Чтобы проверить достоверность изложенных гипотез и выводов о расселении славян и примерной хронологии т миграций, можно обратиться к трудам римских авторов 1-11 вв. н. э.- Тацита, Плиниев Старшего и Младшего, Птолемея и др., хотя большинство из них непосредственно со славянами не контактировали и сведения о дальних краях получали из десятых уст, поэтому наверняка их данные полнотой не отличаются, и в них неизбежны искажения. Какие-то племенные этнонимы могут обобщенно применяться к более крупной общности, включающей данное племя, а один и тот же народ в различных источниках или у различных информаторов одного и того же автора может оказаться обозначенным несколькими разными этнонимами. Но все же по этим данным можно составить некую приблизительную карту, дающую представление о населении Европы (см., напр., "Всемирная история", т. 7. Минск, 1996).
Венеды, как обобщенное название многих племен, согласно Тациту, в I в. мигрируют то туда то сюда по всей Центральной Европе от Нижнего Дуная до Рижского залива, а у Птолемея во II в. они занимают обширную, но уже компактную страну. Он помещает их по всему юго-восточному побережью Балтики и далее в глубь Европы до "Венедских гор", видимо Судет или Карпат, Этнонимы "ставани" и "суовены" локализуются где-то в районе Буга. от верховий Вислы до верховий Припяти, т. е. весьма близко к предполагаемому эпицентру славянского этногенеза. На юг от них помещаются сабоки, татры и карпы. Из них татры и карпы известны впоследствии как славянские племена, проживавшие, соответственно, в Татрах и на Карпатах. Вероятно, у некоторых авторов "венеды" выделялись и в качестве племенного названия, примерно локализуемого по соседству со "ставанами" - по Бугу, Средней Висле и Варте. Но рядом с ними, по Варте и среднему течению Одера, располагались и владения вандалов. То есть, "венеды" и "вандалы" вполне могли быть различными формами произношения одного и того же этнонима, либо двумя ветвями одного народа. Например, в XVII в., когда знаменитый русский дипломат А. Л. Ордин-Нащокин вел переговоры с польскими послами, он отмечал:
"Хранятся в наших архивах неоспоримые памятники, подтверждающие, что 79 народов, рассеянных по востоку, югу и северу, употребляют один и тот же славянский язык", и в числе прочих славянских областей называл Вандалию ("Исторический рассказ о путешествии польских послов в Московию, ими предпринятом в 1667 году" в сб. "Проезжая по Московии". М., 1991).
Западнее, между Одером и Эльбой, жили лугии. На берегу Балтики между устьями этих рек мы находим свардонов и варинов, а примерно от Одера до Вислы обитали руги. В последующие века, зафиксированные европейскими хрониками, в этих же местах известны племена прибалтийских и полабских славян, носивших те же или похожие названия. Варины - это, разумеется, варанги или их предки. От ругов пошли рароги и ругни - руяне (причем варанги и рароги входили как раз в союз бодричей). Свардоны, возможно, предки вагров. А лугин - это лужичане. Как видим, все подтверждается.
Правда, следует отметить, что в начале нашей эры все эти народы еще не были до конца "славянскими" в нашем понимании. Судя по всему, они еще сохраняли в себе одновременно и праславянские, и прагерманские корни. Так, часть поднепровскпх борусичей-борисфенитов, оставшаяся в родных краях, стала предками полян, а другая часть, ушедшая из погибшей Скифии на запад, фигурирует уже среди германских племен как "боруски" и дала историческое название Боруссии на территории Германии. Ругов, Влившихся во II-V вв. в германские волны миграций, греческие и латинские авторы не отличали от германцев, а оставшиеся в Прибалтике и переселившиеся на восток стали славянами. Зачастую германцами принято считать вандалов, а близких им и, вероятно. родственных вендов,- славянами.
Можно прийти к выводу, что если во II тысячелетии до н. э. население Центральной и Западной Европы было по языку и культуре близко кельтам и иллирийцам, то киммерийское переселение. дошедшее до Балтики, выделило в нем славяно-германскую общность, и лишь со следующей, скифской волны началось их разделение, хотя некоторое единство еще сохранялось, например Гиппократ передает скифское название сливочного масла: "бутир" - ср. с немецким "буттер". Много германизмов содержит и "Велесова Книга", написанная жрецом русов. Кстати, и Тацит считал венедов близким к германцам. Но это не удивительно, ведь даже в начале нашей эры после миграций, вызванных крушением Скифии, культурная и языковая разница между славянами и германцами была далеко не столь значительной, как сейчас. Она накопилась лишь несколько столетий спустя в ходе Великого Переселения, когда германцы вобрали в себя романские и кельтские корни покоренных народов, а славяне - сарматские (иранские) корни выходцев из древнего Турана, а также иллирийские, тюркские и угорские.
Глава 20 КТО ЕСТЬ КТО В НАЧАЛЕ НАШЕЙ ЭРЫ?
