318
Ср. некоторые из работ на эту тему: Р. Плетнев, Сердцем мудрые (О «старцах» у Достоевского). — О Достоевском, II. Сборник статей под ред. A. Л. Бема…, 73–92; Sven Linnér, op. cit., passim; Nina M. Perlina, Quotation as an Element of the Poetics of The Brothers Karamazov. Thesis, Brown University, 1977, 143–144; Sergei Hackel, The religious Dimension: Vision or Evasion? Zosima's Discourse in The Brothers Karamazov. — In.: New Essays…, 139–168; Kristin Eikeland, Ethopoiia in the Life of Zosima — Scando-Slavica, 1994, T. 40, 15–22.
В файле — полужирный. — прим. верст.
Johann Gottlieb Fichte, Die Bestimmung des Menschen, Stuttgart, 1981/1993, 17–18.
Ibid., 180.
Ibid., 121.
Ср.: David K. Prestel, Father Zosima's Teachings and the Eastern Orthodox Hesichast Tradition. — In: IX. Internationales Dostoevskij Symposium. 30. Juli — 6. August 1995. Kartause Gaming. Resumées — Abstracts, 75–76.
Г. М. Прохоров, Послания Нила Сорского — Груды Отдела древнерусской литературы (Вопросы истории русской средневековой литературы. Памяти В. П. Адриановой-Перетц), т. XXIX, Ленинград, 1974, 140.
Памятники литературы древней Руси. Конец XV — первая половина XVI века, Москва 1984, 346.
О рецепции этой главы в XX в., обусловленной лекциями А. Кожева, см. содержательную статью: Михаил Ямпольский, В склепе Антигоны (Несколько интерпретаций «Антигоны» Софокла). — Новое литературное обозрение, 1995, № 13, 33 и след.
Д. И. Чижевский, перечисляя данные о знакомстве Достоевского с философией Гегеля, в то же время сомневался в том, что она оставила след в его текстах: Dmitrij Tschizewskij, Hegel bei den Slaven (1934). Zweite, verbesserte Auflage, Darmstadt, 1961, 349–350. Интертекстуальный анализ показывает, однако, что Достоевского нельзя читать вне философского контекста, с которым он был прекрасно знаком, даже если у нас и нет прямых свидетельств о том, как и когда он обрел сведения о «Теодицее» и других привлеченных нами для сопоставления философских сочинениях.
Здесь мы близки к тому, что В. Шмид в уже цитированной статье говорит о смыслообразовании в «Братьях Карамазовых».
Но и в немецком допустима пейоративная игра со словом «Geist» — ее предпринял Штирнер, низведший «духовность» до «призрачности»: «…die Welt des Geistes […] ist der Himmel» → «Das Himmelreich, das Reich der Geister […] hat in der spekulativen Philosophie seine rechte Ordnung gefunden» (Max Stirner, op. cit., 67, 75). Ориентировался ли Достоевский, придумывая фамилию «Смердяков», на каламбур Штирнера?
Georg Wilhelm Friedrich Hegel, Phänomenologie des Geistes (1807), Frankfurt am Main, 1973, 512.
В файле — курсив. — прим. верст.
О подходах к «Братьям Карамазовым» как к философскому сочинению см. подробно: Arne Ackermann, Dostoevskijs «Bryder Karamazov» und die russische Philosophie um die Jahrhundertwende (ms).
Ср. характеристику Веденяпина, выдержанную в духе отчасти толстовства, отчасти «Братьев Карамазовых»:
«… у него было дворянское чувство равенства со всем живущим»/
(3, 11)
С. Витт, цит. соч., 157.
В. М. Борисов, Е. Б. Пастернак, Материалы к творческой истории романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», 225.
Ср. рассмотрение истории русской литературной теодицеи, с которым мы далеко не во всем согласны: Натан Д. Тамарченко, Русский роман и проблема теодицеи. — Slavia orientalis, 1994, tom XLIII, № 3, 311–324.
В. Б. Шкловский, О теории прозы, Москва, Ленинград, 1925, 162–63. О формалистской идее наследования от дяди к племяннику см. подробно: A. A. Hansen-Löve, Derrussische Formalismus…, 384–85.
См.: И. Р. Деринг-Смирнова, Пастернак и немецкий романтизм, 2 (ms). О воздействии Новалиса на русский преавангард и отчасти на авангард см. подробно: Michael Wachtel, Russian Symbolism and Literary Tradition. Goethe, Novalis, and the Poetics of Vyacheslav Ivanov, London, 1994, 111 ff. О подтекстах Новалиса в «Охранной грамоте» см.: К. Эванс-Ромейн, К вопросу об отношении Пастернака к творчеству Новалиса. — В: Шестые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения, Рига, Москва, 1992, 15–17.
