— Я же вам сказала, что вернулась в комнату привести себя в порядок. Подмазала губы, глаза подвела зеленым, «под Клеопатру». А этот идиот полез целоваться. Сперва слизал мне всю помаду и принялся за глаза. Такого убить мало! Я выставила его за дверь и пригрозила, что если он не вернется вместе с Генеком, я пойду на танцы одна или с кем угодно, лишь бы не с ним. Яцек ушел, как побитая собака.
— Вы утверждаете, что ссора в номере ювелира произошла, когда у вас был Пацина?
— Да. Яцек еще сказал: «Вот лаются! Наверное, сейчас подерутся!»
— А после того как хлопнула дверь, у соседа все затихло?
— Я ничего не слышала.
— В вашей комнате обычно слышны шаги ювелира?
— Нет. Слышно только, как вода течет из крана и скрипит шкаф.
— А разговоры?
— Смотря в каком тоне. Вопли пана Земака я слышала, а ответы ювелира — нет.
— А какой-нибудь стук?
Захвытович задумалась.
— Я слышала, как окно хлопнуло и стекло задребезжало. Но это было гораздо позже… Не знаю, в чьей комнате.
— Что вы делали после ухода Яцека?
— Пришлось заново сделать макияж! На это потребовалось минут пятнадцать, а может, и больше. А когда я услышала, что Адам исправил телевизор, взяла плащ и спустилась вниз.
— А до этого вы выходили из комнаты?
— Нет, никуда не выходила.
— А все-таки? Попытайтесь припомнить.
Впервые за все время допроса пани Зося несколько смутилась. Она нервно теребила зажатый в руке платочек.
— Я выходила на балкон.
— Зачем?
— Хотела посмотреть, какая погода, не замерзну ли я в одном плаще.
— Дождь уже шел?
— Еще нет, но тучи уже собирались. Звезд не было, Гевонт покрыт тучами.
— Вот видите, — не без издевки заметил подпоручик, — вашу память нетрудно расшевелить. А может, вспомните, что вы делали на балконе? На ногах у вас были мягкие домашние туфли, не правда ли?
— Откуда вы знаете?
— Здесь я задаю вопросы. Слушаю вас!
— Было холодновато. Я решила взять на танцы теплую шаль. Пани Загродская всегда мне одалживала свой белый ангорский платок. Я вошла к ней в комнату и взяла его из шкафа.
— Ее комната была открыта?
— Да. Пани Загродская балкон никогда не запирает на ключ. Уезжая в Чехословакию, она оставила комнату незапертой со стороны балкона. Я об этом знала.
— И без спросу взяли шаль? А если бы из номера пропало что-нибудь ценное?
— Загродская — моя подруга. Я могла не церемониться. Она тоже, не спрашивая, пользуется моими вещами.
— Где эта шаль?
— В салоне, вместе с моим плащом. Я не могла отнести вещи в комнату. Ведь милиционер не разрешил нам выходить из салона.
— Находясь на балконе, вы не заметили ничего подозрительного?
Пани Зося язвительно усмехнулась.
— Когда я проходила мимо двери пана Крабе, я слышала, как он несколько раз сказал: «Не огорчайся, дорогая, мы все уладим. Все будет хорошо». Мне стало ужасно интересно, к кому это он обращается, и я заглянула через просвет в шторах. Представьте себе, наш литератор держал в объятиях пани профессора Рогович, гладил ее по головке, а она плакала! Это же солидные люди, с жизненным опытом. У нее двое взрослых детей. И вдруг такая неосторожность! Я сразу заметила, что за ужином ей явно было не по себе! И уже несколько дней она в каком-то беспокойстве и возбуждении. Впрочем, надо признать: они ловко все скрывали. Даже я не догадывалась, что между ними что-то есть.
Тут полковник Лясота не выдержал и громко рассмеялся.
Думая, что офицер милиции согласен с ее рассуждениями, пани Зося тоже улыбнулась. Подпоручик обратился к старшему по званию:
— У вас есть еще вопросы, пан полковник?
— Я бы хотел уточнить некоторые детали. Во-первых, часто ли вы приезжаете в Закопане?
— Каждый год в октябре. Иногда и зимой.
— О да! Почти все ежегодно прибывают в октябре на «золотую осень в горах». Пана Крабе я вижу здесь четвертый раз. Редактор Бурский ездит сюда уже десять лет. Загродские тут постоянные гости. Адась тоже часто приезжает. Пан Земак появляется обычно в середине сентября и живет до середины следующего месяца. Только в этом году он приехал чуть позже. Одну лишь пани профессора Рогович я вижу здесь впервые.
— Возвращаясь наверх после ужина, вы видели, как инженер Жарский чинил телевизор?
— Видела, потому что заходила в салон.
— Зачем?
— Хотела уговорить Адама пойти на танцы.
— Но вы же условились с двумя молодыми людьми?
— Ну и что? С Адасем было бы веселей. В обществе он очарователен и превосходно танцует. А эти двое лучше себя чувствуют на лыжах, чем танцуя твист.
