Основательница Нидерландского национального балета Соня (изначально Сара) Гаскелл, которая родилась в еврейской семье в литовском местечке Вилковишки, приобрела почтенную «английскую» фамилию, на самом деле представляющую собой видоизмененное имя пророка — Иезекииль; она же, подобно виртуозам-вундеркиндам (Яша Хейфец, Шура Черкасский) и балеринам «Русских балетов» (Таня Рябушинская или Таня Лескова), сохранила уменьшительное русское имя. Характерно, что и Александра Данилова чаще фигурировала как Шура и этим именем во французской транскрипции, отсылающей, конечно, к «Ballets russes», озаглавила свою книгу воспоминаний, изданную по-английски: «Choura». Маститый впоследствии Жорж Скибин, сменивший Лифаря на посту директора Парижской Оперы, тоже выступал под именем Youra Skibine. Причудливая игра имен — итальянского с его же повторением, но в форме русского уменьшительного — у чеха Ивана Псота, еще в Чехословакии начавшего танцевать под именем Иво Ваня Псота. В собственном кругу танцовщики образовывали уменьшительно-ласкательные имена для своих западных коллег на русский лад. Старого, еще дягилевского, танцовщика Мариана Ладре, поляка, называли Марьяшка или Мага. Знаменитый экономист лорд Джон Мейнард Кейнс, женившийся на балерине Лидии Лопуховой, сестре Федора Лопухова (ее имя получило у Дягилева оформление Lopokova), в письмах, которые он подписывал именем Ivanoushka, величал ее «Му dearest Leningradievna», а она его «Milyj, milyj Maynarochka». Данилова называла Фредерика Франклина Фреденька, а Ивонну Шутó — Иванчик (Нину Вырубову Лифарь именовал «балеринчик»). Ричард Холден, которого русский приятель окрестил Ричка, впоследствии дал такое название своему фольклорному ансамблю и даже интернет-сайту. Баланчин называл Марию Толчиефф, свою жену, Машка и, даря ей кольцо к свадьбе, пропел: «Возьми меня, Машка, я твой».
Менялись, конечно, и труднопроизносимые славянские имена. Чех Эдуард Скречек стал Борованским в буквальном смысле «ни к селу ни к городу». К чешским Борованам, с их монастырем Св. Августина (первым, построенным в Чехии после гуситских войн), юноша отношения не имел, а мог бы позаимствовать (если бы его легче было произнести) название своего родного местечка Прешова. Фелициата Длужневская, танцовщица Мариинского театра польского происхождения, перейдя после революции к Дягилеву, превратилась в Фелию Дубровскую. Хорватка же Мия Чорак, поступив в 1938 году в «Русские балеты», взяла псевдоним Мия Славенска — очевидно, произвольное образование от «югославенская» (название Югославия Королевство сербов, хорватов и словенцев получило в 1929 году).
Еще забавнее, как неожиданно легко, каждое по-своему, русифицировались американские имена поступивших в «Русский балет» девушек-индианок. Так, Моселин Ларкин стала Мусей Ларкиной, а сестры Марджори и Мария Толчиф (Tall Chief — «вождь высокого роста») стали как бы Толчиевыми: для этого достаточно было добавить еще одно «ф» — Tallchieff, хотя женские псевдонимы сохраняли обычно женское и окончание — Stroganova, Sokolova (Елена Балиева, принадлежащая к семье Никиты Балиева, возглавлявшего театр «Летучая мышь» и на Западе выступавшего как Balieff, осталась в анналах школы «American Ballet Theatre», которой в пятидесятых годах заведовала, как Elena Balieva). В случае же Марии Толчиефф деградация ее подлинного имени происходила сама собой. Сначала, еще в школе, она, защищаясь от дразнивших ее девочек, стала писать фамилию слитно — Tallchief; поступив в «Русские балеты», гордая индианка отказывалась не только от формы Tallchieva, но и от второго f, однако оно приросло само собой, и оба написания, Tallchief и Tallchieff, сосуществуют по сей день.
Напротив, фамилии мужчин писались на французский лад, с двойным аристократическим — ff, как тот же Algeranoff (жена его, француженка Клод Леонар, уже закономерно стала Алджерановой). Это имя, кстати, звучит ненамного более странно, чем подлинная фамилия танцовщика Юлия Алгарова, по-видимому турецко-болгарского происхождения, от арабского алгар — «лавр». Marc Plаtoff — урожденный Марсель Эмиль Гастон LePlat — до поступления в «Русские балеты» уже американизировал свое французское имя и стал Марком Платтом. Как говорит сам Марк Платт, если в «Русские балеты» поступал Смит, то он превращался в Смитова. Это все тот же процесс, который сопровождал крещение татарских князей, а потом и обывателей-инородцев и который в тридцатых годах был в небывалых масштабах навязан народам осовеченной Средней Азии (те, привыкнув к своим Абдразяковым, Мухаммеддиновым и Гарунальрашидовым, вовсе не спешат возвращаться к национальному оформлению местных имен).