В файле — полужирный. — прим. верст.
В. С. Соловьев, Соч. в 2-х тт, т. 2, Москва, 1988, 399.
F. W. J. Schelling, Техtе zur Philosophie der Kunst, Stuttgart, 1971, 170.
На это суждение нас навела Р. Лахманн.
Мотив билета на вход в рай, не нужного Ивану, претерпевает в «Докторе Живаго» сложную ироническую трансформацию. При отъезде из Москвы в Варыкино, в ожидаемое почти райское, спасительное место, семейству Юрия Андреевича удается раздобыть литерный билет, дающий право на проезд в вагоне для привилегированных. Оказывается, однако, что этот документ либо бессмыслен, либо даже опасен:
«Доктор протянул пучок сложенных бумажек за загородку.
— Это литер в делегатский, — сказал сосед Антонины Александровны сзади […] Ее сосед спереди, из формалистов-законников […] пояснил подробнее:
— С этой печатью вы вправе требовать места в классном […] вагоне […]
Раздались голоса:
— Пойди найди их, классные […]
— Вы послушайте, что я вам объясню. Как в настоящее время отдельные поезда аннулированные, а имеется один сборный, он тебе и воинский, он и арестантский, он и для скотины, он и для людей […]
— Ты-то объяснил […] Это полдела, что у них литер в делегатский […] В делегатском полно братишков. У моряка наметанный глаз, и притом наган на шнуре. Он сразу видит — имущий класс […] доктор, из бывших господ. Матрос хвать наган, и хлоп его как муху».
(3, 214)
Как видно, доктор, хотя и имеет нечто, равнозначное билету, от которого избавляется Иван, тем не менее не может распорядиться своим литером, полученным к тому же всего лишь от земных властей и предназначенным для путешествия всего лишь в аналог загробного царства (в наличие какового в церковном смысле Юрий Андреевич в принципе не верит). Юрий Живаго остается вместе с Иваном, даже когда выбирает другое, чем тот, действие, когда хочет воспользоваться райской контрамаркой.
Мотив билета на вход в «тот» мир мелькает у Пастернака впервые во «Втором рождении»: «И рифма не вторенье строк, / А гардеробный номерок, / Талон на место у колонн / В загробный гул корней и лон» (1, 401). О рецепции нигилистического возвращения Иваном билета Богу в поэзии З. Гиппиус и Цветаевой см.: Marina Cvetaeva, Крысолов. Der Rattenfänger, hrsg., übers. und kommentiert von Marie-Luise Bott (= Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband, 7), Wien, 1982, 224–225. Фраза Ивана возымела очень широкое воздействие на русскую поэзию XX в., простирающееся от «Заблудившегося трамвая» Гумилева до «Стихов о советском паспорте» Маяковского.
Но, излагая в своем романе историю мировой философии, Пастернак не миновал Гегеля, отвергнутого им, как и система Канта. Гегельянство воплощает собой поздний Дудоров, который оправдывает действительное, т. е. действия властей, на манер гегелевской «Философии права» (1821), где закон, создаваемый государством, был абсолютизирован на основании увековечивания настоящего, — ср.: «Он [Дудоров. — И. С.] говорил, что доводы обвинения, обращение с ним в тюрьме и по выходе из нее и в особенности собеседования с глазу на глаз со следователем проветрили ему мозги и политически его перевоспитали, что у него открылись на многое глаза [т. е. на „действительное“. — И. С.], что как человек он вырос […] Добродетельные речи Иннокентия были в духе [гегелевское слово. — И. С.] времени. Но именно закономерность [ср. гегелевскую покорность закону. — И. С.], прозрачность их ханжества взрывали Юрия Андреевича» (3, 475). Дудоров — профессор-историк, специализировавшийся, среди прочего, по Великой французской революции, которая оказала значительное воздействие на философию истории Гегеля.
Почему Юрию Живаго противопоставлены адвокат Комаровский и военно-полевой судья Стрельников (также, как Ларе — жертва ее покушения, товарищ прокурора Корнаков, и преследующий ее член революционного трибунала Антипов)? Допустимый ответ на этот вопрос состоит в том, что тут присутствует идущая от апостола Павла и на Руси от Илариона (XI в.) оппозиция благодати и закона. Ставя закон (Отца, как сказал бы Ж. Лакан) под сомнение, Пастернак, как и во многих иных случаях, укореняет себя в русской историо- и культурософии (ср. особенно: Б. П. Вышеславцев, цит. соч., 16 и след.).
