— Не дай Бог жить в таком мире, — с глубокой убежденностью в голосе сказал Мейден. — В таком мире невозможно расследование, невозможно правосудие…
— Но мы живем именно в таком мире, старший инспектор! Мы привыкли, мы не замечаем, а если замечаем, то не придаем значения, стараемся не обращать внимания, объявляем игрой случая, deja vu, плохой памятью или просто ложью подозреваемого или свидетеля. Черт возьми, что такого совсем уж странного произошло в деле Веерке? Не больше, чем в любом среднестатистическом деле о покушении на убийство! В гораздо большей концентрации, согласен, но ничего необычного, если рассматривать элементы по одному!..
Мы живем — и всегда жили, старший инспектор, — в мире, где невозможно истинное правосудие… Мы обвиняем человека в убийстве на основании множества улик — прямых и косвенных, — а сам убийца не помнит ничего, и мы говорим: у него просто память отшибло. И приговариваем к смерти, и убиваем невиновного. А виновный все помнит, но улики против него оказались на другой ленте, в другом элементе мозаики… Сколько раз свидетели на предварительном расследовании вспоминали одно, а на суде — другое? Вспоминали честно, под присягой…»
* * *
Если принять аргументацию Манна, то можно понять майора Мейдена — любое детективное расследование превращается в фарс, поскольку перетасовывать «колоду кадриков Барбура» можно любым способом. В барбуровских многомириях так и происходит, и именно поэтому ни склейки, ни другие виды физических взаимодействий с такими мирами не допускаются квантовой физикой. Этого обстоятельства Манн не учел и учесть не мог.
У читателя может возникнуть вопрос: способна ли современная метанаука многомирий разобраться, наконец, в деле Веерке и обозначить истинного убийцу? Огдон провел именно такое расследование, по материалам дела, и пришел к выводу, что следственная неразбериха, из-за которой Манн решил, что детективные расследования теряют смысл в мире, где возможны склейки по типу Барбуровых, на самом деле возникла из-за непроизвольных склеек, но, конечно, не с барбуровскими многомириями, а с эвереттовскими или любыми иными, соответствующими определению идентичных. Таких типов многомирий бесконечное множество, и потому исследование склеек может, как полагает Огдон, дать материал для возможного определения типа многомирия или даже конкретного альтерверса, участвующего в последовательности склеек. Несмотря на всю видимую хаотичность, из-за которой Манн решил, что речь идет о Барбуровских мирах, склейки с идентичными мирами не подчиняются сугубо хаотической функции распределения вероятностей. Наблюдатель (в данном случае, детектив Манн) своими целенаправленными действиями по розыску преступника вызвал изменение формы функции вероятности распределения событий и, если воспользоваться теоретическими выкладками Гамова (Gamov, 2042), то можно — что Огдон и сделал — заново пересчитать вероятности и направленности конкретных склеек, описанных Манном, и попробовать определить, какие именно многомирия участвовали в серии склеек.
К сожалению, материала для полного расчета оказалось недостаточно, и назвать типы участвовавших многомирий Огдон не смог. Оппоненты указывали на то, что у него и не было шансов найти правильное решение детективной проблемы, поскольку, во-первых, он решал не прямую, а обратную задачу, где всегда гораздо меньше шансов получить искомое решение из-за большого (практически бесконечно большого) числа вводных параметров. И во-вторых, с помощью последовательных приближений Огдон, возможно, получал решения для конкретных промежуточных РОР в конкретных промежочных альтерверсах — иными словами, наблюдатель в каждом промежуточном РОР, участвовавшем в серии склеек (это был, естественно, тот же Манн, только не в нашей, а рассматриваемой промежуточной реальности) получал верное для той реальности решение детективной задачи, но это не гарантировало верного решения задачи в нашей реальности, поскольку склейки происходили нерегулируемым образом и подчинялись, хотя и смещенному закону вероятности, но не контролируемому сознанием наблюдателя.
На основании изучения «дела Веерке» Огдон сконструировал теорию, противоположную эвереттической эрратологии Журбина. Журбин (2022) сконструировал метод, с помощью которого в принципе возможно делать правильные выводы и получить правильные (наблюдаемые) решения квантовых уравнений[54] на основании изучения единичных природных явлений, каждое из которых, взятое само по себе, можно было представить ошибкой наблюдений. В отличие от эвереттической эрратологии, Огдон создал теорию межмировых трюизмов: то есть, ситуаций, когда верно рассчитанные склейки в результате приводят к неправильному решению поставленной задачи. Это можно описать так, будто каждый из «детективов Маннов» в соответствующем идентичном альтерверсе находил преступника (это мог быть один и тот же человек, и разные), но в результате случайно выхваченных из каждого мира «кадров реальности» (склеек) в нашей РОР последовательность событий складывалась так, что изобличить преступника не представлялось возможным.
