Похороны. «Описание путешествия в Московию». Адам Олеарий. XVII в.
На другой день новобрачных вели при звуке сурн и литавр и пении песен в отдельные мыльни. В мыльнях их мыли вином и медом. Жена шла в мыльню со свахой и матерью жениха и показывала знаки своего девства; с нее снимали сорочку и вместе с простыней прятали как свидетельство целомудренного поведения. Муж мылся с тысяцким и дружкой; тогда молодая жена присылала ему в мыльню сорочку, обыкновенно унизанную жемчугом. На царских свадьбах цари кушали в мыльне, а царицы в избушке. По выходе из мыльни новобрачный шел вперед в сенник, за ним приходила новобрачная. Тут являлись женщины, а впереди них сваха несла горшочек или два горшочка, поставленные на одном блюде и обернутые соболями; в этих горшках была каша; сваха кормила ею и мужа, и жену; перед мужем держал горшочек дружка, перед женой сама сваха; этот обычай наблюдался и у царей, и у крестьян. На царских свадьбах происходил в это время обряд раскрывания; боярин, нареченный отец царский, раздвигал стрелой покров, заслонявший царицу; до того времени даже и после венчания ее никто не видал; только после этого обряда все подходили к ней и могли иметь счастье увидать ее светлые очи. После этого все шли к столу. В частных свадьбах этот последний обряд не наблюдался; и после кормления кашей жених вместе со своим родителем, с тысяцким, дружкой и со всеми свадебными поезжанами ехал к родителям невесты. Вступая к ним в дом, новобрачный бил челом и благодарил за то, что они вскормили и вспоили дочь свою, его жену, и ласково приглашал их к себе на обед со всеми гостями невестина чина. Тогда у жениха был торжественный пир, называемый княжьим: это название было и у крестьян, которые никогда не равнялись князьям, и у царей, которые всегда были выше всех князей. Когда в конце пира подавали на стол овощи и разные лакомства, отец и мать благословляли новобрачных образами, и все гости дарили их разными вещами и тканями. Все ели, пили в изобилии и веселились. Но если случалось, что невеста не сохранила своего девства, общее веселье омрачалось. Посрамление ожидало бедных родителей новобрачной. Отец мужа подавал им кубок, проверченный снизу, заткнув отверстие пальцем; когда сват брал кубок, отец жениха отнимал палец и вино проливалось на одежду при всеобщем поругании и насмешках, и тогда самая печальная участь ожидала в будущем их дочь в чужой семье. Впрочем, этого избегали, если бы такое и случилось. Котошихин говорит, что в подобных случаях новобрачный тайно пенял тестя и тещу. Вероятнее, что такие случаи не только в высших кругах, но даже и между посадскими были очень редки, тем более что девиц отдавали молодыми.
В этот день новобрачный, если он имел к царю доступ, после посещения родителей невесты являлся во дворец со всем поездом, состоявшим обыкновенно из лиц, имевших право являться к царской особе. Государь принимал их сидя и в шапке. Все кланялись в землю. Государь милостиво спрашивал их о здоровье (такой вопрос считался большой милостью), поздравлял жениха с законным браком, благословлял его с женой образами и жаловал подарками, состоявшими обыкновенно в соболях и разных материях или серебряных сосудах, а в заключение приказывал подать всем по кубку романеи да по ковшу вишневого меда; все выпивали и уезжали домой. Новобрачная не ездила с мужем к царю, а посылала к царице и царевнам подарки, шитые золотом и серебром тафтяные убрусы. Царица и царевны, принимая эти знаки челобитья, спрашивали их о здоровье. Если бы случилось, что невеста не сохранила девства, то муж, имевший несчастье взять за себя такую жену, не смел явиться царю на глаза.
На следующий день, то есть на третий день после брака, устраивалось пиршество у родителей невесты. В конце застолья отец и мать невесты благословляли новобрачных, а гости дарили их. На свадьбах редко дарили деньгами, а по большей части вещами, а также скотом и лошадьми. По окончании пиров дары отсылались на рынок и оценивались, потом жених должен был отдаривать за них подарками равного достоинства. Герберштейн говорит, что, по обычаям, жених должен был в течение года непременно отдарить всех, кто ему поднес подарки после свадьбы; иначе, если он в продолжение этого времени не исполнил своего долга, то должен был дарить вдвое. Если же он не отсылал принятых вещей к ценовщикам, то отдаривал по желанию тех, которые ему дарили. В эти послесвадебные дни пиршеств невеста почти ничего не говорила, кроме формальных обрядных речей. Ее малословность считалась достоинством. Зато все другие женщины, приглашенные на свадебное торжество, пользовались большей свободой, чем когда-либо, и часто случалось, что доходили до безумия, женщины, в обыкновенное время скромные и целомудренные, тогда напивались, позволяли себе смелые выходки и даже невольно впадали в грешки среди общего смятения. В эти-то минуты разгула, по народным верованиям, всего удобнее колдуны могли портить людей, не огражденных молитвой и богомыслием от их наветов. Тогда вдруг на кого-нибудь находила скорбь. На одной посадской свадьбе в XVII веке мать жениха, а потом и сноха вдруг начали кликать без ума и памяти. Явился знахарь, взялся вернуть их в прежнее состояние, но, взяв за это денег, не сделал ничего хорошего, и те подали на него челобитную.