В течение нескольких веков пространства Восточном Европы оказались для истории натуральной "терра инкогнита". После галльского и нескольких сарматских нашествий, перевернувших вверх дном эти края, интерес к ним значительно снизился и они выпали из поля зрения античных авторов. Лишь с I в. н. э., когда Причерноморье вошло в систему внутренних связей Рима, снова начинают появляться описания этих краев, из которых мы можем узнать, какие же народы здесь жили. Но, к сожалению, до Геро-дота таким описаниям далеко. Римляне были более практичным народом, чем древние эллины, и основное их внимание было при-ковано к странам, входящим в сферу "интересов" империи пар-фянской, германской границам. А Черное море оказалось "глухим углом" их державы, и они подробно излагали только сведения о его берегах, поскольку это могло быть важно для судоходства и торговли. Да и здесь мы не встретим рассказов о происхождении народов и их обычаях - лишь этнонимы. А племена, живущие в глубине территории, с которыми римляне не сталкивались и ко-торые до поры до времени не представляли для них ни выгоды, ни угрозы, их вообще не интересовали. Данные о них, если и встречаются, весьма отрывочны и носят самый общий характер.
Ярким примером традиционных "римоцентризма" и нелюбо-знательности ко всему чужому может послужить Овидий, со-сланный Августом в Томы (Констанца) и проживший там десять лет. В его элегиях и письмах оттуда преобладают ностальгические воспоминания о прошлой римской жизни и бесконечные жалобы на ее утрату. И ни единой новой и живой детали об окружающей его стране! Все отрывочные упоминания о ней, как уже подмечено исследователями, содержат лишь заведомо известные в Риме и
повторяемые из более ранних работ факты о суровости здешних зим и "дикости" местных "варваров". Овидий даже гордился тем, что в течение долгих лет сумел остаться "настоящим римлянином" и не выучил ни одного "варварского" слова! Отчего, мол, и подвергался насмешкам коренных жителей.
Но и в тех случаях, когда более менее подробные описания дальних краев все же возникали, разобраться в них бывает не так просто, поскольку они обладают еще одним серьезным недостат-ком. Сами авторы, составлявшие их, в такие отдаленные от центра и глухие провинции забирались редко. Если и забирались, то как Арриан, по службе, поэтому и излагали только ту информацию, которая казалась важной для государственных и военных целей. А римско-греческие авторы фундаментальных исторических и гео-графических работ данной эпохи чаще пользовались чужими све-дениями и вдобавок компиллировали информацию из более ран-них источников. Причем обобщали все известные им источники, начиная с Гомера и Геродота. И лишь отдельные писатели, подоб-но Страбону, позволяли себе перерабатывать эти сведения крити-чески. Впрочем, он и в других отношениях выделяется в лучшую сторону, хотя бы тем, что получал достоверную информацию от своих родственников, неоднократно бывавших в Причерноморье, и, наконец, он единственный, кто честно признается, что о наро-дах, живущих севернее роксоланов, ничего толком не знает.
Большинство же авторов механически суммировали все источ-ники, то ли не считая себя вправе опровергать более древние ав-торитеты, то ли показывая таким образом свою "ученость", опи-рающуюся на максимальное количество классиков. И если мы по-пытаемся составить карту Восточной Европы, например, только по работам Помпония Мелы или Плиния Младшего, то картина полу-чится просто фантастическая. Потому что в расположение реаль-ных народов своего времени они правдами и неправдами постара-лись втиснуть и все те, о которых вычитали у Геродота, т. е. жив-шие на 600 лет раньше. То есть, даже зная время жизни тех или иных авторов и время написания ими своих работ, отследить по ним в динамике изменения этнической картины "Сарматин" прак-тически невозможно упоминание разных народов и их локали-зация могли соответствовать и более раннему периоду.
Собиралась "до кучи" и вся прочая доступная информация са-мого разнокалиберного свойства. Поэтому из таких трудов мы можем узнать, например, о странах "гиппоподов" с лошадиными ногами, "пануатиев, у которых длинные висячие уши, прикрываю-щие собой все тело, служат одеянием для наготы", о стране "Абаримон, в которой живут лесные люди с вывернутыми назад ступнями, отличающиеся чрезвычайной быстротой", о стране "с весьма богатой почвой, но необитаемой, потому что грифы, сви-репые и упрямые животные, очень любят и очень ревностно сте-регут извлеченное из земли золото", а "аримаспы, отличающиеся одним глазом посредине лба, постоянно воюют из-за рудников с грифами". Сообщаются и другие подобные сведения: что "савроматы, живущие на 13 дней выше Борисфена, постоянно принима-ют пищу через два дня на третий", а в "Албании родятся люди, с детства седые и видящие ночью лучше, чем днем". Но все же пу-тем сопоставления и анализа различных работ можно выделить слой более менее достоверной информации и представить некое обобщенное, пусть даже приблизительное описание Восточной Европы в 1-11 вв. нашей эры.
