— Даже стукнуть кого-нибудь молотком по голове? — быстро спросил подпоручик.
— Не цепляйтесь к словам.
— Я задал вам вопрос.
— Если бы не было другого выхода, эта сумасшедшая решилась бы и на такой отчаянный шаг. Но она этого не сделала.
— Вы так полагаете?
— Уверен! Она не сделала этого прежде всего потому, что обратилась ко мне, и мы вдвоем решили, что именно предпринять для спасения ее сыночка. Значит, не было мотива. Не было и возможности. Она находилась у меня и сошла вниз, когда пан Доброзлоцкий в полном здравии сидел в своей комнате.
— Она могла вернуться.
— По приставной лестнице? — иронически осведомился пан Крабе.
Подпоручик умолк. Эта чертова лестница выплывала на каждом допросе и всегда оказывалась якорем спасения для всех подозреваемых.
— А дочь пани Рогович? — полковник перевел беседу в более спокойное русло.
— С нею не так носились, как с сыном, и хлопот с ней было гораздо меньше. По крайней мере, она хорошо учится.
— Вы давно знаете редактора Бурского?
— Несколько лет. Мы в приятельских отношениях, но не слишком близких. Встречи по случаю именин, бридж один-два раза в год…
— Говорят, он талантливый журналист?
— И еще больший зазнайка, — фыркнул пан Крабе. — Особенно после успеха его книги.
— Неплохой детектив, — заметил полковник.
— Ничего особенного. Просто ловко сочиненная история. Бурский столько лет был судебным репортером, что без труда из разных подлинных случаев надергал фактов и склеил в одно целое. Неизвестно, сколько в этой книге пера и чернил, а сколько клея и ножниц.
— Но роман наделал много шума.
— Детективный роман — это спекулирование на низменных вкусах обывателя. Такой славе я не завидую.
— Интересно, переведут ли книгу на другие языки?
— Бурский прямо из кожи лезет, чтобы этого добиться. Но я сомневаюсь. На Западе такой роман — не диковинка. У тамошних издателей есть постоянные авторы, уже завоевавшие рынок. Незачем рисковать и связываться с дебютантом. Другое дело, если бы, располагая деньгами, Бурский взял на себя финансовый риск при издании романа.
— А какие средства на это нужны?
— Легче всего пошло бы в Западной Германии, потому что у них детективная литература почти целиком состоит из переводов. Во всяком случае, чтобы издать такую книгу, надо не меньше десяти тысяч марок. А то и больше. Разумеется, если повезет, прибыль будет неплохая. Я в этом разбираюсь: сам работаю в издательстве.
— У редактора Бурского дела вроде идут недурно?
— Да. Но его амбиции гораздо шире. Он мечтает даже не о деньгах, скорее о славе великого писателя. Повторяю: он очень честолюбив и самонадеян.
— Что вы делали, когда пани Мария вышла из комнаты?
— Взялся за книгу, но не мог сосредоточиться. Неудивительно: ее приход меня разволновал. Я жалел Марию и сердился на нее за то, что она позволяет сыну так безобразничать и ставить ее в подобные ситуации. Будь у нее рука потверже, она не избаловала бы «бедного сиротку», и жить было бы легче. Я отложил книгу и стал ходить по комнате.
— Вы слышали шаги на балконе?
— Нет, не слышал. Помню, я отодвинул штору и выглянул в застекленную дверь, но никого не заметил.
— А лестницу, приставленную к балкону, видели?
— Нет.
— Потому что стемнело?
— Балкон хорошо освещается, особенно с нашей стороны. На улице, рядом с балконом, лампа дневного освещения. В трех комнатах — моей, пани Зоей и пана Доброзлоцкого — горело электричество. Через стеклянные двери свет падал на балкон, и было совсем светло. Лестницу я не мог бы не заметить. Тем более, я частенько ее видал на этом месте…
— Да, о романтических визитах в один из номеров, оказывается, все в «Карлтоне» прекрасно знают, — улыбнулся подпоручик.
— А хозяйка номера и не стремится сохранить тай' ну. Наоборот, похваляется, что к ней, как к шекспировской Джульетте, обожатели пробираются даже таким путем. Чтобы привлечь к себе внимание, эта дама не по< колебалась бы, как вторая леди Годива, проехать голой на лошади через все Закопане. Что поделаешь! Кино ведь немыслимо без рекламы.
— Вы настаиваете на том, что, когда выглянули на балкон, лестницы не было?
— Абсолютно уверен.
— А когда это могло быть?
— Я не смотрел на часы. Но Мария ушла от меня без четверти девять, а это могло быть пятью минутами позже.
— Когда инженер крикнул, что телевизор работает, вы сразу вышли из комнаты?
— Вымыл руки и вышел.
— Все уже были в салоне?
— После меня пришли пани Зося и пани Медянов-ская.
— Вы видели этот молоток?
