Гораздо ближе к наивному реализму философский материализм. Связи между ними органичны. Раскрывая эти взаимосвязи, В. И. Ленин подчеркивал: «„Наивное“ убеждение человечества сознательно кладется материализмом в основу его теории познания»4.
Нити от наивного реализма тянутся также к естественнонаучному материализму и атеизму. Естественнонаучный материализм и его неизменный спутник — естественнонаучный атеизм теснейшим образом связаны с отраслями знания и оперируют научными понятиями. Философская же необоснованность сближает эти разновидности материализма и атеизма с наивным реализмом.
Свободомыслие и атеизм народных масс
Идейная концентрация наивного реализма приводит к возникновению свободомыслия и атеизма народных масс.
Это наименее изученные проявления свободомыслия и атеизма. Свои соображения о религии и атеизме народные мыслители излагали не только в устной форме. К настоящему времени найдено немало рукописных произведений народного свободомыслия и атеизма, которые хотя и не позволяют составить сколько-нибудь полное представление о народном мировоззрении, но все же дают возможность судить о его характере. Наиболее интересные из обнаруженных рукописей ныне публикуются.
Другой источник, дающий сведения об отношении к религии в среде народа, — так называемые граффити — надписи и рисунки, которые процарапывались на стенах церковных зданий (от итал. graffiti — выцарапывать). В средние века граффити приобрели широкое распространение. В русских церквах некоторые надписи процарапывались при внутренней отделке здания — для пояснения изображенного на фресках. Большая же часть граффити возникала стихийно — их делали во время богослужений. Церковь порицала подобные занятия, граффити стирались, но возникали новые. Те граффити, которые дошли до нашего времени, бережно сохраняются. По мнению специалистов, эти надписи и рисунки представляют «большой интерес для исследователей, являясь живым голосом народа» 5.
Граффити полностью опровергают мнение о безраздельном господстве религии даже в средние века. Они воочию показывают, что и во время церковных служб не каждый, кто принимал в них участие, думал о божественном. Многие были заняты посторонним и «увековечили» свое присутствие на богослужении сделанными на стене шутливой надписью, рисунком, жалобой на утомительность обряда.
Очень ценны граффити в тех случаях, когда не хватает других исторических материалов. В частности, «при общей скудости и исчерпанности источников по начальным периодам истории нашей Родины древнерусские граффити приобретают особо важное значение. В своей совокупности граффити архитектурных памятников Древней Руси, как об этом можно судить по исследованию их в Софии Киевской, несомненно могут быть причислены к важнейшим историческим памятникам»6. Велика их значимость и для анализа народного мировосприятия средневековой Руси.
Немалый интерес представляют и свидетельства об отношении народных масс к религии, оставленные религиозными писателями. В Новое время серьезные изъяны в религиозности стали обычным явлением. Но и в те времена, когда масштабы религиозности были особенно велики, тем не менее она не была безграничной. В ряде случаев ее пределы, хотя и не без сожаления, обозначены самими церковниками. Вот один из отрывков, относящийся к временам русского средневековья: «Видим ведь игрища утоптанные, с такими толпами людей на них, что они давят друг друга, являя зрелище бесом задуманного действа, — а церкви стоят пусты; когда же приходит время молитвы, мало людей оказывается в церкви»7.
Масса рукописных материалов, многие из которых существовали в небольшом числе экземпляров, утрачена безвозвратно. Большой ущерб наносили пожары, войны; делало свое дело и время. Что же касается произведений, отрицавших религиозные представления или хотя бы несозвучных им, то такие произведения имели еще меньше шансов уцелеть, чем другие: они постоянно подвергались преследованиям со стороны идейных противников, и если бывали обнаружены, то зачастую уничтожались ими. Такая участь постигала сочинения, в которых излагались средневековые ереси, особенно ереси народные. Но отзвуки тех идей, которые пропагандировались еретиками, содержатся все же в произведениях их оппонентов: опровергая эти идеи, они должны были подвергнуть их критическому разбору. О том, что думали, говорили и писали еретики, в частности еретики из народа, можно составить представление, если критически проанализировать пристрастное изложение их взглядов в произведениях их противников. При этом совершается реконструкция некогда опровергавшихся взглядов.
