Поражения и реформы
Государственные дела нелегко давались Францу Иосифу. Несмотря на необычайное усердие, он не был великим государственным деятелем – хоть и не являлся удручающей посредственностью, как впоследствии утверждали националисты всех мастей. Стать символом не только исторической эпохи, но и целой страны Францу Иосифу I помог отпущенный ему судьбой долгий век, а также воспринятые будущим императором в детстве и юности представления о собственной роли, заставлявшие его соблюдать дистанцию между собой и остальными людьми. Франц Иосиф с большой охотой играл придуманную им для себя роль государя-патриарха, всеобщего отца и покровителя. Этот образ, который активно культивировала вся государственная машина австро-венгерской монархии, тем не менее, не может заслонить собой тот факт, что всю жизнь императору не хватало гибкости ума и политического чутья.
Франц Иосиф, до преклонного возраста сохранявший отличную офицерскую выправку, и в политике был столь же прям и безыскусен. Лишь настоятельная необходимость заставляла его идти на уступки духу времени, придавая новый, более современный облик древней империи. Он был бы, наверное, недурным правителем в XVII или XVIII столетии, в эпоху абсолютистско-династической политики, когда суверену не ставили палки в колеса партии и парламенты, а подданные Габсбургов были как бы на одно лицо – без удручающих национальных честолюбий, доставлявших Францу Иосифу столько хлопот. Во второй же половине XIX и начале XX века представления императора об обществе и государстве, внутренней и международной политике являлись по большей части безнадежными анахронизмами. Он, впрочем, и сам понимал это, охарактеризовав в 1910 году в беседе с американским президентом Теодором Рузвельтом себя как «последнего монарха старой школы».
В это понятие, несомненно, входили и убеждения, сложившиеся у Франца Иосифа в первые годы царствования: глубокая приверженность авторитарным методам правления и недоверие ко всем общественным институтам, кроме трех – армии, бюрократии и церкви. Подавление революции не означало установления социального мира во всех провинциях Австрийской империи. Венгрия оставалась фактически оккупированной страной, в которой были сильны антигабсбургские настроения. Централизаторская политика Шварценберга и Баха, ставшего его преемником в области внутренней политики, не примирила венгров с новыми порядками. «Гусары Баха» (австрийские чиновники, в большинстве своем немцы, носившие в венгерских землях форму, которая напоминала традиционные мундиры гусар) повсеместно воспринимались как оккупационная администрация. Еще серьезнее оказалась ситуация в Ломбардо-Венеции, генерал-губернатором которой Франц Иосиф в 1857 году назначил своего младшего брата Максимилиана. Втом, насколько плохо обстоят дела в итальянских провинциях, императорская чета смогла убедиться лично во время поездки по этим землям, оказавшим Францу Иосифу и Елизавете ледяной прием. Продолжалось брожение в Чехии, Галиции, в самой Вене – словом, неоабсолютизм, экономическая стабильность которого была подорвана финансовым кризисом 1857 года, переживал не лучшие времена.
Чтобы укрепить свои позиции, в том числе в Италии, Франц Иосиф пошел на заключение конкордата с римско-католической церковью. Это соглашение стало явным отступлением от йозефинистских принципов религиозной политики, которых – хоть и не в столь радикальной форме, как при Иосифе II – Габсбурги, несмотря на свой строгий католицизм, придерживались в первой половине XIX века. Теперь были вновь расширены права церкви в сфере образования и гражданского законодательства, в первую очередь семейного права. Светские власти отказались от какого-либо контроля за перестановками в церковной иерархии и взаимоотношениями австрийской церкви с Римом. Австрия стала одним из самых клерикальных государств Европы. Конкордат, однако, не помог Францу Иосифу в итальянских делах: политический авторитет Пия IX к тому времени заметно снизился, а влияние Пьемонта-Сардинии, выступавшей в роли лидера Рисорджименто (объединения Италии), наоборот, быстро возрастало.
Консервативно-репрессивная политика Габсбургов в Ломбардии и Венеции вела к тому, что к концу 1850-х годов их власть в этих провинциях держалась на штыках армии Радецкого. После ухода старого полководца ее возглавил человек гораздо менее способный – «паркетный генерал» граф Дьюлаи, представитель той части венгерской аристократии, которая была лояльна Австрийскому дому. Эрцгерцог Максимилиан, пытавшийся наладить диалог между властями и населением, заслужил на севере Италии репутацию либерального, доброжелательного, но связанного Веной по рукам и ногам правителя. Вскоре он понял, что его усилия тщетны. «Я нахожусь здесь в роли осмеянного пророка, – с горечью писал Максимилиан матери, – который теперь на каждом шагу должен выслушивать то, что сам столько раз повторял глухим, и которого нынче – только для того, чтобы скрыть истинные причины, – осыпают упреками. Как будто я и только я… являюсь источником всех здешних бед». Нетрудно было догадаться, кого эрцгерцог подразумевал под «глухими». 20 апреля 1859 года, приняв решение о войне с Сардинией, Франц Иосиф отозвал брата с поста наместника.