Теория Огдона с внесенными автором исправлениями (Ogdon, 2052) была верифицирована в расследованиях, проведенных полицейскими следователями в Виннипеге, Оксфорде и Екатеринбурге. Верификация была, в принципе, удачной, но в полицейский обиход не вошла и как штатный вариант метода расследований принята не была, поскольку не удалось довести раскрываемость преступлений до требуемого юридической практикой значения 99,8 процента. В лучшем из известных случаев («дело Кирмана» в Виннипеге) удалось получить распределение вероятностей с максимумом около 82 процентов, что позволило довести дело до суда, однако при перекрестном допросе свидетелей выяснилось, что полученных методом Огдона косвенных улик недостаточно для осуждения обвиняемого, и суд присяжных вынес оправдательный вердикт.
Эта методика, показавшая себя недостаточно практичной в запутанных делах типа «дела Веерке», однако явилась важным шагом на пути к созданию нескольких важных физических конструктов, связанных скорее не с конкретными многомировыми теориями, а с теориями сознания и сознательной деятельности наблюдателя. Именно с помощью теории Огдона удалось, например, объяснить — не качественно, как это делалось в прежних моделях, а количественно — явление deja vu и создать основы для теорий последовательного и параллельного типов сознаний, о чем и пойдет речь в следующих главах.
Глава 4
Параллельное мышление
С эвереттическим типом deja vu детективу Манну пришлось столкнуться в деле Антона Бушницки. Наблюдатель, сознание которого практически постоянно работает в режиме ментальных склеек, воспроизводит события идентичной реальности с некоторым смещением во времени, причем чаще всего[55] наблюдатель вспоминает о событиях, о которых он уже вспоминал в идентичной реальности-2, сами же события происходили в идентичной реальности-3, с которой и происходит ментальная склейка. Последовательность склеек с участием deja vu может быть сколь угодно длинной, вплоть до N → ∞.
Вот как Бушницки описывает свои детские впечатления от последовательных deja vu.[56]
«У меня странная память, знаете ли. Я попадаю в незнакомое место и вспоминаю, что уже был здесь. Это случается спонтанно, я не умею управлять процессом, хотя за многие годы пытался, конечно; иногда мне казалось, что получается, но всякий раз убеждался, что, если вызываю воспоминание намеренно, оно получается ложным, не таким, каким должно было бы быть… В общем, я давно не пытаюсь управлять…
Мне было три года, когда я впервые с этим столкнулся. Мама привела меня в детский сад, я должен был остаться один… не один, конечно, среди детей, но без нее. Я вцепился обеими руками в мамину ногу, обтянутую джинсами, приготовился реветь и не отпускать штанину ни при каких обстоятельствах. Но получилось иначе — мы вошли в большую комнату, где было много незнакомых детей, столиков, игрушек, и две молодые женщины… я их сразу узнал, только имен не помнил, и в комнате этой я уже был много раз, и в игрушки эти играл, а мальчику, уныло сидевшему в углу, я как-то влепил затрещину, просто так, чтобы под ногами не путался…
Я был ребенком, мне в голову не приходило отслеживать, классифицировать, сводить в систему. Единственное, что могу сейчас сказать, — странные приступы дежа вю происходили все чаще… или я стал их лучше помнить. Вам знакомо это ощущение, всем знакомо, каждый человек хотя бы раз испытал чувство беспричинного узнавания — места, человека, ситуации. Когда дежа вю случается раз или два, к этому относишься, как к курьезу, взбрыку памяти. Но если дежа вю наступает с регулярностью появления на вашей улице мусороуборочной машины… Не знаю, почему в голову пришло именно это сравнение. Наверно, потому что, когда я действительно впервые увидел машину, в которую сваливали мусор из огромных (так мне казалось) контейнеров, мне было очевидно, что именно эту машину, именно этого водителя я уже много раз видел, но не здесь, не на нашей короткой улице, соединявшей два широких городских проспекта. Я видел эту машину при совсем других обстоятельствах, и водитель этот, темнокожий и лысый, как глобус, помог мне… в чем? Этого я припомнить не мог, как ни старался, а подойти и спросить мне, конечно, в голову не приходило, я был ребенком, не помню сейчас, сколько мне было точно — шесть или семь, ходил я уже в школу или только готовился…
