доводам Меттерниха. После смерти императора никаких попыток отстранить Фердинанда I от власти не предпринималось. Это противоречило бы габсбургским правилам, согласно которым глава семьи, каков бы он ни был, пользовался непререкаемым авторитетом. В 1839 году, когда стало очевидно, что детей у новой императорской четы не будет, был издан статут об августейшей фамилии, в котором устанавливался порядок наследования трона: после Фердинанда императором должен был стать Франц Карл, а за ним – старший сын последнего Франц Иосиф, родившийся 18 августа 1830 года.
Франц Иосиф в значительной степени был продуктом эпохи бидермайера: он обожал порядок и дисциплину, не отличался большими интеллектуальными запросами и утонченным вкусом, зато обладал сильно развитым чувством долга и ответственности. С детства будущий император привык к упорному рутинному труду. В день своего 15-летия он писал в дневнике: «Пятнадцать лет – и все меньше времени для того, чтобы закончить образование! Я должен действительно очень стараться…». И он старался – вначале грызя гранит науки, а затем, после своего столь раннего вступления на престол в 1848 году, отдавая государственным делам по 12–15 часов в день. При этом Франц Иосиф ни в малейшей степени не был затронут либеральными веяниями, от которых его старательно оберегали родственники и воспитатели. Он вырос убежденным абсолютистом, и образцом государя ему служил его дед Франц I. Лишь горькие поражения и настоятельная необходимость заставили Франца
