Еще позднее Вселенная разбивается на отдельные реакторы (галактики и звезды первого поколения), где в процессе сжатия происходит синтез более тяжелых элементов. Благодаря выходу этих реакторов во взрывной режим, космос химически обогащается, и некоторые не слишком горячие объекты, например, планеты у звездных систем 2-го поколения — становятся мощными химическими реакторами, где синтезируются различные молекулярные соединения. Когда химические соединения делаются достаточно сложными и многообразными, возникает основа для дальнейшего усложнения структур. В относительно тонком приповерхностном слое некоторых планет создается своеобразный биологический реактор, продуцирующий относительно устойчивые молекулярные комплексы, способные к длительному обмену энергией и веществом с окружающей средой. Если условия этого обмена, способствующие устойчивости комплекса, каким-то образом кодируются в его структуре (в виде информации, записанной на молекулярном уровне), то комплексы начинают репродуцироваться в наиболее приспособленной к данным условиям форме. Вариация условий окружающей среды — радиационного, температурного и химического режимов по необходимости приводит либо к гибели образований, либо к их усложнению, допускающему более широкую адаптацию. Так появляются первые живые существа — безъядерные клетки, способные в некоторой степени регулировать отношения с окружающей средой.
Биологический реактор на протяжении миллиардов лет генерирует все усложняющиеся живые структуры, пока не возникает человек с характерным социальным типом передачи части наследственной информации и формирующейся на этой основе культурной сферой, которая открывает путь к особо активному воздействию на окружающую среду.
Цивилизации древнего мира — тот первый рубеж, когда действие социокультурных факторов обретает тот же порядок эффективности, что и факторов экологических. Впоследствии в связи с наступлением технологической эры первые начинают преобладать. Можно говорить даже о формировании своего рода социокультурного реактора, продуцирующего высокоорганизованные структуры, которые способны моделировать и реконструировать в процессе моделирования окружающую среду.
Именно в этой фазе жизнь (разумная жизнь!) становится космически значимым фактором. Биологический реактор, однажды появившись, способен преобразовать поверхностный слой отдельной планеты[147]. Социокультурный реактор, овладевший преобразованиями энергии в планетарных масштабах, приводит к экспансии инженерной деятельности в околопланетное и околосолнечное пространство с вполне вероятным (и уже наблюдаемым) созданием там более или менее крупных искусственных объектов. Разумеется, такие объекты не могут рассматриваться в рамках обычной космогонии. Закон, в соответствии с которым через 4–5 млрд. лет планеты первого поколения у молодых звезд типа Солнца должны порождать искусственные спутники или по-другому — обычные звезды второго поколения должны порождать радиозвезды третьего поколения (скажем, маяки для посылки межзвездных сигналов), выглядел бы нелепо без учета жизни как особого космического феномена.
Включив фрагментарное описание этого феномена во II часть книги, посвященную современной картине естественной эволюции, я хотел бы подчеркнуть следующее.
Независимо от проблемы Контакта, которую мы подробно обсудим в III части, жизнь в ее биологическом и социокультурном аспектах представляет собой совершенно необходимый и естественный элемент современной космогонии.
Традиционное резкое деление природы на живую и неживую, унаследованное нами из науки 18 и первой половины 19 веков — доэволюционной науки, объективно лишь постольку, поскольку существует значительная разница в методах физики, изучающей элементарные структуры, и биологии и социологии, имеющих дело со сверхсложными структурами.
Наблюдаемая сейчас тенденция к синтезу научного знания связана с исследованием сложных систем. Физика пытается освоить непривычную для себя область объектов, свойства которых зависят от уровня структурной организации. Биосоциальные науки так или иначе стремятся объяснить многие особенности своих объектов, разлагая их на относительно простые подсистемы.
В той мере, в какой этот синтез захватывает наши представления о Вселенной, мы вынуждены строить единую космогоническую картину, где некоторые молодые звезды второго поколения задолго до завершения своей энергетической эволюции способны генерировать третье поколение искусственных космических объектов с необычными свойствами.
Разумеется, это предъявляет особо высокие требования к анализу предыдущих этапов эволюции.
Но самое важное заключается, пожалуй, в осознании неизбежности включения зоогонической фазы в общую космологию. Уникальность нашей цивилизации не должна рассматриваться как абсолютная преграда на этом пути, подобно тому, как уникальность Вселенной — это еще не основание для отбрасывания космологических моделей.
