При пайке в 600-1600 килокалорий голландцы страдали от голода. Диета, предписываемая центрами похудения, основана на потреблении 1600 килокалорий в день. Когда голландцы теряли 25% от своего веса, им выдавался дополнительный паек. Чтобы соответствовать стандарту «железной девы», средняя здоровая женщина должна похудеть примерно на столько же. В 1941 г. в гетто города Лодзь заключенные там евреи получали скудный рацион в 500-1200 килокалорий в день. В концентрационном лагере Треблинка было научно установлено, что 900 килокалорий в день — это минимум, необходимый для поддержания жизнедеятельности человека. В «лучших в стране клиниках для похудения», где «пациенты» находятся на лечении вплоть до года, рационы питания такие же.
Психологические последствия добровольного голодания схожи с психологическими последствиями голодания вынужденного. К1989 г. все больше исследователей стали признавать серьезные эмоциональные и психологические последствия постоянного сидения на диете. Они включают такие симптомы, как «раздражительность, беспокойство, депрессия, апатия, резкая смена настроения, усталость и нежелание общаться». Описывая голод в Голландии, Магнус Пайк отмечал: «Известно, что голодание влияет на мыслительную деятельность человека, и голодающие голландцы становились вялыми в умственном отношении, апатичными и одержимыми мыслями о еде». Брух пишет, что при вынужденном продолжительном голодании «происходит огрубление эмоций, чувствительности и других присущих человеку качеств». Роберт Лифтон обнаружил, что жертвы голода во время Второй мировой войны «испытывали чувство вины за то, что они сделали что-то не так, за что теперь их и наказывают, а также предавались мечтам и фантазиям о еде в неограниченном количестве». Голодание разрушает человеческую личность. «Пациенты-анорексики, как и другие голодающие, — утверждает Хильда Брух, — демонстрируют на удивление схожие стереотипы поведения и эмоциональные реакции до тех пор, пока не прибавят в весе». «Ограничения в еде, — подытоживает Роберта Сайд, — приводят в действие механизм одержимости едой как по физиологическим, так и по психологическим причинам. Недоедание вызывает апатию, депрессию и раздражительность. Замедляется обмен веществ. Голод заставляет человека постоянно думать и говорить о еде».
Психологический страх перед голодом — явление, свойственное всем людям. Сироты из бедных стран, которых усыновляют обеспеченные семьи, не могут контролировать свое непреодолимое желание воровать и прятать еду даже после того, как проживут несколько лет в полном достатке и безопасности.
Растет число убедительных доказательств того, что болезни, связанные с нарушениями пищевого поведения, вызваны главным образом диетами. Илана Атти и Дж. Брукс-Ган приводят выдержки из исследований, в ходе которых было установлено, что «хроническое ограничение в еде приводит к накоплению стресса такой огромной силы, что само по себе сидение на диете может быть достаточным для развития нервной анорексии или булимии». Роберта Сайд приходит к таким же выводам: «Парадоксально, но факт, что сидение на диете само по себе может стать причиной обжорства. Оно действительно может вызвать как нарушения пищевого поведения, так и само ожирение». Продолжительное лишение организма калорий становится для него сильнейшим потрясением, которое может повлечь за собой разрушительные последствия. Сайд пишет, что проблемы с едой у женщин вызываются как раз их попытками сильно похудеть. Для 95% женщин единственный способ добиться этого — сесть на жесткую диету. Илана Атти и Брукс-Ган приходят к следующему выводу: «Значительная часть поведенческих проявлений, которые считались причиной появления нервной анорексии и булимии, на самом деле могут быть результатом голодания... Человек с нормальным весом, сидящий на диете с целью выглядеть и чувствовать себя худым, подвержен нарушениям моделей эмоционального, когнитивного и поведенческого характера в результате постоянного стресса, который он испытывает, пытаясь оставаться в весе ниже своего естественного, или биологически обусловленного». Диеты и модная худоба приводят женщин к серьезным болезням.
