Совершенно очевидно, что превратную роль сыграла быстрая победа вермахта над французской армией, казавшейся многим в 20-30-е годы самой мощной военной силой в Европе. Вера в военно-техническое превосходство Германии отныне не подвергалась сомнению ни на каком уровне. Германское руководство и в случае войны с СССР ожидало быстрых решающих результатов. Отныне проблема «Барбароссы» рассматривалась как проблема гладко увязанных планов, верной оперативной подготовки.
Указанной выше организации «Иностранные армии – Восток» (ФХО), как было сказано, поручили анализировать возможности Красной Армии после окончания польской кампании. Начиная с осени 1939 года ФХО выделил пять каналов информации: 1) радиоразведка; 2) доклады агентуры Абвера и эмигрантов из Прибалтики; 3) донесения германских военных атташе; 4) сообщения разведок союзников; 5) показания дезертиров из Красной Армии. Немцы обнаружили большое умение в радиоперехвате, в радиоразведке, но этот источник, ограниченный в пространственном отношении и по функциям, не давал оснований для стратегических оценок, не позволял судить о размещении частей Красной Армии, особенно расположенных за Уралом. Немцы абсолютно ничего не знали о системе военного набора.
Работа ФХО завершилась созданием обширного меморандума «Военная мощь Союза Советских Социалистических Республик. Положение на 1.01.1941 г.». Две тысячи копий этого документа были напечатаны к 15 января 1941 года. В нем говорилось о наличии в СССР шестнадцати военных округов и двух военных комиссариатов, руководимых Народным комиссариатом обороны. Радиоразведка и аэрофотосъемка дали ФХО возможность идентифицировать одиннадцать советских армий в европейской части СССР. Согласно меморандуму, СССР мог мобилизовать от одиннадцати до двенадцати миллионов человек. Но авторы меморандума сомневались в возможности мобилизовать такую массу войск, поскольку в стране не хватало офицеров, обмундирования и снаряжения, а заводы нуждались в рабочей силе.
Меморандум так определил объемы людских масс, составляющих Красную Армию: 20 армий, 20 пехотных корпусов (150 пехотных дивизий), 9 кавалерийских корпусов (32–36 кавалерийских дивизий), 6 механизированных корпусов, 36 моторизированно-механизированных бригад. Численность пехотных дивизий на конец 1940 года определялась цифрой 121. Из меморандума, по существу, вытекало, что ФХО не знает точное число дивизий Красной Армии и их расположение. ФХО допустил крупную ошибку, решив, что все советские танки являются устаревшими моделями. Германские эксперты не знали о существовании танков «Т-34», хотя они проявили себя самым заметным образом при Халхин-Голе.
Что касается соотношения сил Германии и России, то Гитлер лично говорил, что бронетанковые войска СССР «численно самые крупные в мире». Численность советских танков определялась в десять тысяч единиц. У Германии было три с половиной тысячи танков. И это не вызывало у Гитлера никаких опасений. Большинство советских танков немцы считали безнадежно устаревшими. Любопытство вызывал лишь самый тяжелый танк в мире – «КВ-1» (43,5 тонны), впервые появившийся (по немецким сведениям) на вооружении в 1940 году.
Германская разведка ошиблась в два с половиной раза. В Красной Армии было 24 тысячи танков. И среди них танк, создателям которого мы все обязаны. Это гениальная модель «Т-34». Крупным просчетом германской разведки было то, что она не обратила внимание на этот танк, хотя сотни «тридцатьчетверок» участвовали в боях с японцами в конце 30-х годов. Лобовая броня «Т-34» отражала в 1941 году огонь германских пушек почти любого калибра.
Оценка германским люфтваффе советских ВВС лежит в русле той же тенденции. Первого февраля 1941 года Берлин насчитал 10500 советских самолетов, 7500 из них размещались в европейской части СССР. Штаб ОКХ полагал, что считает лучше: 5655 самолетов в европейском части Союза. Из них лишь 60 процентов готовы к боевым действиям, и только 100–200 самолетов имеют современную конструкцию. На самом же деле к моменту нападения Германии у Красной Армии было 18 тысяч самолетов всех типов, и Гальдеру позже с горечью пришлось записать в дневник: «Люфтваффе значительно недооценило численность самолетов противника».
Ключевым был вопрос о соотношении сухопутных войск. В январе 1941 года ФХО определил численность Красной Армии мирного времени в 2 миллиона солдат, военного – в 4 миллиона. Фактически же на 1 января 1941 года в рядах Красной Армии находилось 4 миллиона солдат, а к июню – 5 миллионов.
В августе 1940 года генерал Маркс насчитал в Красной Армии 171 дивизию (117 пехотных, 24 кавалерийские, 30 механизированных бригад); 29 марта 1941 года генерал Гальдер заметил, что русские «имеют на 15 дивизий больше, чем мы прежде полагали». Уже в последние дни немцы установили, что в европейской части СССР находится 226 дивизий, – это довольно резкий рост, вызвавший у немцев неприятные ощущения. Но они, эти новые реалии, уже не влияли на фатальный марш нацистской Германии. Страшную правду немцы открыли для себя на втором месяце того, что им виделось блицкригом.