«Басурманские» имена русских танцовщиков тоже систематически русифицировались. Один из будущих основателей «Канадского балета» Борис Волков, начиная балетную карьеру, счел за благо принять фамилию матери — его отец был Баскаков. Грузинские окончания, как это происходило и в России, отсекались: Тамара Туманишвили стала Тумановой, еще раньше Георгий Баланчивадзе — Баланчиным (его родной брат, композитор, живший в Грузии, так и остался Баланчивадзе). Первая жена Баланчина Тамара Жевержеева, дочь основателя Театрального музея в Петербурге, носившего русифицированную фамилию тюркского происхождения со значением «кузнец», стала в Америке Тамарой Жева (Geva). Именно ей, а вовсе не Раисе Хирш подобал бы псевдоним Кузнецова, тогда как той, по значению фамилии, следовало бы прозываться Олениной. По-видимому, от того же тюркского корня, что и имя Жевержеевой, происходит фамилия Моники Чемерзиной, чей отец принадлежал к русской семье черкесского происхождения и которую Лифарь удачно нарек Людмилой Чертой. (А вот принадлежавший к той же семье известный французский актер Лоран Терзиев, урожденный Чемерзин, то же имя со значением «кузнец» сменил на псевдоним, производный от другого созвучного тюркского слова — со значением «портной».) Танцовщице же, поступившей в «Балет маркиза де Куэваса» под именем Женя Мельч, посоветовали вернуться к своему исконному имени — Меликова. Давид Лихтенштейн, родом из Ростова-на-Дону, стал танцовщиком и хореографом «Русских балетов» под именем Давида Лишина. Балетмейстер Семен Шапиро, который в двадцатых годах ставил танцы у Макса Рейнхарта, уехав в Америку, открыл там балетную школу уже под именем Симона Семенова (с окончанием — off). Подлинное имя, за его экзотичность, разрешили сохранить японке Соно Осато. А ирландка Эдрис Станнус, в будущем основательница английского «Королевского балета», к Дягилеву пришла как Нинетт де Валуа, и тот ничего не мог с этим поделать, хотя называл этот псевдоним «помесью королей с кремовыми пирожными». «Уклончивый» вариант сценического имени (смесь Разина с Расином) был у танцовщика Алексиса Райса, чья семья эмигрировала из Литвы в Южную Африку: он учился у парижских педагогов и сделал карьеру в английском балете под именем Alexis Rassine. Вера Каралли, балерина Большого театра, у Дягилева изменила имя не на какое-нибудь «Кораллова», а на Coralli, принадлежавшее знаменитому французскому хореографу XIX века Жану Коралли. Тот, в свою очередь, сам его когда-то принял взамен своего исконного «небалетного» имени Перачини. А младший его современник Джулио Мазарини, также работавший в Парижской Опере, очевидно, не желая, чтобы его ассоциировали с нелюбимым во Франции кардиналом, офранцузил свое имя до формы Жозеф Мазелье (автор «Корсара» Мазелье работал в 1851–1852 годах в Петербурге).
Но славянские имена, как подлинные, так и мнимые, для французов, англичан и американцев все-таки оставались труднопроизносимыми и продолжали сокращаться. Уже «усеченного» Баланчина стали называть Mr. В:, Борованского в Австралии прозвали Boro; Ольга Преображенская для своих парижских учеников была Préo; нашу современницу, репетитора и балетмейстера Елену Чернышову в нью-йоркских балетных кругах называли по английским инициалам — Е. Т. — И Ти. Даже Ольга Спесивцева фигурировала на дягилевских афишах как Spesiva. Имя всемирно известного балетмейстера и хореографа Джона Тараса, родившегося в украинской семье в Нью-Йорке, тоже, надо думать, подверглось упрощению. Забавно, что древняя и почтенная фамилия Рамбам, которую носила Мария Рамбам, ученица Далькроза, приглашенная Дягилевым консультировать Нижинского при постановке «Весны священной» и оставшаяся в «Русских балетах», уже представляет собой характерную аббревиатуру имени Рабби Моше бен Маймон (Маймонид, философ и богослов XII века). Но поскольку Рамбам для европейского слуха звучит комично, эту фамилию заменили на Рамбер. По сравнению с этим потери в именах Мариинского, потом дягилевского танцовщика и педагога Анатолия Вильотзака и в имени эмигрировавшей в 1908 году в Англию балерины того же Мариинского театра Лидии Кякшт кажутся минимальными: в них утрачены соответственно лишь т и к (Кякшт сохранила свою литовскую фамилию со значением «сойка», хотя из-за обилия согласных и первого мягкого к’ ее трудно произнести даже русскому). Точно так же исчезло t и в английском варианте имени уехавшей в 1960 году на Запад Галины Самцовой: поначалу оно писалось как Samtsova, потом — Samsova Не совсем понятно, почему до 1927 года Борис Кохно подписывал свои либретто загадочным псевдонимом Собека, в котором вторая и третья согласные могут обозначать инициалы его имени и фамилии (Дягилев же почему-то называл его Дубок). Странно звучащую еврейскую фамилию урожденная Людмила Оцуп сменила (вслед за своими отцом-писателем, ставшим Сергеем Горным, и дядей-поэтом Г. Раевским) на фамилию мужа: как Людмила Ширяева она и осталась в истории в качестве основательницы «Канадского национального балета». (Фамилия эта, по совпадению, «балетная»: Александр Ширяев — известный русский танцовщик, балетмейстер и педагог.) Танцовщик Жорж Головин, чтобы его не путали с его более знаменитым братом Сержем (их отец русский, родились они в Монако), изменил фамилию так, чтобы она оставалась à la russe: переставил несколько букв и заменил один суффикс на другой. Результат получился очень странный — Goviloff, то есть Говилов: по-русски братья почти не говорили. Подобным же образом американская уроженка Мария Казнилович свою фамилию, мало подходящую для балета и фонетически, и семантически, заменила на Корнилову — написание через а, как и в случае с водкой «Smernoff», выдает недостаточное знание русского языка. И совсем уж странный балетный псевдоним взял голландский танцовщик Ираил Гадесков: «русское» окончание здесь обманчиво, на самом деле Гадесков — топоним и является названием древнего поселения в Дании. «Когда он начинал, — заметил рассказавший нам о Гадескове голландский хореограф и художник Тур ван Схайк, — танцовщиков с нерусскими именами всерьез никто не принимал».
