– А как же скорая помощь? – она ничего не понимала.
– Медицина – для души, – улыбнулся Ерофеев. – Впрочем, в этой форме ты меня видишь в первый и, дай бог, в последний раз.
Он поднял глаза на папу, тот чуть улыбнулся. А Таня, перехватив все эти знаки, рассердилась снова:
– Вы все – заговорщики! Вы можете мне объяснить? Почему я ничего не знаю?
Ерофеев подошел к ней:
– Я прошу тебя выйти за меня замуж.
Она засопела и сказала:
– Пока мне тут всё не объяснят, я ничего не скажу. – Она готова была зареветь, держалась из последних сил.
– Пойдемте в гостиную, – сказал папа. – Если Саша не возражает, я объясню то, что можно.
– Да, – сказал Ерофеев. – То, что можно.
Пока мама и Вика накрывали на стол, Таня села в кресло с ногами и насупилась. Ерофеев стоял, а она не могла на него смотреть. Казалось, его белая форма светится сама по себе. Еще она заметила, что Саша опирается на трость и чуть прихрамывает.
Папа показал Ерофееву на другое кресло, сам устроился на диване.
– Как ты понимаешь, дочь, когда я понял, что ты влюбилась в своего наставника, – при этих словах Таня покраснела и задвинулась подальше в тень, – я решил разузнать о нем. И поначалу выяснил кое-что: родители его погибли, когда Саше было восемь лет. В девять он попал в довольно интересный интернат с приставкой «спец», где, кроме восточных единоборств, еще изучали английский и китайский языки, а все воспитатели и учителя в большинстве своем мужчины и в прошлом офицеры. Окончив среднюю школу, Саша… Ерофеев не поступил ни в Институт военных переводчиков, как большинство выпускников интерната, ни в Рязанское военное училище, ни в какой-то иной университет, а пошел в медицинское училище и стал фельдшером. Довольно странный выбор: все равно как после суворовского училища идти в ПТУ… Однако это был его выбор, и понятно, что от армии это не освободило. И вот тут начинается тайна, покрытая мраком. Попал он служить на Север. Потом, как я понял, остался там работать по контракту. Я предполагал, что где-то в госпитале или на судне… ан нет. Два года о Саше ничего не известно, а потом он выписывается в запас по ранению. Где он его получил и как – ничего не ясно. Кроме одного – служил он не медиком.
Ерофеев кивнул.
– Да, ему остается в наследство частный домик в поселке Опалиха. От двоюродной тетки. А живет в этом домике почему-то выпускница интерната и, как я понял, то ли подруга детства, то ли… Кто она вам, Саша?
– Сестра, – сказал Ерофеев. – Не родная. Она как сестра.
– Правильно. Она, как и вы, окончила то же медучилище, в языках талантов не проявила, как будущий шпион – тоже не заинтересовала наши органы безопасности. И вы, как я понял, приняли опеку над ней? – Таня вдруг поняла, о ком они говорят. Светлана Изотова, фельдшерица. Часто сидела в диспетчерской, брала подработку в бригаде. Так вот кто ей тогда нахамил?!
– Наши родители погибли в одной катастрофе, – сказал Ерофеев. – Одному нельзя. Мы поддерживали друг друга. Потом побратались. В церкви. Но больше ничего. У нее совсем никого не было. Мне хоть тетка домик оставила по завещанию. Там Светка живет.
– Как это? – удивилась Таня. – Разве так можно?
– Можно, – сказал папа. – Все серьезно. Я продолжу? Пока ничего лишнего?
– Можно, – сказал Ерофеев. – Все нормально.
– Ну вот, Саша устроился работать на скорую помощь, но, как я понял, его боевые навыки были востребованы нашим военным руководством, и он отлучался на «рыбалку». Так?
Ерофеев кивнул. Таня не заметила, что мама и Вика уже сидят за столом и тоже слушают.
– Последняя его «рыбалка» прошла не очень успешно… Так? Раз вы оказались в госпитале Бурденко…
– Да, – сказал Ерофеев. – Рыба крупная попалась.
– Ты же ни разу не сказал мне… – Таня запнулась. – Я ждала, а ты…
– Я не мог, – глухо произнес Саша, – я не мог, не имел права давать надежду, а тем более рассказывать.
– Значит, что-то изменилось? – Таня начала прозревать. – Что-то случилось?
– Лучше пусть твой папа расскажет. Я потом добавлю.
И папа продолжил:
– Многое случилось. Во-первых, меня находит некий подполковник…
– Капитан второго ранга, – поправил Ерофеев.
– Пардон! Да, капитан второго ранга, не запомнил его фамилии, но весьма приятный и обходительный человек, который сообщил, что некий мичман… – папа чуть запнулся, – Ерофеев в настоящий момент находится в госпитале имени Бурденко и просит встречи со мной. Саша, – папа обратился к мичману, – может быть, стоит представиться невесте настоящими данными? А то мы ваше прикрытие используем. Я понимаю, что все официально, но все-таки она имеет право знать.
Саша встал.
