Надев на правую руку рубашку, я сунул указательный палец в отверстие шейки, большой и средний пальцы — в рукава, залез под стол и начал импровизировать содержание первого акта первого в своей жизни спектакля собственной постановки.
А в это время за столом происходило следующее. Ты начал выкидывать свои обычные номера, размахивая кулачками и отвергая пищу. И, конечно же, как часто случалось в таких напряженных ситуациях, сунул руку в глубокую тарелку с кашей. Она тебе показалась очень горячей, и ты, стало быть, собирался заорать что было мочи, измазав одновременно лицо бабули, а бабуля приготовилась принять ответные меры — промыть тебя теплой струей наставлений. На этом все и застыло.
Откуда бабуле было знать, что папа сидит под столом, обдумывая свой спектакль. А ты и не представлял, что папа дома.
Вдруг из-под угла другого конца стола неожиданно вылез Буратино, весело сияя, в своей красной рубашке, и заговорил тонким голоском:
«Мальчик, как тебя зовут?»
Бабушка забыла о своем измазанном лице и о своих воспитательных намерениях. Ты забыл о том, что тебе следовало заорать. Оба изумленно уставились на необычное зрелище.
«Как тебя зовут, мальчик?» — продолжал тонкий голосок. Буратино, подпрыгивая и пританцовывая, весело махал руками.
Зрители очнулись от первого изумления. Разумеется, на секунду раньше пришла в себя бабуля: «Ну, отвечай, он к тебе, наверное, пришел!»
«Паата!» — все твое изумление звучало теперь в твоем голосе.
«Я — Буратино. Повтори, пожалуйста, мое имя!»
Пришлось поупражняться в произнесении этого сложного имени.
«Ты хочешь дружить со мной?»
Ты кивнул головой.
«А ты отвечай голосом. Скажи так: рад с тобой дружить, Буратино!»
Ты повторяешь.
Буратино медленно, танцующей походкой движется к тебе, напевая одновременно песенку.
«Дай пожать руку!» — Его короткая рука потянулась навстречу твоей, но, увидев, что твоя рука измазана, дернулась назад.
«Пожалуйста, прошу тебя, помой руки, а то я боюсь испачкаться твоей кашей!»
Ты протягиваешь руку бабуле. Она уже успела вытереть себе лицо, а теперь принялась чистить твои руки. Ты не спускаешь глаз с Буратино. Происходит рукопожатие.
«Ты обидел бабулю, извинись, пожалуйста!.. А теперь ешь. Вкусно, правда?.. Ты хочешь, чтобы я приходил к тебе?.. Только если ты не будешь обижать меня… Кончил кашу?.. Поблагодари, пожалуйста, бабулю!..»
Мама, почуяв необычное, тоже включилась в действие, начала объяснять Буратино, что Паата умный и сдержанный мальчик. Буратино рад этому.
Попрощавшись с тобой и пожав руку, Буратино отдаляется от тебя, двигаясь вдоль стола.
Ты тревожишься. «Буратино! — кричишь ему вслед, — приходи еще!»
Вскоре «приходит» папа, и ты, с помощью мамы и бабули, объясняешь ему, какой к тебе пришел человечек.
Папа серьезно начинает обдумывать сценарий, способ выступления, содержание общения.
Буратино появляется один-два раза в день, в заранее назначенное время, иногда совершенно неожиданно, когда возникает особо напряженная ситуация. Его появление восстанавливает атмосферу взаимоуважения, разряжает обстановку возникновения конфликтов.
К приходу Буратино ты готовишься как к празднику. Он может сесть тебе на плечо, на голову, ущипнуть за щеку, подать ложку. Он несет тебе конфету, печенье. Он говорит с тобой обо всем, что тебя интересует. Рассказывает сказки, учит стихам, приучает тебя быть вежливым, сдержанным. Он всегда знает о твоих каждодневных поступках, радуется твоим добрым делам, огорчается дерзостям. Полон надежд, что ты умный и хороший. Буратино может убаюкивать тебя, и хотя колыбельная в его исполнении звучит не так уж мелодично, ты все же засыпаешь.
Я готов поклясться, я уверен, что ни один воспитатель не смог бы так сильно повлиять на нравственно-этическое и умственное развитие моего Пааты, как его общение с Буратино, продолжавшееся всего 8—10 месяцев.
По моему плану Буратино должен был насовсем попрощаться с тобой и уехать далеко-далеко, как только мы обнаружили бы, что его влияние на тебя начинает слабеть. Но произошла досадная ошибка.
Прошло с тех пор почти сорок лет.
Вы думаете, мы где-то потеряли эту живую игрушку?