Царские свадебные торжества продолжались несколько дней. На другой день отправлялся княжий стол, на третий – стол от царицы; нареченные родители благословляли высокую чету, а гости подносили дары; на четвертый день царь делал стол духовенству, и в конце обеда патриарх и власти благословляли новобрачных образами и все гости дарили им кубки и ковши, а потом царь одаривал их деньгами, тканями и чествовал подачами. В следующие дни делались столы другим сословиям: стольникам, стряпчим, дворянам, гостям, иноземным людям и выборным посадским, которые нарочно к царскому торжеству приезжали с поздравлениями. Все подносили царю дары. Зато и царь в эти светлые в его жизни дни изливал обильно щедроты: несколько дней кормил простое духовенство на дворе, раздавал ему деньги, посылал в города деньги и молебные грамоты, ездил с молодой царицей по монастырям, кормил и дарил чернецов; везде чернецы приветствовали царя и царицу окладными образами и подносили хлеб и соль. Царь не забывал угнетенных и нищих, посещал богадельни и тюрьмы и отпускал на свободу узников, посаженных за долги или за мелкие преступления. Не всегда, впрочем, подносимые царям дары принимались; так, при бракосочетании царицы Натальи Кирилловны царь их не принял.
Свадебные обряды были одинаковы как у первобрачных, так и у тех, которые женились или выходили замуж во второй и третий раз; но второй брак не имел уже той святости, какою облекался первый. Если оба из супругов были вдовцы, то на них не возлагали венцов на голову, а держали на плечах. Церковный обряд третьего брака состоял в одном молитвословии, без венчания, и вообще третий брак не одобрялся Церковью. Фотий в одном из своих посланий, написанных в начале XV века, приказывает священникам и вообще не допускать мирян до третьего брака, приводя слова Григория Богослова: «Первый брак закон, второй по нужи прощение слабости ради человечьскыя, третьи – законопреступление, четвертый – нечестье, понеже свиньское есть житие». Несмотря на воспрещение четвертых браков Церковью, они случались, и правительство позволяло детям, рожденным от четвертого брака, пользоваться правами законных детей в отношении наследства. Некоторые сходились для брачного сожития без всякого благословения Церкви, и жены таких назывались невенчанными. Эти браки были в обычае у казаков. В старину некоторые, вопреки коренным основам христианских понятий о семейной нравственности, имели у себя две жены сразу, вероятно, по языческому обычаю.
Крестины. «Описание путешествия в Московию». Адам Олеарий. XVII в.
Новоселье в старой русской жизни было торжественным событием; хозяин, входивший в новопостроенный дом, приглашал духовенство освящать его и созывал родных и знакомых. Гости являлись непременно с хлебом и солью – символами желания обилия и благополучия; русские верили, что приносимый хлеб с солью в новом доме изгонял влияние злого духа. Люди, не чуждавшиеся колдовства и ворожбы, напротив, являлись на новоселье с черной кошкой, с черным петухом, тащили растворенную квашню и катали три хлеба, а потом замечали, как эти хлебы ложились, и записывали «на хартиях, и ключи в псалтырь вложат, оттуда ложная вещующе». Надо было умеючи выбирать само место, на котором хотели строить новый дом; чтобы узнать, хорошо или дурно место, прибегали к разным гаданьям: например, клали дубовую кору и оставляли ее на три дня; на четвертый поднимали и замечали, что под корой; если там находили паука или муравья, то считали место лихим; напротив, если находили червяков или черную мурашку, то можно было ставить дом безопасно. Гадали еще о том же посредством трех хлебов, которые спускали на землю из-под пазухи: «Если все три хлебца лягут кверху коркой верхней, то место добро; тут с Божьей помощью, ничего не боясь, ставить избу и всякие хоромы; если же лягут вверх исподней коркой, тут не ставь и то место покинь. Когда же только два хлебца лягут кверху верхней коркой, еще ставь – добро, а когда же падет один хлебец кверху своим верхом, а два к исподу, то не вели ставить на том месте». Во время пиршества на новоселье комната устилалась травой и на большом столе, покрытом скатертью, клали принесенные хлебы и ставили в солоницах соль. После пиршества каждый из гостей должен был что-нибудь подарить хозяевам.
