Вторая попытка, предпринятая группой «Мать», принесла желанный для Хозяина результат. 20 августа 1940 года Рамон Меркадер убил «Старика», нанеся ему сильный удар по голове небольшим острым ледорубом. На допросах в полиции и суде он объяснял свой поступок тем, что Лев Троцкий всячески препятствовал тому, чтобы его длительная любовная связь с Сильвией Агелоф увенчалась их официальным бракосочетанием.
Версию о том, что Раймоном руководила лишь любовь к Сильвии, что он не был профессиональным убийцей, умело обыграл его адвокат. Поэтому в Кремле и на Лубянке были довольны вдвойне. Во-первых, со «Стариком» наконец-то было покончено. А во-вторых, последовательное поведение Рамона исключало даже малейшие намеки на «руку Москвы».
Рамон Меркадер был освобожден из тюрьмы 20 августа 1960 года. От звонка и до звонка он провел за решеткой два десятилетия!
В Москве ему вручили Звезду Героя Советского Союза. Он никогда не раскаивался в содеянном. Он был профессиональным революционером, борцом за коммунистические идеалы. «Если бы мне пришлось заново прожить сороковые годы, я сделал бы все, что сделал, но только не в сегодняшнем мире. Никому не дано выбирать время, в котором живешь», — говорил он в 60-е годы.
…Ледоруб был выбран для того, чтобы провести операцию без шума. Это позволило бы Рамону незаметно уйти — ведь он был частым гостем на вилле «Старика» и охрана беспрепятственно впускала и выпускала его. Неподалеку от виллы его поджидали в машине мать Каридад и Эйтингон. Когда же на вилле поднялся явный переполох, они вынуждены были скрыться из района проведения операции и даже из страны. Перебрались на Кубу, где полгода провели на нелегальном положении. Затем переехали в Нью-Йорк, где Эйтингон, использовав свои связи в еврейской общине, сумел раздобыть для себя и Каридад новые паспорта. Далее они пересекли США с востока на запад, побывали в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. И оттуда в феврале 1941 года благополучно добрались пароходом до Шанхая и, наконец, по Транссибирской магистрали прибыли поездом в Москву.
В Лос-Анджелесе Эйтингон пробыл меньше недели, но все же успел наведаться в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, где в рамках операции «Утка» была создана запасная явка в помещении одной из местных аптек. Теперь же Эйтингон изловчился официально оформить эту аптеку на одного из своих агентов. Благо, что ему было предоставлено право решать подобные вопросы без санкции Центра. Аптека же пригодилась позже, когда на Лубянке занялись атомным шпионажем в Лос-Аламосе. Аптека служила надежным местом конспиративных встреч.
Выкроил он время и для того, чтобы провести встречи с агентурой, приобретенной им еще в начале 30-годов. Встретился, чтобы напомнить о себе и о тех обязательствах, которые добровольно каждый из агентов взял на себя. И эти агенты оказались востребованными в 1942–1945 годах как связующее звено с «нелегалами», причастными к передаче в Москву атомных секретов.
Советский «нелегал» Хейфиц, возглавлявший в те годы разведывательную деятельность на восточном побережье США, по ориентировке Эйтингона вышел на двух агентов «глубокого прикрытия», двух польских евреев, которые предусмотрительным «Томом» были завербованы в начале 30-х годов. До контакта с Хейфицем они вели ничем не приметную жизнь рядовых американцев. Один работал зубным врачом, другой был владельцем небольшого магазина. А в 1941–1942 годах именно эти двое оказались близко связанными с нрокоммунистически настроенными членами семьи Роберта Оппенгеймера, руководителя «Манхэттенского проекта».
…С началом Великой Отечественной войны в НКВД была сформирована Особая группа при наркоме внутренних дел с целью подготовки и развертывания в тылу гитлеровских войск разведывательно-диверсионной деятельности. Возглавил Особую группу Павел Судоилатов, а одним из его заместителей был назначен Леонид Эйтингон. Первое, с чем столкнулась Особая группа, — с нехваткой квалифицированных специалистов по разведывательно-диверсионной работе. Эйтингон предложил решить эту проблему путем освобождения из тюрем незаслуженно репрессированных сотрудников разведки и прочих подразделений госбезопасности. Лаврентий Берия отреагировал на это предельно цинично. «Если вы уверены, что они нам нужны, свяжитесь с Кобуловым, пусть он освободит. И немедленно используйте их», — заявил он Эйтингону. Среди тех, кого «немедленно использовали», оказались будущие Герои Советского Союза легендарные командиры партизанских отрядов Медведев, Прокопюк и другие.