Итак, если женская полнота — это сексуальность и способность к деторождению; если еда — это проявление уважения со стороны социума; если сидение на диете равносильно голоданию; если женщины должны потерять 23% своего веса, чтобы соответствовать стандарту «железной девы», а хронические психологические нарушения возникают при потере 25% веса; если голодание вызывает упадок сил и подрывает физическое и психическое здоровье, а женская сила, сексуальность и самоуважение представляют собой угрозу для сложившихся в обществе устоев; если женская журналистика спонсируется индустрией, оцениваемой в $33 млрд, чей капитал построен на политическом страхе перед женщинами, тогда мы можем понять, почему «железная дева» такая худая. Худой «идеал» привлекателен не с эстетической точки зрения — он красив как политическое решение.
Непреодолимое желание быть похожими на «железную деву» — это не свободный выбор женщин, нечто банальное и несерьезное. Напротив, это очень серьезно, и нас толкают к этому, чтобы сохранить существующую расстановку политических сил. Если взглянуть на проблему с этой точки зрения, то трудно даже представить, чтобы на данном этапе исторического развития женщин не вынуждали худеть.
Идеология голодания уничтожает феминизм: то, что происходит с телом женщины, происходит и с ее сознанием. Если женские тела считаются и всегда считались «неправильными», а мужские—правильными, то получается, что женщины всегда неправы, а мужчины — правы. Если феминизм учил женщин больше ценить себя, то голод учит уничтожать в себе чувство собственного достоинства. Если женщину можно заставить сказать «Я ненавижу свои толстые бедра», то это способ, с помощью которого ее заставили ненавидеть свою женственность. Чем более материально независимыми, самостоятельно распоряжающимися своей жизнью, образованными и сексуально свободными становились женщины во внешнем мире, тем более бедными, не контролирующими ситуацию, глупыми и сексуально неуверенными в себе их заставляли чувствовать в их собственных телах.
Голод заставляет женщину ощущать себя бедной и мыслить в категориях психологии бедности. Богатая женщина, сидящая на диете, ощущает себя во власти экономики бедности: редкая женщина, зарабатывающая $100000 в год, позволяет себе потреблять 1000 килокалорий в день. Голод заставляет успешных женщин чувствовать себя неудачницами: женщина-архитектор обнаруживает, что вся ее работа рушится; женщина-политик, которая курирует масштабные долгосрочные проекты, начинает зацикливаться на деталях, подсчитывая количество калорий в каждом съеденном кусочке; женщина, которая может позволить себе путешествовать, не в состоянии «позволить себе» калорийную заграничную кухню. Это отравляет любое событие в жизни женщины. Те из них, кто только вырвался из плена каждодневных сиюминутных забот, вынуждены вернуться назад, к осознанию своей экономической зависимости. Вирджиния Вульф считала, что если «пообедал плохо — плохо думается, плохо любится, не спится»[23]. «От говядины и чернослива в душе не затеплится свет», — писала она, сравнивая приводящую в уныние скудную еду в женских колледжах с той, что ели студенты богатых мужских колледжей, — большое блюдо морских языков под белоснежным покрывалом сливок». Но теперь, когда некоторые женщины наконец добились стипендии £500 в год и отдельной комнаты, они вынуждены вновь вернуться к 100 г вареной говядины, трем черносливинам без сахара и незажженной лампочке.
Анорексичка может начать свой путь голодания как вызов обществу, но с точки зрения общества, где господствуют мужчины, она заканчивает его идеальной женщиной. Слабой, асексуальной и безгласной. Она с трудом может концентрировать свое внимание на чем-то, находящемся за пределами ее тарелки. Женщину в ней убили. Ее там почти нет. Когда видишь ее в таком состоянии, лишенную женственности, со всей ясностью понимаешь, что опасные представления массового сознания создали «жизненно важную ложь» в виде скелетообразной женской красоты. Будущее, населенное анорексичными женщинами, — это одно из немногих возможных вариантов спасения существующего распределения богатства и власти от притязаний на них со стороны женщин, борющихся за равноправие.
Теоретики в вопросах анорексии, фокусирующие свое внимание на отдельной женщине, пусть даже в контексте ее семьи, упускают из виду тактический смысл этой борьбы. Экономический и политический ответный удар, направленный против женского аппетита, действует на нас намного сильнее, чем динамика развития семейных отношений.
Это явление больше нельзя объяснять как проблему отдельного индивидуума. Если от 60 до 80% студенток колледжей не могут нормально есть, трудно поверить в то, что в этом виноваты от 60 до 80% семей. В воздухе витает болезнетворный вирус. Он был создан вполне сознательно и со вполне определенной целью. И молодые женщины подхватывают его.
