— Обер-лейтенант, — перебила его Миллер, — слушайте меня внимательно. Бедуин намного опаснее, чем вы предполагаете. Какое у вас оружие?
— Парабеллум, вальтер и кастет.
— Кастет и вальтер всегда держите при себе. Если случится непредвиденное, оружие применяйте не задумываясь. Вы поняли?
— Так точно. Если появится необходимость в применении оружия, не колеблясь применять его, — повторил Гардекопф.
— Мы потеряли уже четыре человека по милости Марека, и мне совсем не хочется, чтобы мы с вами пополнили этот список.
— Я все понял, фрау гауптман, — преданно посмотрел на Эльзу Гардекопф.
— Хорошо. Идите, я еще немного погуляю.
— Фрау гауптман, здесь почти не бывает людей. Одной оставаться опасно.
— Мне лично опасность пока не грозит. Вас же могут попытаться убрать, чтобы оставить меня без помощника.
Гардекопф послушно направился к корпусам. Когда Миллер возвращалась с прогулки, на дорожке она столкнулась с Мареком.
— Прошу прощения, — галантно извинился он.
— Ничего, я тоже виновата, вовремя не заметила вас.
— Сегодня, несмотря на чудесную погоду, на берегу никого нет. Я встретил только мужчину да вот вас.
— Я просто гуляю от корпуса до причала. Я еще ни с кем не успела подружиться, а гулять одной не очень приятно. Скучно.
— Если вы не возражаете, я составлю вам компанию. Врачи советовали мне как можно больше бывать на свежем воздухе.
— Вы тоже недавно приехали сюда?
— Нет, я приехал давно, но лечение протекает очень медленно, а знакомых у меня нет потому, что старые уехали, а с новыми познакомиться не успел.
— Откуда вы приехали сюда, если не секрет?
— Какой может быть секрет на курорте? Я приехал из Голландии.
— Вы так хорошо говорите по-немецки, что я решила — вы немец.
— Нет, я чех.
— Эмигрировали в Голландию или жили там раньше?
— После оккупации чешских земель немцами я выехал в Голландию, там живут мои родственники. А вы приехали из Германии? Вы похожи на немку, но что-то есть в вас наше, славянское.
— Что именно?
— У вас доброе лицо, а это свойственно только славянским народам.
— Впервые слышу о славянской доброте. Мне кажется, что все люди добрые. Я русская, живу в Германии и не жалуюсь на немцев.
— Вы приехали подлечиться или отдохнуть?
— Подлечиться. Несколько месяцев тому была ранена в голову.
— Интересно, как это произошло?
— Мой отец до революции имел много земли в России. Сейчас он очень стар, бессилен. Войска фюрера заняли тот район, где находились его земли. Отец сам поехать туда не мог, но ему очень хотелось посмотреть, что стало с его землей. Он долго думал и наконец решился послать туда меня, но я не доехала.
— Почему?
— Поезд подорвали партизаны. Я была тяжело ранена. Два месяца пролежала в госпитале.
— Как чувствуете себя сейчас?
— В общем, нормально, но иногда бывают приступы, тогда я теряю над собой контроль. Перед самым отъездом сюда я рассердилась на дворника и выстрелила в него из охотничьего ружья.
— Он умер?
— Да. Могли быть, конечно, большие неприятности, но один знакомый отца служит в абвере. Он сумел доказать, что дворник наполовину немец, наполовину еврей, и дело замяли.
— И после этого вы решили ехать лечиться в Швейцарию?
— Да. Помог тот же знакомый отца, сотрудник абвера.
Помолчав, Бедуин сказал:
— Вам надо серьезно лечиться.
А про себя подумал: «Черт знает что! Вместо первоклассного разведчика мне подослали какую-то больную, неуравновешенную бабу».
Он решил сегодня же связаться с начальником управления и потребовать от него объяснения.
Вечером начальник управления получил радиограмму:
«Берлин. Хозяину.
Тот, кого я ожидал, прибыл. Для операции он не годится. Срочно присылайте другого.
Бедуин».
Рассвирепевший шеф, решив, что Марек тянет время умышленно, послал чеху ответную радиограмму:
«Лозанна. Бедуину.
Операция должна быть выполнена независимо от того, подходит партнер или нет. Предупреждаю последний раз.
Хозяин».
А в Берне агенты, которые осуществляли слежку за Бедуином, получили радиограмму для Эльзы.
«Лозанна. Миллер.
Внимательно следите за поведением Бедуина. Если откажется работать на вас, ликвидируйте.
Берлин. Хозяин».