К тому времени Наполеон III и сардинский премьер-министр Кавур заключили тайное соглашение, согласно которому Франция обязалась прийти на помощь Сардинии в случае столкновения с Австрией. Но хитрый Бонапарт продолжал уверять австрийцев, что наметившееся охлаждение между Веной и Парижем совсем не соответствует настроениям Франции. Наполеон усыпил бдительность Франца Иосифа, который ошибочно полагал, что ему придется воевать лишь с неоднократно битой и не слишком опасной Сардинией. Более того, император совершенно напрасно рассчитывал на то, что Пруссия прикроет его на Рейне – в случае, если Франция все-таки решится на враждебные действия.
21 апреля австрийский посол в Турине вручил Кавуру ультиматум с требованием отвести пьемонтскую армию от границ Ломбардии. Сардиния оставила это требование без ответа, и с 27 апреля обе страны находились в состоянии войны. Шесть дней спустя Наполеон III обратился к французскому народу с призывом помочь итальянцам в борьбе с «австрийской тиранией». Пруссия молчала. Франц Иосиф слишком поздно понял, что ввязался в крупную авантюру.
Дьюлаи оказался никудышным полководцем. Австрийцы сразу же отдали инициативу противнику, их маневры были невразумительны, войска страдали от болезней, недостатка продовольствия и боеприпасов. При этом армии императора противостоял не самый сильный противник: сардинцы воевали неумело, французы шли им на помощь медленно, да и сами солдаты Наполеона III явно уступали тем героям, которых полвека назад вел в бой Наполеон I.
31 мая Франц Иосиф прибыл в Верону, куда отвел войска нерешительный Дьюлаи, который вскоре был отправлен в отставку (впрочем, вполне почетную). Император лично – в первый и последний раз за 68 лет царствования – встал во главе армии. В 20-часовой битве у Мадженты австрийцы потерпели поражение и вынуждены были отступить, потеряв около 10 тыс. человек убитыми и ранеными – почти вдвое больше, чем противник. Тем не менее Франц Иосиф был в отличном расположении духа и рассчитывал на торжество «правого дела», о чем писал матери 16 июня. Его надежды развеялись 8 дней спустя в сражении при Сольферино – самом крупном военном столкновении в Европе со времен лейципгской «битвы народов». Безыскусная тактика австрийцев и техническая отсталость их армии по сравнению с французской привела к очередному поражению – на сей раз куда более серьезному, чем у Мадженты. «Теперь я знаю, что значит быть проигравшим генералом», – с грустью писал император жене на следующий день после Сольферино,
Этот разгром навсегда подорвал его веру в собственные полководческие способности. 11 июля Франц Иосиф лично встретился с Наполеоном III в Виллафранке под Вероной, где оба монарха обсудили условия мира, официально закрепленные позднее в Цюрихском договоре. Австрия отказывалась от прав на Ломбардию, которую передавала французам – с тем, чтобы те впоследствии уступили ее своей союзнице Сардинии. Венеция пока что оставалась в руках Габсбургов. Тем временем над Италией уже несся вихрь Рисорджименто, и спустя год после поражения Франц Иосиф был вынужден с горечью наблюдать за тем, как на южных границах его империи возникает единое и заведомо враждебное Австрии Итальянское королевство.
Ушла в прошлое эпоха, когда Австрия могла самостоятельно и успешно играть роль «европейской необходимости», за счет этого входить в число великих держав и обеспечивать неприкосновенность своих границ. Символично, что через несколько дней после битвы при Сольферино умер престарелый князь Меттерних. Поражение при Сольферино имело ряд важных последствий для австрийской политики. Во-первых, император произвел чистку среди высших должностных лиц: в отставку были отправлены министр иностранных дел Буоль, ряд других гражданских сановников и около 60 генералов. Во-вторых, Франц Иосиф преисполнился глубокого отвращения, если не сказать ненависти, к «вероломному» Наполеону III, для которого в приватной обстановке не находил иного выражения, кроме как «этот мерзавец в Париже». Неприязнь австрийского монарха дорого обошлась Франции в 1870 году, когда во время франко-прусской войны Вена сохранила нейтралитет, не поддавшись на французские уговоры ударить в тыл пруссакам. В-третьих, поведение самой Пруссии во время войны 1859 года не способствовало улучшению отношений между берлинским и венским дворами; путь к битве при Садовой был в каком-то смысле проложен у Мадженты и Сольферино. В-четвертых, проигранная война обострила внутренние противоречия в империи: в Венгрии вспомнили о Кошуте, неоабсолютизм трещал по швам. Франц Иосиф встал перед необходимостью реформ, к которым испытывал не большую любовь, чем к французскому императору.
