Сценарий привлекал своей лирической задушевностью. Характеры в нём были намечены интересные и своеобразные.
Главный герой Кузьма Кузьмич Иорданов остался без семьи, без друзей, свою профессию слесаря забросил, жил на случайные заработки. Словом, пьяница, прощелыга, ожидающий высылки из Москвы за тунеядство.
Как-то он подрядился помочь старушке доставить из магазина стиральную машину. Он уже втащил агрегат на пятый этаж. И тут машина качнулась и полетела в пролёт лестницы. Кузьма с перепугу бросился по ступенькам вниз, но подвернул ногу и упал…
В больнице его навестила та самая старушка. От неё Иорданов узнал о том, что в селе Селиваново живёт девушка, которая мечтает найти своих родителей, пропавших во время войны. Выйдя из больницы, Кузьма Кузьмич едет в деревню, где живёт эта девушка. Знакомится с Наташей и заявляет, что он её отец.
Так Иорданов оказался в деревне. И в первое время он с полным удовольствием и чистой душой пользуется всеми благами, которыми щедро одаривает его Наташа. Но постепенно в нём пробуждается совесть и он решает открыться в своём обмане. Однако его названная дочка не хочет верить этому признанию. Кузьма Кузьмич так и остаётся с Наташей в роли доброго родителя, правда, заметно «перековавшись»…
Успех картины во многом зависел от выбора исполнителя главной роли. Сначала Кулиджанов подумал о В. Меркурьеве. Затем прикинул роль на Б. Андреева. Но монументальная фактура актёров не вязалась с обликом того жалкого человечка, который вырисовывался в процессе работы над сценарием.
Кулиджанов решил рискнуть — поручить роль Юрию Никулину. До этого времени он был известен в кино как мастер острокомедийных, фарсовых ролей. И вдруг такая сложная психологическая роль. Самое любопытное, что Кулиджанов ни одной роли Никулина в кино не видел.
На роль Наташи пригласили молодую актрису Инну Гулая. На пробах снималась сцена разговора Кузьмы с Наташей. В павильоне выстроили комнату деревенской избы. Чтобы актёры не просто сидели за столом, а чем-то занимались. Кулиджанов предложил — пусть Наташа ест борщ.
Принесли в павильон кастрюлю горячего борща. Порепетировали. Начали снимать первый дубль. Инна Гулая спокойно, с аппетитом ела борщ.
Второй дубль. Инна съела ещё тарелку борща.
Сняли пять дублей. Гулая съела пять тарелок борща.
Когда удивлённый Юрий Никулин спросил, почему она так много ест, она ответила: «Волнуюсь».
Пробы прошли удачно. Если Никулин принёс с собой помимо абсолютной естественности героя общую трагикомическую интонацию фильма, то Инна Гулая окрасила фильм лиризмом.
Роль Иорданова долго не давалась Никулину. Внешний облик помог ему обрести художник-гримёр Александр Иванов. Сразу решили что Иорданов будет небритым.
Долго искали костюм. Художник по костюмам и режиссёр считали, что шить специально для Кузьмы не нужно. Он должен выглядеть обшарпанным, помятым. И носить может что-то уже готовое, а то и взятое с чужого плеча. Никак не могли подобрать головной убор. В костюмерной перебрали сотню кепок и фуражек, и ни одна актёру не понравилась. Случайно он заметил в углу маленькую кепочку со сломанным козырьком и примерил её. Это было то, что надо.
Перед началом съёмок Кулиджанов постоянно говорил актёрам: «Старайтесь больше думать о человеке, которого предстоит вам показать. Подумайте, как будет действовать герой в той или иной ситуации».
Съёмки решили начать с эпизода в мебельном магазине. «Вы побродите по улицам, зайдите в магазины, — советовал Никулину режиссёр, — присмотритесь к людям, похожим на вашего героя. Они встречаются в Москве».
Этот совет актёр выполнил. Ходил около пивных, мебельных магазинов, смотрел, примеривался. О том, что произошло дальше, Юрий Никулин рассказал в своей книге «Почти серьёзно…»:
«Первый съёмочный день проходил в новом мебельном магазине на Ленинском проспекте. Администрация картины договорилась, чтобы в этот день магазин не работал.
Меня загримировали, переодели и привезли на съёмку. Вышел я из машины, смотрю, в дверях стоит человек, как потом я узнал, директор магазина. Неподалёку от него Кулиджанов и оператор картины Гинзбург. Я спокойно направляюсь к дверям, а директор меня останавливает:
— Куда?
— В магазин, — говорю я.
Директор оглядел меня с ног до головы и решительно сказал:
— А ну-ка давай отсюда! Здесь съёмки будут, не мешай.
— Да я артист, снимаюсь.