— Вы разговаривали с инженером?
— Предложила ему отправиться к «Ендрусю», но он пробурчал: «Зачем? У тебя есть гуральская гвардия». Я ответила, что не нуждаюсь в одолжениях, и вернулась к себе.
— Пан Жарский был с вами нелюбезен. Мог бы отвертеться более учтивым образом.
— Он ревнует. Мы подружились в прошлом году, и одна злющая ведьма даже насплетничала моему мужу. Пришлось объяснять Анджею, что здесь нет ничего дурного, только дружба и родство душ. Адась думал, что в этом году будет так же, но появились Яцек и Генек, и инженер дуется на меня, притворяясь, что я ему безразлична.
— Расскажите еще раз, как нашли Доброзлоцкого.
— Когда прибежала пани Рузя с криком, что ювелир весь в крови, мы бросились наверх. Я увидела большое красное пятно, и мне стало дурно. Помню, меня подхватил Адась. Очнулась я в своей комнате. Со мной были пан Крабе и инженер. Жарский сразу ушел, а пан Крабе остался, пока я не почувствовала себя лучше. Я выпила стакан воды и вышла в коридор. Пани профессор бинтовала Доброзлоцкому голову. Потом все спустились вниз, и я в том числе. Наверху остались директор и пани Рогович. В салоне инженер включил телевизор. Шла «Кобра», но ее уже никто не смотрел.
— Все ли были в салоне?
— Да. Директор тоже явился и спросил портье, вызвал ли он «скорую помощь» и милицию. Сказал, что пан Доброзлоцкий жив и есть надежда, что не умрет. Потом пришли мои мальчики, Яцек и Генек. О танцах речи уже не было. Редактор посоветовал им побыстрее убраться из «Карлтона». Тут приехала «скорая», а за ней — вы. Один из милиционеров задержал нас в салоне.
— А до нашего приезда никто из салона не выходил?
— Выходили. Почти все. Мы были очень взволнованы. Это проявляется у каждого по-своему. Спросом пользовался туалет, все курили. Некоторые поднимались в комнату за сигаретами.
— Вы помните, кто выходил из салона?
— Помню. Пан Ежи Крабе принес пайку «Вавеля». Он курит только эту марку. Ему нелегко: ведь в Закопане хороших сигарет не достать. Говорят, их раскупают чехи и венгры. Инженер тоже ходил за сигаретами. Ему-то ближе: он живет на первом этаже. Пани Рузя пошла на кухню и принесла нам кофе.
— И последний вопрос. Был ли пан Доброзлоцкий в дружеских отношениях с кем-либо из нынешних постояльцев «Карлтона»?
Пани Зося задумалась.
— Пожалуй, он ни с кем не дружил, хотя давно всех знал. Со мной знаком не меньше пяти лет. Всегда с большим уважением относился к пану Крабе. Над паном Земаком часто подшучивал, но считал его очень способным художником, хотя с излишними претензиями на современность и оригинальность. Я знаю, что с редактором Бурским он встречался в Варшаве. Они ходят друг к другу в гости и играют в бридж. Инженера Жарского пан Доброзлоцкий знает много лет. Не раз объяснял ему, что надо посвятить себя чему-то одному: искусству или технике. Гоняясь за двумя зайцами, Адам, как считал ювелир, ничего не добьется.
— Не понимаю.
— Жарский — металлург, но одновременно композитор-любитель, сочиняет песенки. Поэтому он член того же творческого союза, что и я.
— А пани профессор?
— Я с ней раньше не встречалась, но с паном Доб-розлоцким она поздоровалась как со старым знакомым. Может быть, они виделись в Варшаве?
— Выходит, все друг друга неплохо знали?
— Разумеется. Не думаю, чтобы пан Доброзлоцкий рискнул взять с собой в «Карлтон» столь ценные вещи и показывать их незнакомым.
— Словом, — съязвил подпоручик, — были только «свои люди», только друзья, только хорошие знакомые, и все-таки дело дошло до преступления. Как в басне про зайца, которого съели собаки из числа его лучших друзей.
Пани Захвытович ничего не ответила.
— Я думаю, — сказал полковник, — что мы не будем больше вас мучить. Можете вернуться к себе в комнату, но спать не ложитесь. Неизвестно, а вдруг понадобится ваша помощь? Вы прекрасно запомнили все происшедшее, и ваши показания облегчили нам работу.
— Я же актриса! Должна быть наблюдательной, — согласилась пани Зося и, чрезвычайно довольная собой, вышла из столовой.
— Я отправлю милиционеров к «Ендрусю» за этими парнями. Головой ручаюсь, что они на танцах. Рассказывают друзьям и знакомым про скандал в «Карлтоне». Не исключена вероятность сговора Пацины и Захвыто-вич. Допустим, он вышел через крыльцо, а вернулся по приставной лестнице. В комнате Захвытович они выждали, пока кончится ссора между художником и ювелиром, а потом вместе прикончили Доброзлоцкого. Это объясняло бы историю с лестницей.