Миллер медленно шла к корпусу. Ей было понятно, почему Бедуин сам подошел к ней. Видимо, вот-вот должен появиться Сикорский. Время поджимало и вынуждало действовать активнее, чем хотелось бы Мареку.
Эльза заметила, какое неприятное впечатление она произвела на Бедуина. Вероятно, Марек решил, что шефу надоело посылать на верную гибель своих людей и он направил к нему полусумасшедшую, предварительно предупредив, что Грановская ничего не знает о работе Бедуина. Он не учел, что эта агрессивная девица при первой же встрече сама расскажет Мареку о том, что она собой представляет. Как должен поступить Бедуин в этом случае? Для того чтобы англичане поверили в его лояльность и надежность, он попытается ликвидировать Эльзу, сославшись на то, что она отказалась работать на английскую разведку. Другого пути у Марека нет. Не станет же Бедуин жаловаться англичанам, что ему не посылают настоящих агентов. Марек должен начать действовать незамедлительно. Надо предупредить Гардекопфа, чтобы он не ужинал сегодня в столовой. Два последних агента получили снотворное во время ужина.
Обдумывая свои действия, Миллер подошла к приемному покою. Дежурный врач сидела за столом и что-то писала. Эльза подошла к ней:
— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, не приехал еще больной по фамилии Сикорский?
— Это ваш знакомый?
— Муж моей подруги, — на ходу придумала версию Эльза.
— Только что прибыл. Тридцать вторая комната.
— Большое спасибо.
Комната находилась на втором этаже. Эльзу волновало только одно: будет ли Сикорский один в палате. А вообще с его стороны было бы неосмотрительно поселиться с кем-то. Она тихо постучала в дверь.
— Войдите, — раздался мужской голос.
Волнуясь, Эльза вошла в комнату.
— Здравствуйте, — сказала она.
— Здравствуйте. Слушаю вас, — удивленно смотрел на нее высокий красивый мужчина.
— Закройте дверь на ключ.
Не спрашивая, зачем и почему, мужчина подошел к двери и закрыл ее на ключ.
Миллер говорила быстро и убедительно:
— Джон Хатт, у нас очень мало времени, поэтому слушайте меня внимательно. Герман Марек работает на немцев. Его задача — внедриться к вам и узнать что-нибудь об агентуре чехословацкой секретной службы, работавшей в Германии до оккупации Чехии. Его немецкое начальство считает, что кто-то из чехов, которым удалось спастись, отдал эту агентуру вам. Это первое. Второе — целая группа из СД находится здесь, на курорте, они ждут вас. Если кроме меня вас еще никто не видел — спасайтесь немедленно. СД предупреждено о вашем приезде, у них есть ваша фотография. Вам угрожает опасность. У меня все, — выпалила Эльза.
— Уважаемая незнакомка, я верю вашей информации. Слишком много вы знаете. Кто вы?
— Это не имеет значения. Во всяком случае, я не враг вам.
— Верю. Вы знаете в лицо тех людей, которые ждут меня, включая Бедуина?
— Да.
— Окажите мне услугу. Я сейчас загримируюсь и выйду из корпуса. Вы идите впереди меня, если встретится кто-нибудь из них — поздоровайтесь. Я буду знать, что надо быть готовым ко всему.
— Хорошо.
Сикорский ушел в ванную комнату и буквально через десять минут появился перед Эльзой в другой одежде, загримированный, совершенно непохожий на прежнего Сикорского.
Миллер улыбнулась:
— Вы очень изменились. Вас трудно узнать. Посмотрите, нет ли кого-нибудь в коридоре?
Джон Хатт приоткрыл дверь и махнул рукой, чтобы Эльза выходила. В коридоре было пусто. Не торопясь, она направилась к лестнице; шагах в двадцати следом за ней шел Сикорский. До самого выхода им никто не встретился. На крыльце Эльза остановилась. Джон Хатт, не задерживаясь, прошел мимо нее, чуть слышно шепнув:
— Спасибо вам. Прощайте.
Миллер молча проводила его взглядом. Она не знала, правильно поступила или нет, но не могла иначе. Она еще долго стояла на крыльце, задумавшись. Даже не заметила, что дежурный врач стоит рядом с ней.
— Видели Сикорского? — спросила она у Миллер.
— Постучалась, в палате никого нет, — небрежно ответила Эльза. — В принципе, он мне не нужен. Его жена просила узнать, когда он приехал, и сообщить ей.
— Ох, эти мужчины, — не унималась дежурная. — Вы знаете, я давно работаю на курортах и за это время такого насмотрелась, что в нормальные человеческие чувства не верю.
— Да, от мужчин можно ожидать чего угодно, — согласилась Миллер. — Что-то я устала. Пойду отдохну.
