В середине XVI в. Винченцо Транквилли и Юста Липсиа публикуют первые собрания этрусских надписей. Тогда же Пьетро Франческо Джамбуллари, один из основателей Флорентийской академии, переводит некоторые из них, разумеется, с помощью древнееврейского языка.
Но вот уже упоминавшийся нами Томас Демпстер публикует обширное собрание этрусских надписей. А вслед за ним, в 1737–1743 гг. во Флоренции выходит трехтомный труд «Этрусский музей», написанный А. Ф. Гори, где также приводится множество текстов, написанных по-этрусски. И становится ясно, что язык Библии не может служить ключом к языку древнего народа Италии.
Может быть, этот ключ дадут другие древние языки Италии, называемые италийскими, — оскский, умбрский, латынь? Многие исследователи XVIII–XIX вв. считали, что язык этрусков родствен италийским. Именно это доказывал лучший этрусколог XVIII столетия, итальянец Луиджи Ланци, выпустивший в 1789 г. в Риме трехтомное исследование, посвященное языку этрусков, переизданное в 1824–1825 гг.
А через три года после переиздания труда Ланци выходит объемистый двухтомник немецкого ученого К. О. Мюллера (не утративший во многом своей ценности и по сей день), в котором показано, что Ланци, считая язык этрусков родственным латыни, стоял на верном пути.
Во времена Луиджи Ланци еще не было создано сравнительно-историческое языкознание. Мюллер выпустил свой труд в ту пору, когда были уже заложены его основы и показано, что существует огромная семья родственных языков, названная индоевропейской, куда входят славянские, германские, кельтские, греческий, индийские, иранские, романские (латынь, французский, испанский, итальянский и многие другие) языки, что между этими языками существуют определенные звуковые соответствия, подчиняющиеся строгим законам. И если доказывать всерьез, что язык этрусков — италийский, надо показать «формулы соответствий» этрусских слов латыни и другим италийским языкам. А тот факт, что некоторые этрусские слова и имена богов родственны латинским, еще ничего не доказывает. Их могли заимствовать римляне у этрусков либо этруски у римлян, ведь они были ближайшими соседями и находились в течение многих веков в тесном контакте (так, в румынском языке очень много славянских слов, однако же язык этот — романский, потомок языка, на котором говорили римские легионеры; а не язык славян, с которыми были лишь близкие и длительные контакты).
Мюллер призывал к «всеобъемлющему сравнению языков», прежде чем делать вывод о том, к какому из них ближе всего стоит язык этрусков, чей он родственник. Сам исследователь полагает, что этруски были пеласго-тирренцами, отдаленными родичами греков. Другие исследователи считали, что этрусский язык — прямой родственник языка эллинов. Третьи, преимущественно итальянские исследователи, остались верны взглядам Ланци, только стали доказывать его правоту уже с помощью методов сравнительно-исторического языкознания: выявлять законы соответствий звуков этрусского и италийских языков, законы изменений звуков самого этрусского языка со временем и т. д.
В 1874–1875 гг. известный знаток латинского языка немецкий профессор В. Корссен выпускает двухтомник, названный «О языке этрусков». В нем он, казалось бы, убедительно доказывает, что язык этот родствен италийским наречиям, хотя многие слова в нем — греческие. Например, слово ТАУРА в языке этрусков означает «бык» (греческое «тавр» — вспомните Минотавра, быка критского царя Ми-носа), слово ЛУПУ или ЛУПУКЕ означает «изваял» (греческое «глипе» — «высекать, лепить»; отсюда наше «глиптика»). Мы уже говорили, что среди этрусков было очень широко распространено имя Авл (или Ауле). Корссен нашел, что есть еще одно похоже звучащее имя — АВИЛС. И оно также употреблялось очень часто. Причем на саркофагах и погребениях, разбросанных по всей Этрурии, к тому же в сочетании со словом «лупу» или «лупуке», т. е. «изваять», «высекать».
Корссен сделал вывод о том, что Авиле — это родовое имя династии скульпторов и ваятелей, чьими талантами обслуживалась Этрурия и чьи имена, словно «фабричное клеймо» или «знак качества», ставились на деле рук их — погребальных урнах и саркофагах, в которых были погребены представители самых знатных этрусских родов…
Но едва вышел в свет второй том монографии маститого ученого, как в том же году небольшая, в 39 страниц, брошюрка его соотечественника Вильгельма Дееке камня на камне не оставляет от построений Корссена с его Авилсами, греческими словами в этрусском и родства последнего с италийскими языками.
