И все же Хюсман и Шривер считают, что, изучив столько всяких историй про феномены, они вправе отметить некоторые открывшиеся им закономерности.
* Чаще всего подобные загадочные события происходят в ноябре; чуть меньше призраки безумствуют в «месяце белых ночей» — июне.
* Полтергейст злобен, но не кровожаден. Это — «вихрь», готовый отобрать у своих жертв все, кроме жизни. Порой незримая сила разбивает или выжигает дома и квартиры, оставляя перепуганным владельцам лишь пепелища или руины, но ее козни лишь наказывают их, но никогда не казнят. Сколько бы ни летали по комнате ножи, они ни в кого не вонзятся; сколько бы ни рушились шкафы, полки, люстры, они никого не прибьют. Этой злой силе как будто довольно устроенного ею спектакля и того просветляющего катарсиса, что невольно испытают зрители (и участники) этой трагедии.
* Против полтергейста бессильна даже церковь. Священники, призванные на помощь, напрасно читали молитвы, крестили стены нечестивого дома или изгоняли дьявола, таившегося в жилище. Их речи и жесты помогали лишь в одном случае из двадцати пяти. Их радению явно недоставало энергетики. Парапсихологи в подобных историях чаще умели положить конец беспричинным безумствам. Как только им удавалось вычислить «фокусную персону», крушившую свой дом, «аки Давид филистимлян», как только они начинали спокойно беседовать с ней, давая ей возможность наконец высказать наболевшее, так тут же, словно по мановению волшебной палочки, стихал самый неистовый полтергейст.
* * *
В 1987 году сотрудники знаменитого Института Гэллапа, проведя опрос в шестнадцати странах Европы и Северной Америки, выяснили, что по меньшей мере каждый десятый взрослый житель этих стран видел хотя бы однажды призрак умершего человека.
Классическая страна привидений — Англия, где многие средневековые замки буквально «стоят на крови». Тела жертв, когда‑то предательски убитых здесь, давно истлели. Их души все еще назойливо тычутся в полутьму жутковатых коридоров, своими бледными, водянистыми абрисами пугая любопытных потомков. «Однажды вечером — к этому вечеру ничто меня не подводило и не подготовляло — я ощутила такое же холодное дыхание, каким повеяло на меня в ночь моего приезда… Еще мгновение — и без свечи мне стало видно, что на лестнице кто-то стоит… Призрак был на этот раз совершенно живой — омерзительное и опасное существо» (пер. Н. Дарузес).
Подобными описаниями — мы цитировали «Поворот винта» Генри Джеймса — пестрит английская проза. Логично предположить, что не только какая‑нибудь война Алой и Белой розы способна населить наши жилища призраками, взывающими к отмщению, но и любые кровопролитные войны усеивают подвалы и коридоры разоренных домов зародышами будущих феноменов. В самом деле, Хюсман и Шривер, исследуя упомянутый нами архив, обратили внимание на то, что после Второй мировой войны привидения прямо‑таки дивизиями повалили в немецкие города, напоминая о печальном скончании тел, в которых когда‑то обитали эти неупокоенные души.
Люди издавна верят в привидения. Истоки этих верований прослеживаются еще в дохристианскую эпоху. Так, римляне полагали, что души умерших людей продолжают жить за гробовой чертой. Если что‑то тревожит покойников — если они были преступно убиты, если не получили должного погребения или же злодействовали при жизни, — то в любое время они могут покинуть свою могилу и вернуться в мир живущих, насылая на людей безумие. Эти вредоносные тени, зависшие между жизнью и смертью, именовались лемурами или ларвами. В дни, посвященные им — 9, 11 и 13 мая, — закрывались все храмы, не совершались браки. По преданию, первым призраком, навестившим Рим, стала тень самого Рема — одного из легендарных основателей города, убитого собственным братом. Загробных страдальцев, повадившихся терзать душевный покой живущих, отличали от добрых духов, которые звались ларами.
Страх пред посмертно бродящими тенями одолевал римлян. Дабы уберечься от этой незримой напасти, они с огромным вниманием относились к покойным родичам и согражданам. Такие ритуальные формулы, как «Покойся с миром!» или «Да будет земля тебе пухом!», дошли до нас с римских времен. В ту пору эти магические возгласы удерживали тени мертвецов в их гробницах. Если же что‑то нарушало покой почившего навеки, если люди, потерявшие близкого им человека, забывали принести очистительную жертву на третий день по его кончине, если вдова покойного выходила замуж еще до истечения траура, если потомки переставали почитать своих предков, тогда нарушался привычный ход вещей. Тогда разгневанные тени возвращались из загробного мира и жестоко мстили за понесенные ими оскорбления. Они насылали на людей всяческие несчастья: безумие, бесплодие, приступы эпилепсии, апоплексические удары и даже моровые язвы, каравшие за небрежение культом целые области страны.