Резюмируя популярное изложение того или иного раздела науки, нередко прибегают к архитектурному образу — смотрите, какое великолепное здание выросло на пустынном и диком месте!
В этом смысле наука о строении и эволюции Вселенной может представляться монументальным центром обширного города. Путь от россыпи угольков-звезд и небесных зиккуратов Мардука до реликтового излучения и черных дыр позволяет гордиться изобретательностью зодчих.
Но лучшая часть гордости — прошлое, спрессованное в ступеньку, с которой яснее видны дороги в завтра. Масштаб, избранный в этой книге, не позволяет слишком долго любоваться достигнутым, а современная космология очень далека от пропорций завершенного храма. Сквозь строительные леса довольно четко проглядывают промежуточные этажи, а то, что в проекте представлялось фундаментом и куполом, все более смахивает на ускользающий мираж. Убийственная бессмыслица Сингулярности вроде бы успешно вытесняется моделями планкеона, раздувающегося в инфляционном режиме. Но ничего, напоминающего последовательную теорию, по поводу этой области пока нет. Зато явно усиливается ощущение того, что в экспериментальном плане мы страшно далеки от планковских параметров, и нужна совершенно исключительная изворотливость, чтобы отыскать соответствующие объекты в космосе и тем более создать их искусственно. Хватит ли, например, планетарных масштабов для запуска «планковского ускорителя», то есть машины с энергией пучка порядка 1028 эВ (примерно миллиард Джоулей на частицу!)? Опыт исследования космических лучей показывает, что известные участки Вселенной со всей своей мощью звездной и галактической энергетики таких частиц не генерируют. Во всяком случае, на Земле пока зарегистрированы космические частицы с энергиями на 7–8 порядков ниже планковского предела. Не исключено, что решение скромной ускорительной проблемы потребует выхода нашей цивилизации на совсем иные технические рубежи. А как найти источники излучения с мощностью ~ LP?
В космогонии, где вырабатываются модели генезиса космических структур различного масштаба, дела обстоят тоже не слишком благополучно. Очень многое еще предстоит понять и увязать в картине образования галактик, звезд и планет. Надежные оценки уровней космической иерархии, законы семейных ячеек, правила химической наследственности — вот далеко не полный список активно решаемых проблем.
Но есть и области, к исследованию которых мы только подходим. Огромный период от Первовзрыва до отрыва излучения от вещества в космогоническом плане выглядит подлинной terra incognita. Могут ли в ранней и горячей Вселенной образовываться объекты, отличные от известных элементарных частиц, что-то вроде очень малых звездоподобных структур с колоссальной плотностью? Какова их роль в ходе дальнейшей эволюции? Можно ожидать, что рождающаяся «микрокосмогония» — то есть область, имеющая дело с образованием самых ранних структур, подготовит нас к встрече с чем-то поразительным. Особый интерес вызывает поиск иных эволюционных линий, которые очень рано разбежались с нашей — на уровне формирования химических структур (атомов и молекул) и даже еще раньше (элементарные частицы). Все, что мы наблюдали до сих пор, может лежать на одной из многих эволюционных ветвей, притом не обязательно самой интересной. Какую же экспериментальную и теоретическую мощь должна приобрести земная цивилизация, чтобы проникнуть к исследованиям вещества тех плотностей и температур, по сравнению с которыми обычные атомные ядра и нейтронные звезды практически неотличимы от вакуума?
Наконец, мы еще не слишком далеко ушли в смысле сложности структур, включаемых в современную космогонию. Лишь в последние десятилетия были получены обширные данные о спектре космической органики. Условия появления сложных органических молекул во Вселенной изучаются вплотную. Но наука делает пока лишь робкие первые шаги, пытаясь поставить задачу о зоогонической фазе в космическом масштабе. Наши познания о биологической и социальной структуре Вселенной пока весьма жестко ограничены рамками собственной планеты. На фоне сверхобильной научной фантастики о пришельцах приходится признать отсутствие сколь-нибудь серьезной готовности к Контакту. Главы космогонии, соответствующие уровню Контакта, то есть трактующие эволюцию жизни и разума как космически значимых факторов, пока целиком состоят из почти чистых страниц. И тут уж совсем трудно сомневаться, что заполнение этих пробелов потребует крупнейшей перестройки нашей цивилизации, перестройки, вовсе не сводимой к тем или иным техническим новинкам.