Дееке убедительно показывает, что ТАУРА, которое Корссен считает греческим словом «бык», заимствованным этрусками, на самом деле означает «могила». Слово ЛУПУ или ЛУПУКЕ — это не «изваять» или «высекать», а глагол «умер»; слово АВИЛС значит «год», а не собственное имя. «Лупу» и «авил» очень часто образуют устойчивое сочетание, причем между ними латинскими цифрами указано число лет. Вот вам и «династия скульпторов», открытая Корссеном в результате многолетнего кропотливого изучения этрусских текстов!
Сам Дееке считал, как и К. О. Мюллер, что народ этрусков «принадлежит к семье греческих народов, хотя и был, без сомнения, ее отдаленным членом». Однако далеко не все с этим соглашались. Еще в XVIII в. была выдвинута гипотеза, что этруски — первая волна кельтских племен, вторгшихся в Италию (вслед за которыми пришло другое кельтское племя, галлы, которые и нанесли этрускам смертельный удар). В 1842 г. в столице Ирландии Дублине вышла книга (в двух томах) под названием «Этрурия кельтская». Ее автор, В. Бетам, доказывал, что язык этрусков родствен вымершим кельтским языкам, вроде языка галлов, и также современным — ирландскому, бретонскому, валлийскому.
В том же XVIII в. было высказано предположение, что этруски — первая волна не кельтов, а древних германцев, которые спустя много веков вторглись в Римскую империю, достигли Италии и сокрушили Рим. В XIX в. родство этрусского языка с германскими доказывали многие ученые: немец фон Шмитц, англичанин Линдсей, голландец Маак, датчанин Нибур.
В 1825 г. из Варшавы, где он был в течение нескольких лет профессором, на родину в Италию возвратился ученый Чьямпи. Он тотчас же призвал своих коллег отказаться от поисков ключа к языку этрусков с помощью слов греческого и латинского языка. По его мнению, надо обращаться «к другим древним языкам, происшедшим от первоначального, а именно — к славянским». Вслед за тем выходит книга Коллара «Славянская древняя Италия» (1853) и А. Д. Черткова «О языке пеласгов, населивших Италию, и сравнение его с древнесловенским». По мнению Черткова, славяне «происходят, по прямой линии, от пеласгов», а поэтому именно славянские языки могут дать ключ к прочтению этрусских надписей. Позднее эстонец Г. Трусман вносит уточнение в работы Коллара и Черткова. Не славяне, а балто-славяне являются родственниками этрусков. То есть не только славянские языки (русский, украинский, белорусский, чешский, польский, сербский), но и балтийские (литовский, латышский и исчезнувший в результате немецкой колонизации прусский) могут дать ключ к языку этрусков. Публикуя свою работу в Ревеле (нынешний Таллин), Трусман отмечал, что ему было «отказано в опубликовании работы в академическом издании, поэтому автор издает ее сам».
Почему академические издания в XX в. (книга Трусмана увидела свет в 1911 г.) отказывали в издании работ, посвященных языку этрусков, и авторам приходилось издавать их самим? Да потому, что к этому времени поиски ключа к этрусским письменам сильно подорвали доверие ко всяким попыткам найти его, особенно если они предпринимались неспециалистами. «Все эти провалы, которые зачастую происходили из-за недостаточной лингвистической подготовки любителей и из-за наивных претензий на видимость удачи в „переводе“, — констатирует в этой связи этрусколог Реймон Блок, — навлекли на этрускологию несправедливое недоверие некоторых здравых умов». Ибо не так-то просто было провести границу между работой в области этрускологии, пытающейся найти ключ среди известных языков мира, и писанием «этрускомана», во что бы то ни стало желающего «перевести» этрусские тексты, не имея при этом достаточных знаний.
«Я посетил секретаря одного парижского еженедельника, — повествует один из энтузиастов-этрускологов. — Это был серьезный молодой человек с прекрасными манерами. И тут-то я ему сказал в упор, что работал над расшифровкой этрусского текста. Он пошатнулся, как будто бы я нанес ему удар в челюсть. Какую-то долю секунды земля колебалась под его ногами, и ему пришлось прислониться к камину. Я невозмутимо смотрел на него. Наконец, подняв голову, как ныряльщик, всплывающий из-под воды, он сказал с широкой улыбкой: „А! Вы занимаетесь этрусским языком!“. Нужно было слышать это „А!“. Это была целая симфония сочувствия и жалости. Он не помещал меня, конечно, на прямую АБ, где пункт А занимает искатель философского камня, а пункт Б — фальшивомонетчик. Чтобы серьезно говорить о расшифровке этрусского языка, ему был нужен автор „Античной истории“ в трех томах или по крайней мере заведующий кафедрой. Но услышать, как об этом говорит человек обычный, да еще желающий поместить в его журнале маленькую статью, — это был для него удар! Я это понял и не обиделся. Ведь действительно речь шла об опасном предприятии».
