Тем не менее историческое значение кромержижского парламента и конституции трудно переоценить. Во-первых, представители разных народов монархии впервые в истории получили опыт парламентской работы и свободного обсуждения важнейших политических проблем. Во-вторых, упрочилось австрийское государственно-правовое сознание, ощущение принадлежности немцев, чехов, поляков, словенцев, русинов, участвовавших в работе парламента, к общему государственно-политическому организму, что способствовало укреплению единства империи – естественного, идущего снизу, а не искусственного, навязанного сверху силой штыков. В-третьих, официальное признание получил принцип равенства народов – хотя последующая политическая практика австрийских, а затем австро-венгерских властей не всегда соответствовала этому принципу. В-четвертых, культурная и ограниченная административная автономия отдельных народов противопоставлялась кромержижским парламентом агрессивному национализму «кошутовского» типа. В конце концов, даже если «национализму как таковому судьбой определен успех, но это не касается каждого отдельного национализма»[62]. Задача любого многонационального государства как раз и заключается в том, чтобы предоставить отдельным народам с их зачастую разнородными культурами и традициями общую политическую «оболочку», которая устраивала бы каждый из этих народов. Пути решения этой задачи (с которой Габсбургам в конце концов так и не удалось справиться) и намечала кромержижская конституция, касавшаяся в первую очередь тех народов, национализм которых еще не вылился в требование государственной независимости.
* * *
Между тем в Венгрии кипели бои между императорскими войсками и силами венгерского революционного правительства. Вскоре после воцарения Франца Иосифа Виндишгрец занял Будапешт, но через пару месяцев венгры вытеснили его из своей столицы. 14 апреля 1849 года в Дебрецене венгерский парламент (в отсутствие умеренных депутатов, полагавших, что радикалы ведут страну к гибели) объявил Габсбургов низложенными. Венгрия была провозглашена независимым государством с Кошутом в качестве регента.
Однако новоиспеченный правитель находился в полной изоляции: против его националистической политики восстали немадьярские народы Венгрии – хорваты, сербы, румыны, словаки; императорские войска под командованием генерала Хайнау наступали с запада; наконец, в мае в Венгрию по просьбе Франца Иосифа, действовавшего под давлением Шварценберга, вторгся русский экспедиционный корпус фельдмаршала Паскевича. Отчаянное сопротивление венгерских войск не могло увенчаться успехом; силы оказались слишком неравными. Летом Кошут попытался достичь примирения со славянами и румынами, объявив о согласии венгерского правительства с принципом равноправия наций, но было слишком поздно. Передав власть генералу Гёргеи, вождь революции бежал в Турцию, а оттуда – в Англию. До конца своих дней он не вернулся на родину, не примирился с Габсбургами и мечтал о возобновлении борьбы за независимость.
13 августа 1849 года венгерская армия под командованием Гёргеи капитулировала перед русскими войками в Вилагоше. Сдаваясь Паскевичу, Гёргеи рассчитывал, что русские смягчат удар, который австрийцы неизбежно обрушат на Венгрию. Однако ни Паскевич, ни тем более Николай I не испытывали ни малейшего сочувствия к венгерским «смутьянам». Хайнау, известный своей жестокостью, стал хозяином в побежденной стране. Репрессиям подверглись тысячи участников национально-освободительного движения – не только сторонники Кошута, но и вполне умеренные политики вроде графа Баттяни. В свое время он был утвержден императором Фердинандом в должности главы правительства Венгрии, но это не спасло графа от смерти 6 октября 1849 года – смерти мужественной и красивой: он сам отдал команду расстрельному взводу. В тот же день в Араде были казнены 13 венгерских генералов («мученики Арада»). Исключение сделали только для Гёргеи, который отделался 20 годами тюрьмы. На три года в Венгрии было введено военное положение. Несколько сотен сторонников независимости, которым удалось бежать за границу, были приговорены к смерти заочно.
Несколькими месяцами ранее, в марте 1849 года, 83-летнему фельдмаршалу Радецкому опять пришлось выступить в поход – после того как Пьемонт, решив воспользоваться обострением ситуации в Венгрии и непрекращавшимися волнениями в Ломбардии, вновь объявил войну Австрии. И на сей раз престарелому полководцу сопутствовал успех: уже 23 марта он разбил пьемонтцев под Новарой, что вынудило короля Карла Альберта отречься от престола. Его наследник Виктор Эммануил II немедленно заключил с австрийцами мир.