— Да. Если не ошибаюсь, пани Захвытович положила его на диванчик в холле, когда вся компания возвращалась с прогулки. Я с ними в горы не ходил и сам этого не видел, но помню, что за обедом пани Зося про этот молоток на диванчике упоминала.
— Вы его видели или только о нем слышали?
— Видел, когда шел на ужин, а потом возвращался к себе.
— А спускаясь в салон на «Кобру»?
— Не помню. Кажется, он там лежал, но я в этом не уверен.
— Благодарю вас. Пожалуйста, подпишите протокол.
— Я бы хотел еще добавить, — по собственной инициативе заявил пан Крабе, — что, спустившись вниз, я обнаружил, что у меня нет сигарет, вернулся в комнату, взял пачку «Вавеля», спички и пошел смотреть телевизор. Все уже были в сборе. Отдыхающие, директор с сыновьями, горничная и портье.
— Возвращаясь на второй этаж и снова спускаясь вниз, вы не заметили ничего подозрительного и ни с кем не столкнулись?
— Когда я шел к себе, встретил директора и видел, что с третьего этажа спускается пани Медяновская. На обратном пути ничего особенного не заметил и никого не видел.
Когда пан Крабе подписал протокол и вышел, полковник обратился к подпоручику:
— Эти показания опровергают вашу версию о виновности Яцека Пацины. Он не мог прятаться на балконе, когда пан Крабе выглянул в балконную дверь. Крабе заметил бы если не лыжника, то приставную лестницу.
— Чтоб его… С каждым допросом это чертово дело все больше запутывается. Ведь у преступника было очень мало времени, чтобы спрятать драгоценности. Мы бы их обнаружили при обыске, если бы нападение совершил кто-то из гостей. Не мог вынести их из «Карлтона», ведь молотка-то не вынес!
— Молоток он мог выбросить, — настаивал на своем полковник, — как выбросил шкатулку. Он этого не сделал, значит, у него был какой-то план. Но какой? Разгадав загадку с молотком и лестницей, мы узнаем имя преступника.
— Для чего Крабе признался, что вернулся за сигаретами? Никто его об этом не спрашивал, и мы ничего бы не узнали. Может, он вернулся, взял молоток, стукнул ювелира, забрал брильянты, а потом спокойно спустился в салон смотреть «Кобру»?
— Если б он это сделал, не имел бы времени спрятать драгоценности. Он недолго отсутствовал в салоне. Не случайно никто не обратил на это внимания. Кто-то из допрошенных, правда, упоминал, что литератор ходил наверх за сигаретами, но отнес этот эпизод к более позднему времени, уже после преступления, когда все, кроме директора и пани Рогович, вернулись в салон и ждали приезда «скорой помощи» и милиции. К тому же приставная лестница… Крабе не мог приставить ее к балкону, потому что не выходил из виллы.
— В ходе каждого допроса, — вздохнул подпоручик, — мне казалось, что я знаю преступника, а показания очередного лица опровергали улики и наводили на иной след. В свою очередь он тоже оказывался ложным после нового допроса. И так без конца.
— В математике, — заметил полковник Лясота, — известны задачи, у которых много мнимых решений, но лишь на первый взгляд, ибо правильное решение — одно. Так и с этим делом. Разгадка одна-единственная. Потом она покажется нам простой и легкой. До сих пор мы шли по ложным следам. Сейчас мы знаем, что за двадцать минут до случившегося пан редактор Бурский был в комнате ювелира. Не остается ничего другого, как выслушать его рассказ. Может, он внесет свою лепту в решение нашей задачи.
Подпоручик Климчак распорядился пригласить в столовую редактора Анджея Бурского.
В отличие от большинства допрошенных, Анджей Бурский своим поведением хотел подчеркнуть, что контакты с милицией для него дело привычное, и допрос — это, в сущности, дружеская беседа. Весьма самоуверенно уселся он напротив подпоручика, заложив ногу за но> гу, и осмотрелся вокруг.
— Как я счастлив, — сказал он, — лично познакомиться, наконец, со знаменитым полковником Эдвардом Лясотой из Главного управления милиции. Я много о вас слышал от нашего общего друга, полковника Блоховича. И генерал очень хорошо о вас отзывался.
Лясота молча кивнул.
— Ну, как наши дела? Уже напали на след? Должен признаться, для меня, журналиста, большая удача — оказаться в центре такого серьезного дела. Много бы дали мои коллеги, чтобы очутиться на моем месте. Согласитесь, поручик, что репортеры не получили бы от вас никакой информации, кроме нескольких слов о покушении и пропаже драгоценностей! А я тут сижу вместе о вами, ломая голову над этой загадкой! Неслыханное везение! Чувствую, мой отчет станет сенсацией мирового масштаба. Может быть, следующий роман я напишу, взяв за основу этот случай. Конечно, должным образом приукрасив, ибо действительность чересчур проста и легко расшифровывается. А в настоящем детективе читатель с первой до последней страницы должен работать мозгами в поисках виновника и под конец убедиться, что все его предположения были ошибочны и разгадки он не нашел… Кого вы подозреваете?