— Знаем вас, артистов. Я тебя здесь уже пятый день вижу.
Я начал доказывать, что он ошибается. Директор магазина засомневался и спросил у режиссёра и оператора:
— Товарищи, это ваш человек?
Они посмотрели на меня и, не сговариваясь, заявили, что видят меня первый раз в жизни.
Тут директор уже на меня рявкнул:
— А ну давай отсюда! Сейчас старшину позову!
И стал звать милицию. Вокруг начали собираться люди. Только тогда Кулиджанов и Гинзбург, смеясь, его успокоили:
— Это наш человек, наш. Главную роль играет. Пропустите.
Директор от неожиданности ахнул, а потом долго-долго извинялся.
Этот случай меня порадовал. Значит, я уже похож на людей, подобных Кузьме Иорданову».
В самом начале съёмок рабочий материал фильма решили посмотреть в Министерстве культуры СССР. И во время обсуждения один редактор встал и сказал: «Товарищи, что же это получается? Герой картины — тунеядец. Разве такие фильмы нужны нам? Чему мы научим зрителя? Вот мы сейчас смотрели материал. Снято добротно, профессионально. И на мой взгляд, в этом весь ужас, что материал получается хороший. А если материал хороший, следовательно, картина будет впечатлять, и все её идейные недостатки станут более выпуклыми».
Все в группе расстроились. Помог заместитель министра культуры СССР Николай Николаевич Данилов. После просмотра он сказал: «А что спорить? Я беседовал с режиссёром. Он считает, что картина получится, и я ему верю. Актёры тоже хорошие. Фильм не может быть вредным. Пусть люди работают».
После выхода картины на экран Юрия Никулина часто спрашивали: «Неужели вы настоящую стиральную машину роняли в пролёт лестницы?» Он отвечал: «Да, настоящую». Купили две машины и вытащили из них моторы. Выбрали на проспекте Мира старый дом. Ассистенты режиссёра обошли все квартиры и предупредили жильцов, чтобы они не пугались грохота. И стиральная машина полетела в пролёт лестницы.
Перед вторым дублем звукооператор потребовал: «Вторую машину кидайте с мотором. Я хочу записать естественный звук».
Когда отсняли московскую натуру, съёмочная группа «Когда деревья были большими» переехала в деревню Мамонтово, что недалеко от Ногинска. А Никулин вместе с цирком отправился на гастроли в Англию. Через полтора месяца он прилетел в Москву. И уже на следующий день выехал в Мамонтово.
Кулиджанов предложил Никулину целый ряд интересных находок. Среди них — как утром, с похмелья, Кузьма умывается.
Просыпается Иорданов и идёт на кухню умыться. Слегка намочив пальцы в воде, промывает ими глаза. Никулин был в восторге: «В этих двух-трех движениях был весь Кузьма Иорданов — вся его натура».
Инна Гулая оказалась достойной партнёршей Юрия Никулина. Её Наташа — нескладная, в стоптанных тапочках на босу ногу, в стареньком платьице — очень далека от кинематографического штампа красоты. Но в этой застенчивой тихой девчонке есть какое-то необъяснимое обаяние чистоты и доброты, которое сразу вызывает к ней искреннюю симпатию.
Юрий Никулин вспоминал: «Инна заражала своей игрой. С ней удивительно легко работалось. Она отличалась от многих актрис, с которыми мне приходилось встречаться. Как правило, все они были озабочены тем, как получатся на экране. Инна Гулая об этом не думала. Ей было все равно — красивым или некрасивым выйдет её лицо на экране. Её волновала лишь правда внутреннего состояния. Она жила своей ролью».
Именно такая девушка, как Наташа — Гулая, могла помочь Кузьме Кузьмичу изменить его взгляды на жизнь, на людей, на самого себя.
С удивительной психологической точностью сыграна и снята «сцена признания». Иорданов говорит Наташе, что он вовсе не её отец. Но девушка с простодушной логикой обличает его во лжи.
«Наташа. Ну неужели ты думаешь, что я тебе поверю, что ты не мой отец! Когда я как сейчас помню, с тех пор ещё помню.
Кузьма. С каких?
Наташа. С каких. Я же тебе уже говорила, когда ещё деревья были большими».
После этого фильма у кинематографистов изменилось отношение к Никулину. Режиссёр открыл для кино удивительное свойство его таланта: органическое сочетание комедийного и драматического.
Единственное, что не нравилось артисту, так это название картины: длинное, к тому же в театрах шла пьеса «Деревья умирают стоя», и фильм путали со спектаклем. Однажды буфетчица молочного кафе на площади Пушкина, узнав Никулина, крикнула официантке: «Маша, Маша, иди сюда скорее!.. Артист пришёл из картины „Когда деревья, стоя, гнулись“».