Справиться с лемуром, непрошено явившимся в дом, было нелегко, но, конечно же, античные мудрецы сумели открыть формулу, способную победить это зло. Вот как звучит данный рецепт в пересказе советского историка Е. Штаерман: «Чтобы выгнать лемура из дома, глава семьи должен был, встав ночью и трижды омыв руки, взять в рот черные бобы и, не оборачиваясь, бросать их через плечо, девять раз повторяя, что этими бобами он искупает себя и своих близких; затем, ударяя в медный таз, девять раз призвать призрак удалиться из дома».
В античные времена привидениями чаще всего становились люди, умершие «злой смертью», то есть жертвы убийств, несчастных случаев или тяжелых болезней, а также казненные преступники. Последних обычно вешали; затем их тела три дня валялись в пыли Эсквилина (на этом холме издревле располагалось кладбище), пока их не сбрасывали в Тибр. Самоубийц тоже не хоронили в гробницах. Поэтому в Древнем Риме несостоятельные должники, в пух и прах разоренные злым ростовщиком, добровольно уходили из жизни, чтобы потом, отрешившись от бренной оболочки и обретя зловещую свободу, отомстить своему врагу.
Мотив «загробной мести» дошел до наших дней. Герой знаменитой пьесы Н. Эрдмана, готовясь лечь в гроб, восклицает: «Жизнь моя, сколько лет издевалась ты надо мной. Сколько лет ты меня оскорбляла, жизнь. Но сегодня мой час настал. Жизнь, я требую сатисфакции». Наши современники сплошь и рядом совершают суицид, чтобы своей смертью обидеть или укорить кого‑то, с кем они не доспорили и не доссорились при жизни.
Но вернемся к истории привидений в Европе. Германцы, как и римляне, верили в посмертную жизнь призраков. Воинственные нордические герои боролись с коварными мертвецами еще более решительным способом. В захоронениях, относящихся к мезолиту, археологи находят одни лишь изувеченные скелеты. Следуя спасительному ритуалу, древние люди, собираясь предать тело умершего земле, отрубали ему голову и клали ее к бедрам или хотя бы пробивали ее так, чтобы усопшему неповадно было шататься по свету. Скорченные позы скелетов означают, что руки и ноги их были крепко–накрепко связаны, дабы покойники, жившие еще в дохристианскую эпоху, не вздумали воскресать.
В Лотарингии, в захоронениях эпохи Меровингов (середина I тысячелетия нашей эры), все еще встречаются скелеты с тщательно пробитыми черепами. Даже в одной из грамот Карла Великого можно найти такой примечательный совет: надлежит просверлить череп покойного, дабы потом он не возвращался. Когда ученые исследовали хорошо сохранившиеся останки двух десятков человек, найденные в болотах Дании и Северной Германии, они отметили, что тела восьмерых были пронзены колом. Даже в городском уложении Риги, относящемся к XV столетию, говорится, что тела самоубийц перед погребением следует «успокоения ради» посадить на кол. В современных романах, повествующих о вампирах, любому охотнику на них рекомендуется заготовить осиновый кол, чтобы ловко вогнать его в сердце какому‑нибудь оплошавшему Дракуле.
Подчеркнем, что призраки, одолевавшие римлян, как и германцев, вовсе не похожи на бестелесные тени, снующие по лабиринтам готических замков. Нет, они были людьми из плоти и крови — только мертвыми людьми. Если они оживали, то загнать их в гроб часто можно было только силой оружия. Мертвецы — они что кровожадные варвары или чужеземцы — признавали лишь силу. Борьба с ними превращалась в настоящий поединок. Многие исландские саги — знаменитые хроники, повествующие о жизни викингов, то есть северных германцев, — донесли до потомков описания схваток с людьми, которые, несомненно, покинули загробный мир, чтобы тревожить покой живущих.
Вот что рассказывает, например, «Сага о Греттире». «Немного погодя люди стали замечать, что Гламу не лежится в могиле. Много было от этого бед людям: иные, увидев его, теряли сознание, а иные и разум. Сразу после Рождества люди видели его на дворе. Взял их ужас. Многие кинулись прочь из тех мест. Скоро Глам стал ночью ездить верхом на коньке крыши, так что крыша едва не рушилась. Стал он потом ходить и днем, и ночью. Люди не смели и заезжать в ту долину, хотя бы по важному делу. Все в тех местах считали это великой напастью» (пер. О. Смирницкой). Лишь герой саги Греттир не убоялся сразиться с нечистым духом. «Он обхватил его за пояс и стал что есть силы ломать ему хребет, думая опрокинуть его. Но Глам так сдавил Греттиру руки, что он не выдержал и пошатнулся… И когда Греттир видит, что ему не устоять, он навалился всей тяжестью на грудь Гламу… К этому Глам не приготовился… И вышло поэтому, что он опрокинулся назад… а Греттир — на него… Сошла с Греттира напавшая на него слабость. Занес он теперь меч, и срубил Гламу голову, и приложил ему к ляжкам».
