Поминовение усопших. «Описание путешествия в Московию». Адам Олеарий. XVII в.
Брак сопровождался самыми затейливыми обрядами, и никогда семейная жизнь не облекалась таким блеском, как в эти торжественные минуты жизни.
Русские женились вообще очень рано. Бывало, что жених имел от 12 до 13 лет. Русские как будто спешили уйти от соблазнов холостой жизни. Редко случалось, чтобы русский долго оставался неженатым, если только не болезнь была этому причиной, или какое-нибудь горе не мыкало им в разные стороны, или если он не расположен был вступить в монастырь. При ранней женитьбе совершенно было естественно, что жених и невеста не знали друг друга до брака: и тот, и другая, будучи еще детьми, играли страдательную роль под влиянием родителей и удалены были от людского взора. Вообще нравственные понятия того времени не позволяли молодым людям обоих полов видеться и уговариваться между собой. Жених не смел даже сказать, что желает жениться; родителю предоставлялось распоряжаться его судьбой. Только тогда, когда жених вступал во второй брак, или был уже в зрелых летах, или не имел родителей, приступ к бракосочетанию делался им самим лично. Иногда же первый шаг начинался и со стороны родителей невесты. Желая сбыть дочку, родители засылали к жениху близкого им человека сватом: он обыкновенно начинал речь похвалой честному имени рода жениха и невесты, говорил о взаимной любви двух родов и представлял выгоды, какие могут произойти от соединения их родством. Если родители жениха соглашались, то приступали к сватовству обычным порядком. Сами цари действовали таким образом. Михаил Федорович предлагал дочь свою за датского принца. Иногда браки начинались по воле высших лиц; так, цари и великие князья женили своих бояр и ближних людей и сами выбирали им невест, а господа совершали браки между своими слугами, также не испрашивая их согласия. При царе Алексее Михайловиче правительство, желая умножить народонаселение в Сибири, хотело непременно, чтобы пашенные крестьяне, там поселенные, отдавали дочерей своих за ссыльных; но поскольку честные поселяне не желали брать себе в зятья мошенников и воров, то их принуждали к этому силой и брали за ослушание большую пеню.
Родители, вознамерясь женить сына, советовались с близкими родственниками и часто не говорили об этом самому жениху ничего. Избрав дом, с которым не стыдно было породниться, они посылали к родителям невесты свата или сваху для предварительного объяснения. Если родители невесты не желали вовсе отдавать дочь за предлагаемого жениха, то отговаривались обыкновенно тем, что она еще молода или подобным предлогом. Если же были согласны, то не заявляли об этом тотчас, но говорили, что посоветуются с родней, и назначали день решительного ответа. Когда наконец давалось согласие, сват или посредник просил дозволения видеть невесту. Случалось, что такое позволение не получалось, иногда из гордости, иногда оттого, что невеста была дурна собой. Но чаще случалось, что родители позволяли видеть девицу, и тогда посылалась какая-нибудь родственница жениха или же ехала сама его мать; во всяком случае эта женщина называлась смотрительницей. Показ невесты происходил различным образом: иногда смотрительницу вводили в убранную комнату, где невеста стояла в лучшем своем наряде с лицом, закрытым покрывалом; иногда же невеста сидела за занавесом, и занавес отдергивался, когда приближалась смотрительница. Смотрительница прохаживалась с нею по комнате, заговаривала с ней, стараясь выпытать, умна ли она, хороша ли, «не безъязычная ли и речью во всем исполнена». Бывало, если у родителей дочь-невеста урод, то вместо нее приводили меньшую и выдавали смотрительнице за невесту, а если не было другой дочери, то подставляли служанку. Жених не имел права сам видеть невесты до брака и, следовательно, должен был довольствоваться теми известиями о ней, какие передавала ему смотрительница. Он узнавал обман не прежде, как после венчанья. Обманутый жених мог жаловаться духовным властям; производился розыск; спрашивали соседей, знакомых и дворовых людей, и если обман открывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгали; но это случалось очень редко; гораздо обыкновеннее подводили дело так, что жених поневоле должен был жить со своей суженой, и ему говорили позднее нравоучение: «Не проведав подлинно, не женись!» Зато муж в таком случае в утешение себе колотил жену, принуждал ее постричься, а иногда тайно умерщвлял; поэтому некоторые женихи, чувствуя в себе довольно силы и значения перед семьей невесты, настаивали, чтобы им самим позволено было видеть невесту, и родители позволяли, если дорожили женихом; но тогда уже отделаться жениху было трудно. Правда, если невеста ему не нравилась, он не женился; зато должен был избегать всякого разговора о своих прошедших отношениях, а иначе родители невесты, злясь на него, могли подать жалобу духовным властям о том, что он их бесчестит: дурно говорит о невесте и отбивает женихов; такая жалоба могла последовать даже и в таком случае, когда жених вовсе ничего не говорил; жениха принуждали жениться или заплатить бесчестье, если он уже успел жениться на другой. Впрочем, если жених и видел невесту – и тогда он не мог уберечься от обмана, ибо он ее после того уже не видал более до самой свадьбы, и родители невесты, если были бесчестные люди, могли все-таки подменить невесту, как и в том случае, когда видела ее смотрительница. Один молодой человек, вероятно, не имевший родителей, задумал жениться и поручил свату найти ему невесту. Приятель условился с одним посадским обмануть его; у этого посадского была кривая на один глаз дочка. Родитель этой «красавицы» обещал приятелю награду, если он сбудет ее за охотника. Сват отправляется к жениху и говорит, что он может увидеть невесту из окна, когда она пройдет по улице. Девицу провели во всем убранстве, и жених смотрел на нее из окна; девица, идя, держалась так, чтобы жениху виден был один ее здоровый глаз. Жених не заметил другого и согласился жениться. Плохое житье было и мужу, и жене: выиграл зато один сват.