Вовсе нет! Мы поставили Буратино на длинную палочку и поместили в книжный шкаф.
— Зачем вам это? — спрашивали меня гости. И я объяснял им педагогику с участием Буратино. Эта игрушка сыграла свою добрую роль в воспитании дочери. А потом долго ждала, кого еще воспитать.
Но вот родилась дочка у самого Пааты — Нинца.
В тот день мне показалось, что Буратино на палочке заулыбался и потер руки.
Паата, ставший отцом, снял Буратино с палочки, надел его на правую руку и в более совершенной форме повторил педагогику с участием этого человечка.
Потом Буратино вернулся на свое место.
Он член нашей семьи. Мы его очень любим. И радуемся, когда вспоминаем прошлое с его участием. В этом прошлом много поучительных историй.
Буратино на палочке стоит в книжном шкафу. И иногда мне кажется, что ему не терпится стать соучастником воспитания нового ребенка.
— Когда это будет? — спрашивает Буратино.
— Будет, будет! — успокаиваю я.
Однажды, вернувшись домой с работы, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и льющим горькие слезы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом потайном углу шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь туда. Однако, напрягая все свои силы, ты залез в шкаф и, роясь, вдруг наткнулся на Буратино.
«Буратино!» — закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу подскочит, запоет своим тоненьким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку.
«Буратино, встань… Буратино, ты спишь?..»
Ты горько заплакал: «Буратино не хочет со мной разговаривать… Буратино не хочет проснуться!..»
Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот человечек, создавший тебе особый, сказочный мир, превратился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы уложили его в коробку и сказали тебе: «Да, Буратино больше не проснется!..»
Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе принесли в подарок книгу о Буратино.
Ты становишься озорником, неуловимым, неудержимым.
С тебя нельзя сводить глаз.
Бабушка разыскивает тебя через каждые 2–3 минуты: ты можешь быть одновременно и в шкафу, и во дворе, и на столе, под столом. От тебя несколько раз спасали старинную швейную машину системы «Зингер», которой так дорожит бабуля. Ты сбросил с высокой подставки вазу с цветами, и если бы не наш с мамой уговор, был бы ею крепко отшлепан за это. Ты опрокинул огромный таз, наполненный виноградным соком, и на полу образовалось озеро, и если бы опять не наш уговор, за это последовало бы нравоучение папы.
Ты жил бурной жизнью мальчика, рос таким, о каком пишет английский писатель Алан Бек:
«Мальчик — это правда с грязным лицом, красота с порезанным пальцем, мудрость с вареньем в волосах и надежда будущего с лягушкой в кармане.
Когда вы хотите, чтобы он произвел хорошее впечатление, его мозги превращаются в желе, или же он становится дикарем, садистом из джунглей, стремящимся уничтожить весь мир и себя вместе с ним… Мамы любят их, маленькие девочки ненавидят, взрослые игнорируют, а небеса защищают».
Неужели педагогика в конце концов не обнаружит надежный метод, применив который станет возможным донести до твоего понимания и до понимания миллионов мальчишек, тебе подобных, — как опасно для жизни делать глупости на каждом шагу?
Жизнь на волоске — вот какая жизнь у мальчиков.
Ты шаришь в ящиках. Слышишь мамин голос:
«Что ты там делаешь?» — «Ничего!».
Ты достаешь ножницы. «Что ты там ищешь?» — «Ничего!».
Идешь с ножницами к аквариуму и пугаешь ими рыбок.
«Что ты там стучишь?» — «Ничего!».
Затем суешь ножницы в штепсель, раздается страшное «ткац», выключается электричество, в квартире становится темно. Мама вскрикивает и бежит к тебе, задевая по дороге стулья и с грохотом отбрасывая их, у бабули сердце уходит в пятки, она начинает кричать, бегут соседи. Кто-то смог включить электричество. Ты, весь синий, лежишь на полу, приходишь в себя, жжет руку, начинаешь плакать, а мама теряет сознание…
Соседка ведет тебя в школу (ты уже начал ходить в подготовительный класс) вместе со своей дочуркой. Надо пересечь узкую улочку. Но вдруг, увидев на другой стороне улицы своего товарища, ты вырываешь руку и с радостным криком перебегаешь улицу. Надо же было: тут же из-за угла вывернула машина. Раздаются крики прохожих. Слышится страшное шипение внезапно заторможенной машины. Выскакивает водитель и бросается к тебе. Ты лежишь на спине, ноги раскинуты, правое колесо машины заторможено посредине ног, выше колен, оно только задело штанишки и кожу на левой ноге… Но тебя оберегали не только небеса.