В меморандуме ФХО делалось два важных заключения, непосредственно касавшихся планирования «Барбароссы».
Первое. Основная масса советских войск будет расположена к югу и северу от Припятьских болот для того, чтобы закрыть места прорыва германских войск и для контратак на фланги германских армий. Тут же высказывалось сомнение в способности Красной Армии осуществить такие операции, учитывая общий уровень военного руководства и подготовки войск, общий уровень организованности, а также состояние советских железных и шоссейных дорог.
Второе. Сила Красной Армии кроется в ее численности, а также стоицизме, твердости и мужестве отдельно взятого солдата. Эти качества особенно должны проявиться в обороне. Если в финской кампании советский солдат воевал без энтузиазма, то в случае германского вторжения он будет более стоек. В целом германские аналитики не видели особой разницы между русским солдатом Первой и Второй мировых войн. «Советский Союз сегодня сохраняет лишь внешнюю форму, а не подлинную сущность марксистского учения… Государство управляется бюрократическими методами лиц, слепо преданных Сталину, экономика управляется инженерами и менеджерами, которые обязаны новому режиму всем и по-настоящему преданы ему». Подчеркивалось, что «русский характер – тяжелый, механический, отстраняющийся от решений и ответственности – не изменился».
Обобщающая оценка Красной Армии такова: «Неповоротливость, схематизм, стремление избежать принятия решений и ответственности… Слабость Красной Армии заключается в неуклюжести офицеров всех рангов, их привязанности к формулам, недостаточной тренировке, как того требуют современные стандарты, стремлении избежать ответственности и очевидной неэффективности организации во всех аспектах». Отмечалось отсутствие компетентного, высокопрофессионального военного руководства, способного заменить генералов, погибших в чистках, отсталость системы подготовки войск, недостаточные военные запасы для их оснащения.
Последняя оценка Красной Армии, осуществленная организацией «Иностранные армии – Восток», датируется 20 мая 1941 года. Численность в европейской части: 130 пехотных дивизий, 21 кавалерийская, 5 бронетанковых, 36 моторизированно-механизированных бригад. Прибытие подкреплений из Азии маловероятно по политическим причинам. По существу, ФХО призывал пренебречь дивизиями, расположенными на Дальнем Востоке.
Очень важно следующее: ФХО полагал, что в случае нападения с Запада отход основной массы советских войск в глубину России – по примеру 1812 года – невозможен. Предсказывалось, что оборонительные бои будут вестись в полосе глубиной примерно тридцать километров с использованием заранее созданных фортификаций. Эти же фортификационные укрепления будут служить отправными базами для контратак. Красная Армия постарается остановить немецкое наступление у границы и перевести боевые действия на территорию противника. Следовательно, судьба войны решится у границы. Крупномасштабных перемещений войск ожидать не следует. Гитлер полностью разделял эту иллюзию, и она дорого обошлась Германии. (Пройдет всего лишь несколько недель, и в ОКХ будут поступать сведения, подобные донесению 41-го танкового корпуса: «Представленные материалы дают лишь крайне поверхностную картину предполагаемого сопротивления противника».)
Одной из причин неэффективности германской разведывательной службы являлось, как уже говорилось, то, что немецким дешифровщикам так никогда и не удалось прочитать шифры командования Красной Армии и советской разведки. В этом плане у нее не было достижений, как у англичан и американцев. Немцы смогли внедрить нескольких агентов в штабы Красной Армии на дивизионном и армейском уровне, а также в тылу, но им так никогда и не удалось проникнуть в советский Генеральный штаб, Министерство обороны или любое учреждение выше армейского уровня. Попытки попасть в верхний эшелон ГРУ, НКВД, а затем СМЕРШа не увенчались успехом. Более того, как выяснилось уже после войны, в соревновании двух разведок немецкая проиграла безусловно: наиболее ценные агенты Абвера передавали информацию, содержавшую дезинформацию. Это, прежде всего, касается трех ведущих агентов Абвера, чьи доклады и оценки СССР прямо влияли на военное планирование в Германии. Имеются в виду «Макс», разместившийся в Софии, «Стекс» в Стокгольме и Ивар Лисснер в Харбине. Они работали с ведома Москвы с самого начала и передавали стратегическую дезинформацию. Как пишет американский исследователь Д. Томас, «ФХО было уязвимо в отношении советской дезинформации, особенно на стратегическом уровне, не только из-за отсутствия надежных базовых сведений о советских планах, но и вследствие специфически германского образа мышления. А именно: имело место чувство превосходства, которое вело к недооценке советских военных возможностей; акцент на советских военных недостатках, не позволяющий верно оценить советские оперативные способности; тенденция к «зеркальному отображению» в отношении советских намерений; сверхцентрализация процесса оценок в руках небольшой группы аналитиков». (Впрочем, даже наблюдая итог агрессии, не все немецкие авторитеты клеймили ФХО. Например, генерал Йодль во время допросов в 1945 году заявил: «В целом я был удовлетворен работой наших разведывательных служб. Их лучшим результатом была точная идентификация расположения русских войск в начале 1941 года в Западной Белоруссии и на Украине».)