Подавление венгерской революции и победа Радецкого в Италии позволили молодому императору и Шварценбергу, ставшему его главным политическим советником, приступить к преобразованию системы управления империей в духе конституции Штадиона, которая была куда менее либеральной, нежели кромержижский проект. Отныне Австрия представляла собой унитарное государство, разделенное на провинции, которые располагали весьма ограниченной автономией. Один венгр, современник этих событий, иронически заметил своему хорватскому приятелю: «То, что мы получили в наказание, вам дали в качестве награды». Вся исполнительная власть принадлежала императору, законодательная – двухпалатному парламенту, верхнюю палату которого составляли представители провинций, нижнюю – депутаты, избиравшиеся всеми подданными императора, заплатившими специальный налог. Монарх обладал правом абсолютного вето на решения парламента, назначал министров, губернаторов провинций и других высших чиновников. При императоре существовал совещательный орган – имперский совет (рейхсрат), решения которого, однако, нуждались в одобрении парламента. Равенство всех австрийцев перед законом и всех народов между собой подтверждалось, равно как и важнейшие гражданские свободы. Окончательно уничтожались внутренние таможни, в первую очередь барьер между Венгрией и остальными габсбургскими землями.
Ставя все народы многонациональной страны на одну доску, конституция шла против реальности, которая заключалась в том, что венгры, итальянцы, отчасти поляки и немцы, остававшиеся под властью Габсбургов, действительно уже не могли довольствоваться одной лишь культурной автономией в рамках унитарного государства. Различный уровень национального самосознания и политического развития, достигнутый народами габсбургской монархии, требовал иных, более тонких действий, к которым ни Франц Иосиф, ни Шварценберг не имели ни малейшей склонности. Но то, чего не удалось добиться Иосифу II в конце XVIII века – превращения Австрии в однородную централизованную империю, – было еще менее достижимо в середине века Х1Х-го. Существовало и еще одно важное «но»: сама конституция, как говорилось в императорском манифесте, вступала в силу лишь после отмены чрезвычайного положения, вызванного революционными событиями. В действительности же из всех органов власти, предусмотренных конституцией, был создан лишь рейхсрат. Правительство было ответственно перед несуществующим парламентом и неопытным молодым императором. С либеральными претензиями было покончено; возник абсолютизм нового типа. Официально это было сделано 31 декабря 1851 года, когда император объявил о намерении управлять страной самостоятельно, хоть и с помощью министров и рейхсрата. О конституции более не вспоминали.
Феликс фон Шварценберг – австрийский государственный и политический деятель, фельдмаршал-лейтенант, князь. В 1848 г. стал министром-президентом и министром иностранных дел Австрии
Вне всякого сомнения, это имело катастрофические последствия для государства Габсбургов. «Весьма вероятно, что если бы монархия вовремя встала на конституционный путь по английскому или американскому образцу, патриотизм повсюду на ее территории мог бы принять столь же либеральную и демократическую форму, как, например, в Швейцарии – тоже многонациональном государстве… Двойной гнет, абсолютистский и национальный, породил националистическую идеологию, которая идентифицировала человека… по его этнической принадлежности, его корням, и стремилась к реорганизации империи не на универсальной конституционной, а на этнической основе»[63]. Ошибку, совершенную в 1851 году, так и не удалось исправить впоследствии.
Франц Иосиф, которому довелось править рекордно долго, 68 лет без нескольких дней, впоследствии неоднократно говорил о князе Феликсе Шварценберге как о лучшем из министров, когда-либо служивших ему. Возможно, теплые воспоминания, которые остались у императора о его первом премьер-министре, связаны с тем, что именно при Шварценберге и во многом благодаря нему было покончено с революцией, а сам князь стал для Франца Иосифа преданным слугой и политическим учителем в одном лице. Кроме того, деятельность Шварценберга была недолгой и оборвалась трагически (в 1852 г. он неожиданно умер от инфаркта), так что между императором и его министром не успели возникнуть сколько-нибудь существенные противоречия.
