По личному указанию премьер-министра Великобритании Эттли контрразведчики приступили к интенсивным допросам Фукса. Примечательно, что официально его не отстранили от работы в научно-исследовательском центре в Харуэлле. Но его коллеги были осведомлены о том, что его допрашивают в связи с подозрениями в «атомном шпионаже». А это создавало ситуацию психологического давления на Фукса со стороны коллег, со многими из которых он поддерживал дружеские отношения.
Контрразведчикам, однако, не удалось на следовавших один за другим допросах поймать подследственного в хитроумно расставленные ловушки и получить конкретные доказательства его вины. Ведущий сотрудник МИ-5 Скардон, непосредственно занимавшийся делом Фукса, уже склонялся к тому, чтобы снять с подследственного все обвинения, когда заместитель директора центра в Харуэлле Скиннер вызвался переговорить со своим другом Фуксом с глазу на глаз. Скиннер попросил Фукса откровенно сказать, есть ли все-таки какие-то основания для подозрений, но если таковых нет, то все коллеги по работе, включая самого Скиннера, будут на его стороне. Фукс не смог солгать другу и сказать твердое «нет». Это его и погубило.
13 января 1950 года он попросил встречи со Скардоном, которому признался в том, что передавал Советскому Союзу секретные сведения по атомной бомбе.
2 февраля Фукс был арестован. Ему было предъявлено официальное обвинение в шпионаже в пользу Советского Союза. А 1 марта состоялся суд. Единственным свидетелем на суде выступал Скардон. Присяжные не приглашались. Вся процедура заняла не более полутора часов.
Фукс, по его словам, ожидал смертной казни и был готов принять ее. Но с учетом того, что он передавал атомные секреты не врагу, а союзнику по антигитлеровской коалиции, суд приговорил его к 14 годам лишения свободы.
Реакция Москвы сводилась к разработанному для подобных случаев трафарету: «Фукс неизвестен Советскому правительству, и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».
И только после смерти ученого Москва признается в том, что отец советской атомной бомбы академик Игорь Курчатов смог отказаться от длительных поисков и сконцентрироваться на том, что было успешно апробировано в Лос-Аламосе. Сорок лет спустя после успешного испытания первой советской атомной бомбы в казахстанской степи 29 августа 1949 года советские физики-атомщики признали, что без помощи Клауса Фукса монополия Вашингтона на атомное оружие не была бы разрушена так быстро, как это произошло.
После освобождения из английской тюрьмы Фукс получил завидные предложения работать во многих ведущих университетах США, Англии, Канады и ФРГ. Но он сразу же перебрался в ГДР.
26 июня 1959 года он стал гражданином Германской Демократической Республики. Был назначен заместителем директора института ядерной физики, активно включился в общественно-политическую жизнь своей родины. Был избран членом Академии наук ГДР, членом ЦК СЕПГ, удостоен ордена Карла Маркса и государственной премии как признания его научного таланта. Наконец, обзавелся семьей и счастливо в ней жил.
Он скончался 28 февраля 1988 года и был похоронен с почестями. Правда, среди многочисленных наград, которые несли на красных подушечках участники траурной церемонии, почему-то не было ни одной советской.
…А Маркусу Вольфу все же удалось разговорить Клауса Фукса. Это случилось за несколько лет до его кончины. Как признается сам Вольф, «Эрих Хонеккер лично обратился к нему и попросил его побеседовать со мной».
Что же нового почерпнул шеф штази из разведывательного опыта Фукса? Каким показался ему сам ученый?
