Самоочищение
Обилие мусора в Венеции — общее место, об этом есть и у Гёте в дневниках, и у Томаса Манна в «Смерти в Венеции». Но сегодня Венеция справляется с мусором достаточно эффективно. Утром мусорщики подбирают выставленные на улицу пакеты и грузят их на баржи-мусоровозы. Исправно работает система Iris — по Интернету или по мобильному телефону любой горожанин может «сигнализировать» о каком-либо городском неустройстве — от кучи мусора до разбитой брусчатки, — и городские службы все устраняют. Это достойно удивления, но, как и много веков назад, толком канализации в Венеции нет. Продукты человеческой жизнедеятельности сбрасываются в каналы, и каждые 12 часов во время отлива все это уносится в Средиземное море. Правда, по новым правилам строящиеся и реставрируемые дома, а также гостиницы и рестораны должны быть оборудованы биорезервуарами-отстойниками. В общем, те редкие рыбаки, что ловят рыбу в канале, делают это, как они сами признаются, из чисто спортивного интереса. В отличие от канализации с водопроводом в Венеции полный порядок. Водовод протянут из местечка Скорце на континенте — из тех же скважин разливается минеральная вода San Benedetto. До наводнения 1966 года в Венеции бурили свои артезианские скважины. Но, как выяснилось, забор воды из подземных пластов вызывает опускание почвы, и эта практика была запрещена.
Ремесло и бизнес
Элизабетта о проблемах, связанных с туризом, особо не задумывается (тем более что приезжие — главные покупатели в ее книжных лавках). Ее больше заботит высокая стоимость аренды помещений: «Крупные бренды люксовой одежды используют Венецию в качестве витрины. Им плевать, что их бутики здесь не приносят прибыли. Поэтому цена аренды в центре заоблачная, для хозяев мелких магазинов неподъемная». Интересно, что 45% всех арендуемых в городе площадей принадлежит епископату, и многих возмущает, что тот дерет с арендаторов три шкуры. Однако дон Марко Скарпа считает, что у церкви нет другого выхода: «Вы только представьте, сколько стоит ремонт всех этих храмов, реставрация висящих в них шедевров. А ведь прихожан, а значит, и пожертвований, очень мало».
Архангел на кладбище Сан-Микеле должен возвестить покоящимся здесь венецианцам о Страшном суде
Директор мебельного магазина Луана, с которой я разговорился в кафе, считает, что грех жаловаться на высокую аренду при таком обилии клиентов. «Беда венецианцев в том, что они развращены туристами. Мы стали плохими бизнесменами. Попробуйте дать венецианцу в управление отель в любом другом городе — вы увидите, как быстро он разорится».
Трудно сказать, так ли это на самом деле. Например, изделия традиционных ремесленников, в отличие от массовой продукции, не могут стоить дешево.
Город как может старается сохранить традиционный ремесленный бизнес. Для этого в районе Джудекка даже создан «ремесленный квартал», quartiere incubatore. Я пришел сюда специально, чтобы побеседовать с Руджеро Торри, знаменитым мастером, который делает металлические S-образные носовые части гондолы — dolfi n, ставшие своего рода символом Венеции. Руджеро я не застал, но в мастерской мне сказали, что dolfi ni он уже давно не занимается, перешел в основном на металлические полки. Это общая картина: за последние 30 лет число традиционных ремесленников уменьшилось вдвое. Правда, какие-то ремесла попечением муниципалитета, наоборот, восстанавливаются. В центре туристической жизни, на площади Санта-Маргарита, недавно открылась лавка традиционной венецианской кухни Mi e Ti. За прилавком хозяин — пожилой иранец, бывший архитектор. Он говорит, что разрешение на открытие кебабной или пиццерии город больше не дает, но если ты готов делать традиционные венецианские блюда: жареную рыбу, polpette di carne, или кольца кальмаров — лицензию получить очень легко.
На севере города, всего в 250 метрах от собора Сан-Пьетро, находится мало кому известный остров Чертоза, тоже часть Венеции. Расположена на нем мини-верфь, а также школа навигации Vento di Venezia. Это один из редких примеров успешного и нетуристического венецианского бизнеса.
