Возрастающее накопление богатств в руках тех классов, которым принадлежит организаторская деятельность (производственная и особенно распределительная), само по себе давало очень многим представителям этих классов полную возможность посвящать свои силы умственному труду. В то же время, общее развитие техники производства и техники сношений и возрастающая сложность организаторской деятельности в производстве порождали усиленный спрос на умственный труд: капиталу нужны инженеры, ученые техники, научно-образованные моряки, бухгалтеры, экономисты и т. д.; государству нужны образованные чиновники, офицеры и т. п. В силу таких обстоятельств возникла и быстро росла буржуазная интеллигенция. Ее труд оплачивался хорошо, соответственно ее высоким потребностям и привилегированному положению. Отдаваясь исключительно умственному труду, она имеет возможность высоко развить производительность труда в своей области. Таким образом, верхние слои общества, от землевладельцев до буржуазной интеллигенции включительно, почти не встречают материальных препятствий для своего развития.
В то же время количество познавательного материала, который возникает из производственной жизни общества, чрезвычайно возрастало. Расширялась в пространстве сфера производственной деятельности культурных на родов, захватывая все новые и новые области земного шара; энергичнее эксплоатировались естественные богатства каждой данной области; то и другое непосредственно влечет за собою прогресс наук технических. За ним в своем развитии следуют неразрывно связанные с ними, представляющие из себя их обобщение, науки естественные. XVI, XVII и XVIII века ознаменованы быстрым прогрессом математики, теоретической механики, физики, химии, а потом и более сложных наук — биологических. Развивающееся мореплавание оказало значительное влияние на прогресс всех вообще естественных наук, облегчая для европейцев дело изучения природы различных стран; но особенно сильный толчек получила астрономия — наука, имеющая громадное применение в морском деле. Прогресс астрономии был тесно связан с изобретением и улучшением оптических инструментов, которое, в свою очередь, значительно ускорило развитие всех наук о живой природе, и т. д.
Вообще, различными путями прогресс технический порождал необходимость и создавал возможность прогресса познавательного, который реально неотделим от первого, представляет его непосредственное продолжение.
Прогресс познания в эпоху мануфактурного капитализма имеет громадное значение для дальнейшего развития самого капитализма. Только на известной стадии развития науки возможен переход от мануфактурного капитализма к машинному.
Когда это произошло, то прогресс научных знаний ускорился еще более, не только благодаря стремительному росту и усложнению самого производства, но и благодаря тому, что научное исследование преобразовывало свои формы и методы под влиянием машинного производства. Лаборатории, обсерватории, всякие научные институты стали принимать характер крупных предприятий, с массою ученых и неученых работников, при сложном разделении труда между ними, с применением сильных и тонких машин. В наше время открытия, изобретения обычно уже являются настоящими продуктами крупного производства, концентрированных научно-трудовых сил и усовершенствованных средств познания. Новейшие капиталистические объединения — синдикаты, тресты — большей частью имеют у себя целые фабрики изобретений.
Естественно, что натуральный фетишизм теряет всякую почву; от него остаются лишь жалкие обломки, главным образом, в отсталых и затем в вырождающихся слоях общества.
Индивидуализм и товарный фетишизм завершают свое развитие в среде буржуазных классов; а к концу эпохи самое развитие идеологии этих классов обнаруживает значительный поворот.
В борьбе против авторитетов прошлого, феодально-крепостнических пережитков, эти классы твердо выдвигали идеал индивидуальной свободы, в первую очередь экономической, затем политической и идейной. Но эта свобода, которая и достигалась в разной мере буржуазными революциями, была лишь формальной; а на деле она являлась свободой развития для буржуазии, но в то же время свободой эксплоатации ею пролетариата. Пролетариат начал борьбу за материальную свободу развития для себя; и буржуазии пришлось уже бороться за свое господство, за свою власть; на первый план для нее стали выступать авторитарные стороны общественного строя, которые сохранились в виде капиталистического государства с его бюрократией и армией, в виде подчинения рабочего на фабрике, хотя бы в рамках договора, и т. под. Тогда буржуазные классы становятся равнодушны к идеалу свободы и направляют усилия к поддержанию авторитета, в виде «порядка», охраняемого милитаризмом.