И еще один штрих. В годы Великой Отечественной войны Особая группа, преобразованная затем в Четвертое управление НКВД, стала главным штабом в разведывательно-диверсионной деятельности в тылу германских оккупационных сил. Жуков, Рокоссовский и другие маршалы лично обращались к руководству НКВД с просьбами выделить им отряды по линии Четвертого управления НКВД для организации диверсий и вывода из строя вражеских коммуникаций, а также для поддержки крупных наступательных операции в Белоруссии, Польше, на Кавказе и других фронтах.
И еще один многозначительный факт. Полководческим орденом Суворова награждались тогда военачальники, от командиров фронтовых соединений и выше, отличившиеся при планировании и проведении крупных общевойсковых сражений. Таков статут этого боевого ордена. Именно его удостоился Леонид Эйтингон за планирование и успешное проведение боевых операций в тылу врага.
Неугомонный «Том» принимал в годы войны самое активное и непосредственное участие в руководстве дезинформационными радиоиграми в рамках операций «Березино» и «Послушники». Более того, он сам, лично, готовил дезинформационные сообщения о «диверсиях», якобы проведенных немецкими разведчиками в тылу советских войск. Затем эти сообщения передавались по радио в штаб-квартиру абвера и тешили тщеславие гитлеровцев.
Конец 1941 года и практически весь 1942 год Эйтингон провел в Турции, выполняя очередное, срочное задание Кремля.
В Анкару он прибыл под именем Леонида Наумова. Цель же его командировки была напрямую связана с упорно циркулировавшими тогда слухами о том, что группой генералов вермахта подготовлен заговор против Гитлера и что на смену фюреру придет фон Папен, настроенный на заключение договора о сепаратном мире с Англией и США фактически против Советского Союза. В Кремле решили на всякий случай убрать фон Папена, пока что занимавшего пост германского посла в Турции. Выполнить это деликатное поручение должен был Эйтингон. И он, как всегда, медлить не стал. Подобрал на месте исполнителя, проинструктировал его, снабдил всем необходимым, назначил день, время и конкретное место проведения акции. Не смог учесть лишь одного — эмоциональной возбудимости агента. Итог: бомба взорвалась в руках возбудившегося агента раньше времени. Агент погиб, а фон Папен отделался лишь царапинами.
…В июле 1945 года Сталин подписал постановление правительства о введении в системе НКВД аналогичных с Красной Армией воинских званий. В прессе был обнародован список руководящих сотрудников госбезопасности, которым были присвоены генеральские звания. Так впервые на страницах газет и журналов был упомянут генерал-майор госбезопасности Леонид Александрович Эйтингон.
…«Красивое лицо Эйтингона и его живые карие глаза так и светились умом, — таким описывает своего друга Павел Судоплатов. — Взгляд пронзительный, волосы густые и черные, как смоль, шрам на подбородке, оставшийся после автомобильной аварии (большинство людей принимало его за след боевого ранения), — все это придавало ему вид бывалого человека. Он буквально очаровывал людей, наизусть цитируя стихи Пушкина, но главным его оружием были ирония и юмор. Пил он мало — рюмки коньяка хватало ему на целый вечер. Я сразу же обратил внимание на то, что этот человек нисколько не похож на высокопоставленного спесивого бюрократа. Полное отсутствие интереса к деньгам и комфорту в быту у Эйтингона было просто поразительным. У него никогда не было никаких сбережений, и даже скромная обстановка в квартире была казенной…
Леонид был по-настоящему одаренной личностью, и, не стань он разведчиком, наверняка преуспел бы на государственной службе или сделал бы научную карьеру».
Эйтингон сам никогда и не перед кем не «прогибался» и не терпел, когда другие «прогибались». Показательным в этом отношении был эпизод, связанный с испанским золотом, которое в конце 1936 года с согласия республиканского правительства Испании было вывезено на хранение в Советский Союз. И вдруг в марте 1939 года в Центр из Парижа поступили сведения о том, что далеко не все испанское золото попало в Москву, что часть его была разбазарена республиканцами при покровительстве руководства резидентуры НКВД в Барселоне. Эти сведения были тотчас доложены Сталину. От Хозяина последовал приказ незамедлительно разобраться и доложить. Приказ передали шифровкой Эйтингону, который в 1939 году стал резидентом в Испании. Ответ Эйтингона не заставил себя долго ждать. В нем говорилось: «Я — не бухгалтер и не клерк. Пора Центру решить вопрос о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам, каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела. Все запросы следует переадресовать к доверенным лицам руководства ЦК французской и испанской компартий Жаку Дюкло, Долорес Ибаррури и другим. При этом надо понять, что вывоз золота и ценностей проходил в условиях боевых действий».