Военную базу, которая была на острове, закрыли, много лет она стояла заброшенной и постепенно пришла в полный упадок. В 2004 году коммуна передала остров частным инвесторам. Теперь здесь стоянка на 120 яхт, летняя яхтшкола для детей, док, где строят и ремонтируют венецианские водные такси, небольшой отель на два десятка мест и ресторан для яхтсменов. Филиппо Баруско, который, до того как стать директором навигационной школы, десять лет служил капитаном крупной яхты, указывает на большую карту острова, висящую на стене ангара: «Вот тут, на месте развалин монастыря, будет спорткомплекс с бассейном, а здесь…» Но пока еще большая часть острова пребывает в том же состоянии, что и 20 лет назад — на заброшенном винограднике трава по пояс, пасется стадо коз и висит строгое объявление: «Охота разрешена только в целях самозащиты». По мелководью, где виднеется несколько корпусов затопленных лодок, бродят цапли. Трудно поверить, что вы в двух шагах от Венеции.
Суббота. Площадь Санта-Мария Формоза. Я помогаю Элизабетте дотащить тюк с ненужными вещами к зданию местного прихода. Это нечто вроде районного клуба. Здесь работают воскресная школа, разного рода кружки. Вещи потом раздадут бедным. Распрощавшись с ней, отправляюсь бродить по городу. На площади Сан-Лоренцо почтенная дама выгуливает своих кошек, их не меньше десяти. Поставив ноутбук на венецианский колодец, pozzo (они уже много лет закрыты), молодой человек читает свой Facebook — по всей Венеции работает беспроводной Интернет, и каждый член коммуны имеет к нему бесплатный доступ — так называемое Cittadinanza Digitale, цифровое гражданство. Прекрасный город и очень удобный для жизни, во всяком случае, по нашим российским меркам.
Фото Гулливера Тайса
Филипп Чапковский
Алтайцы считали это место священным — здесь нельзя было даже громко говорить. Но скоро плато Укок пересечет газопровод, и тем, кто хочет полюбоваться первозданной природой, стоит поспешить.
Мой путь на Укок начался в селе Джазатор (от казахского «жаз — отыру», «лето — сидеть», то есть «летняя стоянка», на русских картах оно обычно называется Беляши) на закате солнечного и тихого позднеиюльского дня. Климат в долине реки Джазатор обманчив. Казалось бы, обычное жаркое сибирское лето, всюду дикие цветы, в воздухе кружатся пчелы и бабочки. Но вот солнце скрылось за вершинами Южно-Чуйского хребта, и температура резко падает. Все дело в высоте — более полутора километров над уровнем моря!
Поеживаясь, спешим в баню. Баня отличная — просторная и хорошо натопленная. После нее мы забираемся на открытую мансарду под крышей дома Альберта Каменева — местного жителя, бывшего председателя колхоза им. Ленина, давшего нам приют и помогавшего найти коней — для похода на Укок. Пьем горячий чай и залезаем в спальники — нам предстоит первая ночь на свежем горном воздухе. Наши проводники — казахи Амантай и Асылбек — обещают, что утром лошади будут навьючены и мы двинемся в путь.
Утром встаем едва ли не с рассветом и примерно к обеду понимаем, что напрасно спешили. Сначала пропадает Амантай.
— А где у нас Амантай? — спрашиваю я Асылбека.
— Пошел за лошадьми, — отвечает Асылбек. Потом появляется Амантай, но пропадает Асылбек.
— А где Асылбек? — спрашиваем.
— Сейчас лошадей приведет, — весело говорит Амантай. Ближе к полудню в самом деле появляется Асылбек с шестью лошадьми. Мне достается невеселый пожилой конь.
— Как его зовут? — спрашиваю я Асылбека.
— А кто его знает, не мой — знакомого пастуха, — поясняет Асылбек. В седле этого безымённого джазаторского коня мне предстоит провести неделю.
Наконец все лошади оседланы, навьючены и можно двинуться в путь. По местным понятиям мы вышли на Укок утром: ведь здесь важен сам момент готовности.
Джазатор — самое дальнее село Алтая. В нем кончается автомобильная дорога и берут начало пути на таинственный Укок, одно из самых труднодоступных мест нашей страны. Средняя высота этого плоскогорья — около 2500 метров над уровнем моря, размеры — примерно 40 на 90 километров. С севера от плато расположена Россия, с запада — Казахстан, с юга — Китай, с востока — Монголия.
Наш маршрут — очень редкий и сложный: до нас им никто не ходил лет десять. Особенность плато в том, что с запада на восток по нему пройти намного легче, чем с севера на юг. Из Казахстана на плоскогорье ведет относительно пологий перевал Укок, из Монголии — столь же несложный Улан-Даба. Напротив, перевалы на север — в Россию — очень сложны, а зимой практически непроходимы (то же можно сказать о перевалах в Китай). Первое важное решение принимает Асылбек: идти в´ерхом.