Этот поворот совпадает с растущим вырождением класса капиталистов. Как мы знаем, в позднейших стадиях капитализма он все более слагает свою прежнюю реально-организаторскую деятельность на плечи наемной интеллигенции, все более переходит к рентьерско-акционерному существованию, т.-е. социально-паразитическим формам жизни.
Что касается рабочего класса, то за период мануфактур самостоятельного идеологического развития у него почти не было; он и в класс еще не начинал тогда складываться. Низкая заработная плата громадного большинства рабочих, соответствующая неразвитым потребностям, почти не оставляла возможности развития; однообразная, бессодержательная, механическая работа притупляла способности. Но всего важнее было то разобщение, которое создавалось между рабочими крайней специализацией ручного труда, его разнородностью, несходством психического содержания работ. Рабочие той эпохи не были способны организоваться для борьбы за общие интересы, ибо интересы их были разрознены. Этому способствовали и значительные различия заработной платы между более квалифицированными рабочими-специалистами. Объединения в те времена возникали еще изредка между мелкими производителями домашне-капиталистической промышленности, но у пролетариев мануфактур союзов не было.
Машинное производство создало новые отношения и тенденции. Замена детального работника машиною переносила на машину большую и худшую долю специализации. Машина придала исполнительскому, «физическому» труду характер труда организаторского — контроля, наблюдения, инициативного вмешательства, все это по отношению к машине, которая выполняет механическую сторону работы, как прежде выполнял ее работник-человек. От рабочего теперь стала практически требоваться известная интеллигентность, и тем более высокая, чем совершеннее, сложнее, тоньше машина, которою он управляет; вместе с тем развитое внимание и воля. Все это порождает гораздо больше общего между работниками, хотя бы и при разных машинах. В то же время и переход от одной работы к другой делается все легче — время обучения для работника, уже имевшего дело с какой-нибудь машиной, во много раз меньше, чем прежде для изучения новой ручной специальности; и такие переходы становятся все чаще, все обычнее, под давлением безработицы, а также благодаря введению новых машин. И различия заработной платы обнаруживают, как было указано, тенденцию к сглаживанию. Все эти условия сближают, сплачивают рабочих, массами объединяемых самым процессом производства, облегчают рост сознания общих интересов. Товарищеское сотрудничество мастерской расширяется в боевое товарищество рабочих организаций. То и другое вместе вырабатывает в пролетариях дух коллектива, а затем ведет к оформлению идеологии трудового коллективизма.
Этот коллективизм — новый культурный принцип, выступающий на смену авторитету и индивидуализму, равно им обоим враждебный. С первым его сближает стремление к организованности, но резко разъединяет сознательный, добровольный характер связи между людьми, отрицание неравенства и слепого подчинения — элементов, всего более чуждых товарищескому сотрудничеству. С индивидуализмом родственную черту представляет тенденция к равенству, идеал свободного развития; но резкое различие в том, что отвергается противоположение человека человеку, автономия личного «я», как вполне особого центра интересов и стремлений: таким центром принимается трудовой коллектив; а личность рассматривается, как живое звено его неразрывной связи.
Коллективизм означает коренное преобразование мысли и воли трудящихся. Принципиально отвергая авторитарность, он отнимает всякую почву у религиозных чувств и идей; ставя на первом плане живую практику трудового коллектива, делая ее мерилом всех истин и всех оценок, он так же глубоко подрывает основы всякой метафизики. В частности, для политической экономии, как и для других общественных наук, эта точка зрения послужила исходным пунктом величайшего переворота: разоблачила товарный фетишизм, найдя под оболочкой ценности кристаллизованный коллективный труд, силу сотрудничества, скрытую от прежнего сознания борьбою рынка; создало учение исторического материализма о социально-производственном процессе, как основе всего развития общества, теорию борьбы классов, как группировок, обусловленных отношением людей к производству. Такова пролетарская идеология — научный социализм. Ее практическая сторона выражается в борьбе за социалистический идеал.