– Старший мичман Управления специальных операций Генштаба Северного флота России Степанов Александр Викторович. Фельдшер скорой помощи Ерофеев – это прикрытие. Так надо. Было…
– В общем, я, заинтригованный, – продолжил папа, – отменяю пару встреч, беру машину и еду в госпиталь. Пропуск, оказывается, заказан, только встречает меня там еще один военный, который чуть ли не допрос третьей степени устрашения проводит, выясняя, кем это я прихожусь мичману Степанову, что он подал рапорт о немедленном моем приглашении. Честно, Саша, в более дурацком положении мне не приходилось бывать.
– Замнач особого отдела, – сказал Саша. – Я ему два раза объяснял.
– Да, потом явился тот самый капитан второго ранга, и меня пустили на встречу. И ба! Кого я увидел?! Наш дорогой Саша Ерофеев! И верите ли? Я не сразу все понял. Он мне объяснил чуть-чуть, о сути операций я говорить не буду, тем более что не знаю деталей. Из бесед с господами офицерами и мичманом Степановым я понял главное: мичман теперь вроде бы уволен в запас с присвоением звания «старший мичман»; он кавалер ордена Мужества всех степеней и ордена Красной Звезды; подвиги, за которые он награжден, настолько засекречены, что еще лет двадцать пять о них никто не должен знать. Хотя последний, как я понял, это то, что Саша вынес раненого товарища на себе, хотя сам был ранен. Это все, что мне могли рассказать. Ну, что еще? Я знаю, что Степанов обратился к своему начальству с рапортом о желании жениться. И, собственно, это послужило запалом для серии всех этих необычных встреч. Вот. Теперь, когда я немного все распутал, передаю эстафету нашему герою, чтобы он довел начатое дело до конца.
– Мне можно спросить? – Таня подняла голову. Она многое поняла. Обиды и злости не было. Она немного загрустила, осознав вдруг, насколько мы можем сами себе не принадлежать. Да, он герой, он хорош, он настолько хорош, что она вдруг спросила себя: «Достойна ли я его, такого хорошего?» И, кажется, это понял один человек из присутствующих, потому что Вика вдруг скорчила зверскую рожу и показала кулак Тане.
– Можно, – сказал Саша.
– Ты ни разу не признался мне, что любишь. – Она жестом остановила его. – Ноя понимаю, ты не мог. Да, ты такой честный, такой ответственный, но сейчас…
– Я люблю тебя, – сказал мичман Степанов, – я прошу тебя выйти за меня замуж. – Он встал и, подойдя, протянул ей руку. Она забыла, что кругом сидят папа, мама, и все пространство словно подернулось туманом – она видела только белую фигуру, светлые волосы, усы, глаза… Мелькнула мысль, что в черном ему было б лучше…
– Саша, если эта дура откажет, я за тебя выйду! – крикнула Вика.
– Я согласна, – сказала Таня, но ее слова утонули в хохоте родителей. – Я согласна! – повторила она громче.
Они все уселись за столом. Мама угощала чаем, папа пошел за коньяком, Вика ждала мести от Тани за «дуру». Саша держал Таню за руку под столом, и ей казалось, что так будет всегда. Все. Это как оковы. Она сказала: «Да». Все, что будет потом, формальности. Браки совершаются на небесах, и она всем сердцем это ощутила сейчас. В старину ведь так и было. Ну, в церкви говорили у алтаря. Но главное ведь – сейчас.
– Ты мне хоть что-нибудь сможешь рассказать?
– Смогу, – ответил Саша. – Но лучше будет, если не расскажу.
– Ты убивал?
Он не сразу ответил.
– Приходилось. На войне. Чаще спасал. Я ведь хотел пойти в МЧС, начальство не разрешило. Сказали, им меня оттуда брать сложнее.
– Ты теперь уйдешь со скорой?
– Я не знаю. Все зависело от нашего сегодняшнего разговора и твоего решения. От тебя.
Мурашки пробежали по спине Тани. От нее все зависело. ВСЕ!
– И что теперь? Как будет?
– А я вам скажу, как будет, – весело сказал папа, наливая коньяк Степанову и себе. – Вы меня спросите. Теперь я отомщу мичману, и мстя моя будет сладка… Вы готовы?
– Всегда готов, – сказал Саша без улыбки, а Таня встревожилась.
– Начнем с того, дорогой зять, что я хочу сказать тебе огромное спасибо за Таньку. – Папа увидел недоумение в глазах всех, может быть, кроме мамы. – Да. Потому что тебе удалось за несколько месяцев сделать из амебы, которая на любой вопрос о своей жизни и планах отвечала: «Не знаю», не могла принять ни одного серьезного решения и боялась падающего листика, серьезного и решительного специалиста-медика. Ведь в медицину – она тебе не говорила? – мы с мамасиком ее пихнули. Она сама не знала, чем заняться. – Папа поднял рюмку с коньяком и продолжил: – Когда эта Инна – ее подруга из группы – пролетела с выездом, я был поражен, Таня, когда ты сказала мне по телефону: «Я полечу!» Это был шок! Моя Танька приняла решение! Сама! А когда ты отстала от лайнера в Кальви?! – Мама нахмурилась (эта информация так и осталась ей неизвестна). Папа понял, что спалил дочку, поэтому быстро добавил: – Я тебе потом расскажу, все получилось хорошо. Я ведь в первую секунду подумал, что придется срочно вылетать за тобой! Но это как бы прелюдия. Да, так вот спасибо. Теперь, Саша, твой капитан второго ранга просил передать тебе, что если ты все-таки женишься, то у него для тебя есть разнарядка…