«Своей манерой говорить, — свидетельствует Маркус Вольф, — всем своим поведением Клаус Фукс никак не соответствовал расхожим представлениям о преуспевшем шпионе. Высокий лоб, внимательные глаза в очках без оправы смотрят вдумчиво после каждого вопроса, усиливая впечатление, что перед вами типичный ученый. А такое впечатление он производит с первого взгляда. Его глаза начинают блестеть, когда Фукс говорит об основах теоретической физики, о квантовой теории или о математических расчетах колебаний при взрыве плутониевой бомбы. Он был исследователем до мозга костей»…
«Я никогда не рассматривал себя как шпиона, — сказал мне Фукс, — я только не мог понять, почему Запад не может поделиться атомной бомбой с Москвой. А считал, что что-то от такого ужасного потенциала уничтожения должно быть в равной мере доступно великим державам. То, что одна сторона станет угрожать этим оружием другой, казалось мне просто ужасным. Это походило бы на то, как если бы великан стал топтать лилипутов. Я никогда не считал себя виноватым, предоставляя Москве секретные сведения. Если бы я этого не сделал, это было бы непростительной ошибкой»…
«Фукс был из того же материала, что и Рихард Зорге, Харро Шульце-Бойзен, Ким Филби и многие другие, которые свои знания и способности поставили на службу Советскому Союзу, так как в этом они видели возможность победить «третий рейх» и оказать решающую помощь СССР и его союзникам во Второй мировой войне. На нашем профессиональном языке люди, которые работали на службу разведки из идеализма и глубоких политических убеждений, именовались не шпионами, а разведчиками. Фукс был для меня разведчиком, хотя он и не имел никакой специальной подготовки, почти никакого опыта и, конечно, необходимой закалки для этой трудной работы».
Тезис о том, что он не был обычным шпионом, Клаус Фукс подтверждал своими практическими делами: он передавал советской разведке секретную информацию лишь о том, к чему сам имел прямое отношение, о той работе, которой непосредственно, лично, занимался. «Чужих секретов», как он сам выражался, он не выведывал и не ставил перед собой такой цели. Он просто активно использовал свой научный потенциал и практический опыт для того, чтобы у Советского Союза как можно быстрее появилось свое «изобретение дьявола».
По словам Маркуса Вольфа, его поразил тот факт, что Фукс в своей разведывательной работе пользовался «почти невероятным» но своей простоте способом для передачи секретной информации. Он встречался с советскими разведчиками так же, как когда-то в студенческие годы проводил нелегальные встречи со своими единомышленниками ~ членами запрещенной гитлеровцами коммунистической партии Германии. И порой удивлялся тому, что «русские профессионалы вели себя совершенно необычным образом: один из них постоянно оглядывался, нет ли за ним хвоста». Больше других связников ему импонировала Рут Кучински.
По мнению Маркуса Вольфа, Москва никогда не подтверждала ценности информации, передававшейся Фуксом, и десятилетиями делала вид, что советская разведка якобы имела наряду с Фуксом и других атомных шпионов.
«То, что Советский Союз не выразил ему ни слова благодарности, — утверждает Маркус Вольф, — я объясняю тем, что в Москве с самого начала подозревали его в том, что он привел в движение цепь предательства. Если бы там были лучше осведомлены, им было бы слишком мучительно сознаться в своей ошибке и извиниться перед Фуксом».
Такой вот горький упрек адресовал Лубянке, да и всему советскому руководству шеф легендарной штази.
В феврале 1943 года на Лубянку поступил сигнал о том, что в Генеральном штабе Красной Армии действует немецкий агент, имеющий доступ к сверхсекретным материалам стратегической важности. Сигнал передали сначала из Парижа, а несколько дней спустя — из Лондона. В Париже чекисты-«нелегалы» узнали об этом от проверенного агента полковника Шмита, руководящего сотрудника шифровальной службы абвера — военной разведки сухопутных сил Германии. А в Лондоне — предупреждение о «кроте» исходило от «Сикрет Интеллидженс Сервис», которая благодаря дешифровальной машине «Enigma» контролировала каналы связи гитлеровских спецслужб и время от времени делилась информацией, правда уже отредактированной, со своими советскими коллегами.
Через месяц, в марте 1943 года, этот тревожный сигнал подтвердил Энтони Блант, один из членов легендарной «кембриджской пятерки». «У немцев в Москве, — сообщил он, — есть важный источник информации в военных кругах». Наконец, сам Уинстон Черчилль, британский премьер тех лет, посчитал необходимым лично уведомить Сталина о том, что «в штабе Красной Армии действует немецкий шпион».
Как же отреагировали на это в Москве? Какие меры были предприняты для того, чтобы как можно скорее обнаружить и обезвредить опасного немецкого шпиона? Н-И-К-А-К-И-Х!!!
Но ведь шпион-то был и действовал?! В своих мемуарах «Лабиринт» Вальтер Шелленберг, шеф внешней разведки Службы имперской безопасности рейха, пишет, что этот «ценнейший агент служил в штабе Рокоссовского офицером связи. Он был настроен антисоветcки и ненавидел Сталина за то, что подвергся репрессиям в 30-х годах и сидел два года в тюрьме».
