творческим автопортретом автора «по гамбургскому счету». Анализ собственных домов различных архитекторов мира, как известных, так и рядовых, вроде бы должен подтвердить подобную догадку. Однако проблема оказалась несколько сложнее, чем представлялась с первого взгляда.
В конце 20 века в одном из номеров японского журнала The Japan Architect были опубликованы результаты очередного международного архитектурного конкурса, ежегодно проводимого этим журналом [16-2]. В этот раз была задана тема «Жилище для суперзвезды». Среди отмеченных жюри работ была одна, которая хотя получила не первую премию, а была отмечена более скромно, тем не менее, с моей точки зрения, заслуживает особого рассмотрения.
Автор предложил сделать прямоугольный в плане дом, разделенный пополам глухой поперечной стеной. Одна половина была запроектирована полностью застекленной от пола до потолка. Другую же огораживали стены с минимальным количеством миниатюрных окон. (Рис. 16–01).
Но подлинной изюминкой проекта было то, что стена, разделяющая половины дома представляла собой со стороны прозрачной половины здания сплошное зеркало. И в этом был не просто художественно-декоративный смысл, а серьезный психологический эффект. Автор проекта рассуждал приблизительно так: Любая суперзвезда живет как бы двойной жизнью. Создается некий миф о ее личности, о ее жизни. Наряду с этим есть ее «настоящая» жизнь, зачастую совсем не похожая на миф, а то и противоположная ему. И такое положение устраивает всех. Миф охотно поддерживается самой суперзвездой. И развенчивать его она совсем не стремится. Скорей наоборот. Получается как бы два «Я» человека – «Я внутреннее» и «Я внешнее». Внутреннее – это представление о себе самом, о своих «истинных» потребностях, о своих «настоящих» мечтах. Внешнее – как нужно выглядеть со стороны.
И вот автор этого конкурсного проекта предлагает сделать как бы два дома в одном. Остекленная половина – «для постороннего наблюдателя». Ее интерьер – «мифический». Благодаря зеркалу создается впечатление, что весь дом именно такой. Но суперзвезда – человек. И ей пусть и изредка хочется уединения. И здесь у нее есть полная возможность для этого. Идея очень интересная и в ней заключены еще более глубокие смыслы, которые начинают проявляться в том числе и тогда, когда мы начинаем рассматривать собственные дома и собственные интерьеры архитекторов и дизайнеров.
Существует феномен, обозначаемый понятием «раздвоение личности». По отношению к нему до сих пор нет однозначного отношения. Чаще всего это считают психическим расстройством. Однако существует другая точка зрения, трактующая раздвоение личности как прогресс духовности, как высшую форму самопознания, позволяющую более сильно взаимодействовать с окружающим миром. [16-3]
По всей видимости, своеобразное раздвоение «Я» свойственно не только небольшому количеству «публичных» личностей, а присуще каждому из нас. И когда оно остается в определенных границах, такого человека нужно классифицировать как абсолютно здорового. Вопрос в том, каковы эти границы. Анализ собственных домов архитекторов, (причем не обязательно созданных признанными корифеями архитектуры) показывает, что разные авторы находятся в разном отношении к этим границам.
В историю архитектуры 20 века заслуженно вошел односемейный жилой дом архитектора Мельникова, спроектированный и построенный им в 1927–1929 годах в Москве для себя и своей семьи. В многочисленных публикациях, посвященных этому зданию подробно рассказывается, почему это произведение справедливо признано архитектурным шедевром мирового масштаба [16-4]. Но хочу отметить еще одну особенность этого замечательного произведения, особенность, на которую редко обращают внимание критики: он для себя делал абсолютно так же, как проектировал «для других». Композиционный объемно-пространственный прием в виде врезанных друг в друга цилиндров он впервые задумал для проекта клуба им. Зуева. А когда клуб стали строить по проекту другого архитектора, Мельников решил использовать такую композицию в своем доме. (Рис. 16–02).
А затем снова полное слияние «Я внутреннего» и «Я внешнего» проявилось у этого мастера еще несколько раз. На основе аналогичной композиции Мельников разработал, блокированный дом, дом секционного типа и дом-коммуну. (Рис. 16–03).
В те годы были популярны идеи домов-коммун, основанные на значительном обобществлении быта и убеждении о неизбежном ослаблении семьи. Мельников и в своем доме спроектировал коллективную спальню, искренне считая, что совместный сон укрепляет здоровое чувство коллективизма. Кровать родителей зрительно изолирована от кроватей детей всего лишь ширмами, не доходящими до стен. Как видим, он жил точно так же, как проектировал для жителей домов-коммун и отдыхающих в санаториях. Мельников – редкий пример человека без раздвоения своего «Я» на внутреннее и внешнее, на реальность и идеал. А его дом – гимн такого единства.
Подобная целостность духа встречается не часто, но все же не является уникальной. В этом можно, например, убедиться на примере выдающегося дизайнера 20 века Джо Коломбо. Все его творчество – непрерывное изобретение архитектурно-дизайнерских мутаций [16-5].
Казалось, что он предлагал решения, в которых невозможно проживать. Но интерьер собственной квартиры дизайнер организовал именно таким образом.
Это была квартира в довольно старом доме [16-6]. Дизайнер сделал не очень большую перепланировку. Бывшие жилые комнаты превращены им в единое пространство, в котором размещены два больших «жилых агрегата» – «Для дня» (Rotoliving) и «Для ночи» (Closingbed) (Рис. 16–04). Подобно своим далеким предшественницам «клозингбед» обеспечивала свой микроклимат, причем не просто физической изоляцией от остального помещения, но и с использованием активных технических средств, позволявших автоматически поддерживать внутри закрытия состав воздуха, влажность, даже запахи и ряд других параметров среды. Благодаря трансформациям жилое пространство постоянно оказывается максимально комфортным применительно к потребностям конкретного момента. Так Коломбо проектировал для всеобщего будущего. И для себя исключения не сделал. Яркий пример отсутствия раздвоения «Я».
Но такое абсолютное единство жизни творческой и жизни личной характерно далеко не для всех архитекторов и дизайнеров. Очень наглядный пример – собственный дом выдающегося архитектора 20 века Филипа Джонсона, которого называют одним из самых ярких пропагандистов архитектуры из стекла и стали. Наиболее известным его сооружением стал спроектированный совместно с Миес ван дер Рое знаменитый Сигрэм Билдинг (Рис. 16–05).
Но не менее знаменит его собственный дом – абсолютно стеклянный одноэтажный параллелепипед (Рис. 16–06). Можно сказать, что это нечто нематериальное, дом-идея, интерьер которого плавно переходит в окружающую природу [16-7].
Критики справедливо заявляли, что в таком доме невозможно реально жить, поскольку нет никакой возможности для уединения, периодически необходимого каждому нормальному человеку. Однако Джонсон в нем действительно