Великокняжеские, а впоследствии царские свадьбы начинались смотром девиц. Собирали со всех сторон девиц дворянских фамилий, и царь смотрел на них и выбирал себе по вкусу. Когда великий князь Василий Иванович собирался жениться, то на смотр к нему собрали тысячу пятьсот девиц. Иван Васильевич Грозный приказывал князьям, дворянам и детям боярским отовсюду свозить дочерей своих – девок. В Новгородской области из всех пятин должны были помещики свозить их в Новгород к наместнику, а наместник обязан был доставлять их к царю, по требованию. Это была обязанность всех отцов, и кто оказывался виновным в непослушании и медленности, тот подвергался опале и казни. Эта честь вообще не слишком соблазняла отцов, ибо тогда многие вяземские и дорогобужские дворяне получили выговор за промедление. При втором бракосочетании царя Алексея Михайловича девицы были собраны в доме Артамона Сергеевича Матвеева, и царь, в противность принятому издавна обычаю не посещать домов подданных своих, смотрел на них в окошко из потаенной комнаты, он выбрал трех и приказал доверенным женщинам освидетельствовать их душевные и телесные достоинства, а потом уже, по рекомендации этих смотрительниц, избрал Наталью Кирилловну. Избранную царскую невесту брали во дворец, облекали в драгоценные одежды, нарекали царевной, и она жила в совершенном отчуждении от царя до самого брака; ибо и цари, подчиняясь общим народным нравственным обычаям, позволяли себе только однажды видеть невесту.
После смотра происходил сговор – первая часть брачного праздника или вступление к торжеству. Уговорный день назначался родителями невесты. Родители жениха, сам жених и его близкие родственники приезжали к ним. Это случалось иногда до обеда, иногда после обеда, вечером, смотря по тому, как угодно было назначить хозяевам. Тут родители невесты принимали гостей с почестями, выходили к ним навстречу, кланялись друг другу до земли, сажали гостей на почетных местах в переднем углу, а сами садились подле них. Некоторое время они молчали, глядя друг на друга: так следовало по приличию. Потом отец жениха или его старый родственник говорил церемониальную речь и в ней выражал, что они приехали для доброго дела, а родители невесты отвечали, что рады такому приезду. Тогда составлялся уговор, писалась рядная запись, где указывалось, что обе стороны постановляли: в такое-то время жених обязывался взять себе в жены такую-то, а родственники ее должны были ее выдать и дать за ней такое-то приданое. Сроки были различные, смотря по обстоятельствам: иногда свадьбы совершались и через неделю после сговора, а иногда между сговором и венчанием проходило несколько месяцев. Приданое всегда было важным условием русской свадьбы и состояло из постели, платьев, домашней утвари и украшений, из рабов, денег и недвижимых имений, если девица была дворянского происхождения. От жениха ничего не требовалось; старинный обычай давать за невесту вено в XVI и XVII веках совершенно исчез. Обыкновенно приданое доставлялось в дом новобрачным после свадьбы; но недоверчивые родители жениха нередко требовали, чтобы оно было доставлено до свадьбы, держась пословицы: «Денежки на стол, девушку за стол». Все писалось в рядные записи подробным образом, и в обеспечение верности условий назначалась неустойка, или попятное. Та сторона, которая отступала, обязывалась платить известную сумму: такие суммы были велики, в зависимости от состояния, и всегда таковы, что могли быть тягостны для не соблюдающего обязательство. Рядную запись писал подьячий, которого нарочно при этом приглашали, иногда в той же рядной записи прибавлялось условие, чтобы мужу не бить жены своей, и в случае нарушения условия ее родители могли взыскать судом с зятя, который без этого не обязывался к такой кротости по одному своему званию супруга. Невесты не было при сговоре. По окончании условий одна из женщин, из семейства или из родни невесты, приносила жениху и его родственникам подарки от имени невесты. Сговор имел юридическую силу. Отказаться после него от брака значило оскорбить семью.