Немало «дел», которые еще недостаточно изучены, осталось в архивах инквизиции, церкви и полиции. В этих «делах» содержится значительное число материалов, дающих представление о народном свободомыслии и атеизме.
Все эти разнообразные источники в их совокупности и в сопоставлении друг с другом способны воссоздать историю народного свободомыслия и атеизма. Пока что воспроизведены отдельные ее сюжеты и этапы. Но и то, что уже сделано, позволяет высказать некоторые общие суждения о народном свободомыслии и атеизме.
Произведения народных вольнодумцев отличаются от произведений писателей и философов, получивших профессиональную подготовку, в той мере, в какой все созданное на уровне массового сознания отлично от того, что создается на уровне специализированного, идеологического, профессионального сознания. В сочинениях народных вольнодумцев идейный материал изложен обычно не столь логично и последовательно, аргументация здесь ограниченна, а мысли порой отрывочны. Но народные интересы выражены нередко более четко, чем это бывает у идеологов.
Впрочем, непреодолимых граней между двумя уровнями общественного сознания нет. Идеи, которые создаются идеологами, даже в тех случаях, когда распространение этих идей затруднено, проникают в массовое сознание. Есть немало свидетельств того, что мыслителям из народа были известны те или иные публикации, критиковавшие взгляды на религию.
Идеологи живут и действуют в определенной общественной атмосфере. Они не только формируют общественное мнение, но и сами испытывают его влияние. Поддержка, идущая «снизу», придает им силы. «…Философы, — писал в этой связи К. Маркс, — не вырастают как грибы из земли, они — продукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драгоценные и невидимые соки которого концентрируются в философских идеях»8.
Философские свободомыслие и атеизм
Роль философских свободомыслия и атеизма в борьбе с религией велика, и то место, которое принадлежит им в общей истории свободомыслия и атеизма, весьма значительно. Иногда даже всю историю атеизма сводят к истории философского атеизма. И хотя это явное преувеличение, ведущая роль философских форм борьбы с религией, по крайней мере в теоретическом плане, несомненна. Философский атеизм и предваряющее его философское свободомыслие дали наиболее теоретически обоснованную критику религии.
Приоритет в критике религии также принадлежит этому проявлению свободомыслия и атеизма. Истинность религии впервые была поставлена под сомнение, когда она стала объектом критического рассмотрения в целостной, еще не дифференцированной философской науке древности. Впоследствии, после того как от первоначально единой науки стали — одна за другой — отмежевываться различные научные дисциплины, философский материализм сохранял и усиливал изначально свойственный ему атеистический потенциал.
Традиции философской критики религии были усвоены и продолжены в марксистской философии. Диалектический и исторический материализм является ныне той теоретической основой, на которой развивается научный атеизм.
Естественно-научный атеизм
В «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин осуществил глубокий анализ естественнонаучного, или, как он называл его, естественно-исторического, материализма (в то время термин «естественная история» являлся синонимом термина «естествознание»). В. И. Ленин определял естественнонаучный материализм следующим образом: «…стихийное, несознаваемое, неоформленное, философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием» 9. В. И. Ленин показал, что даже в тех случаях, когда естествоиспытатель совершенно незнаком с учениями философского материализма, в своей собственной, специальной отрасли знания он весьма прочно, хотя и стихийно, стоит на материалистических позициях.
Естественнонаучный материализм не однороден, он имеет отчетливо видимые градации и явно тяготеет к двум полюсам. Один из этих полюсов — наивный реализм, и те разновидности естественнонаучного материализма, которые близки к нему, отличаются ярко выраженной гносеологической аморфностью. Другой — философский материализм, и разновидности, тяготеющие к нему, имеют тенденцию к постепенному изживанию свойственной им стихийности. В то же время естественнонаучный материализм — некое качественно определенное явление, отличное и от наивного реализма, и от сознательного, философского материализма. Характерная особенность его — тесная, неразрывная, хотя и стихийная связь материалистических убеждений естествоиспытателей с исследованием природы.
