Когда-то Бакунин написал: «Не существует ужаса, жестокости, святотатства, клятвопреступления, обмана, низкой сделки, цинического воровства, бесстыдного грабежа и грязной измены, которые бы не продолжали быть ежегодно совершаемыми представителями государств, без другого извинения, кроме эластичного, столь удобного и вместе с тем столь страшного слова: государственный интерес. Истинно ужасное слово! Оно развратило и обесчестило большее число лиц в официальных сферах и правящих классах общества, чем само Христианство. Как только это слово произнесено, все замолкает, все исчезает: добросовестность, честь, справедливость, право, само сострадание, и вместе с ним логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое черным, отвратительное — человеческим, а самые подлые обманы, самые ужасные преступления становятся достойными поступками».
Знал ли Ленин эти пророческие слова? Вероятнее всего — нет! Но жизнь и суровая действительность лучше всяких теоретических споров подтвердили правоту «русского Дантона», не дожившего до настоящей революции у себя на родине. О самой же грядущей революции и ее возможных последствиях он также прозорливо предупреждал: «Кровавые революции иногда необходимы по причине людской глупости; но они всегда зло, громадное зло и большое несчастье, не только с точки зрения жертв, но также ввиду чистоты и совершенства той цели, во имя которой они совершаются».
В середине XX века французский экзистенциалист Альбер Камю высказал парадоксальную мысль; ее, однако, никто до сих пор не опроверг: в России Бакунин явился прямым предтечей Ленина и Сталина. Вот дословно этот нетривиальный пассаж из программного трактата «Бунтующий человек»: «Бакунин в той же мере, что и его противник Маркс, способствовал выработке ленинского учения. Кстати сказать, мечта о революционной славянской империи в том виде, в каком Бакунин изложил ее царю, была — вплоть до таких деталей, как границы — осуществлена Сталиным». К этому можно добавить, что большевистская линия, направленная на захват власти, мало чем отличалась от бакунинской революционной тактики.
Вообще же Бакунин давно осознал: с помощью одних лишь абстракций ничего и никогда не решишь. Жизнь всегда окажется гораздо богаче, непредсказуемой и не попадающей ни под одну из абстракций или же комбинацию таковых. Нужно не понятиями жонглировать, а исходить из конкретных потребностей живых людей, с учетом всех их достоинств и недостатков. Хотя бы такой неискоренимой никогда и никем естественной человеческой потребности, как СВОБОДА, для ее подавления не в последнюю очередь и была придумана существующая и поныне «государственная машина».
Здесь Бакунин предсказывал совершенно точно: никакие благие пожелания не приведут к позитивным сдвигам в развитии государственного «механизма». Скоро сто лет, как в разных странах с переменным успехом пытаются осуществить различные модели социалистического преобразования общества. Но нигде и ни разу даже намека не появилось на «отмирание» государства, напротив, реализованные модели, как бы ни старались и чего бы ни говорили их творцы, более всего напоминали различные модификации приснопамятного «казарменного коммунизма». А бюрократическое жульё, порожденное государством-монстром, вместе с так называемыми работодателями по-прежнему жирует за счет нищего и бесправного народа, который убаюкивают сладкими и никогда не выполняемыми обещаниями различные политические фокусники.
В результате эксперимент с построением государственного социализма завершился тем, чем он только и мог завершиться: «бюрократическая машина» и ее уродливый придаток — колоссальный и исключительно непродуктивный идеологический, психологический, цензурный пресс, не говоря уж о прочих чисто репрессивных процедурах, — заржавели и перестали эффективно выполнять традиционные функции. Зато в геометрической прогрессии увеличивалась армия сначала советских, а затем и постсоветских чиновников, прокормить коих не способно ни одно нормальное государство. Они сами, как саранча, могут сожрать кого угодно. Новая административная, партийная, профсоюзная, научная, военная и прочая номенклатура — не что иное, как многоглавая гидра, умеющая приспособиться к каким угодно новым реалиям и оправдывать собственное существование правильными на первый взгляд лозунгами, за коими, однако, нет ничего, кроме обмана. Чинодралы любых мастей — непреодолимый тормоз на пути всякого развития, они душат хозяйственное процветание, останавливают движение вперед, превращают здоровый общественный организм в неизлечимо больной. Сначала они устраивают себе все новые и новые привилегии. Затем бюрократическая ржавчина разъедает «государственную машину» изнутри, приводит ее к параличу, но не к самоликвидации. На месте одного монстра рождается другой — еще более ужасный, ненасытный и бесперспективный.
А бакунинское разоблачение коррупции и блестящий анализ этого социального зла, присущего, как оказалось, любой формации! Выводы Бакунина остаются актуальными и по сей день! Они просты, как все гениальное: пока существует государство, будет процветать и коррупция. «Коррупция… — писал он, — возникла с появлением первого в истории политического государства, но именно в наши дни стала политическим институтом государства. Впрочем, никогда не было государства, которое в той или иной мере не прибегало бы к коррупции как к средству управления».
Конечно, Бакунин во многом перегибал палку. Он сумел поставить диагноз, но не смог предложить эффективного способа лечения, кроме одного — вивисекции умирающего организма. В его прогнозах немало пробелов и просчетов. Провозгласив курс на создание федерации свободных самоуправляющихся общин, которая после революции (желательно мировой!) должна прийти на смену отжившему свой век государству, — «отец анархии», похоже, даже не задумался, каким образом будет осуществляться управление объединением подобных «безвластных» ячеек хотя бы в масштабах отдельно взятой страны или содружества стран, освободившихся от гнета эксплуататоров, как наладится обратная связь между «безгосударственными» верховными и низовыми структурами управления, каким образом на огромной территории страны будет организовываться нормальная работа железных дорог, других видов транспорта, почты и прочих систем связи, как будет финансироваться крупномасштабная хозяйственная деятельность (зато деньги вообще предполагалось отменить или заменить прудоновскими «народными деньгами»), кто будет принимать конституцию, следить за ее осуществлением и совершенствовать законы, как будет функционировать армия — не отдельные отряды самообороны, а совокупность всех вооруженных сил, призванных защитить завоевания революции.
Мировая история в XIX и XX веках лишь отчасти пошла по Бакунину. И хотя государство нигде не было «отменено», тем не менее революции в Китае, Вьетнаме, Лаосе, Анголе, Мозамбике, на Кубе, поначалу носившие партизанский характер, соответствовали в большей степени сценариям, предложенным Бакуниным, нежели прогнозам Маркса. Однако реализованная в России и ряде стран Восточной Европы марксистская модель революции не смогла полностью подтвердить тезиса о государственном социализме и коммунизме как высших и закономерных этапах в естественно-историческом процессе развития общества. Напротив, это капитализм лишний раз подтвердил свою «естественность», опирающуюся на частнособственнический инстинкт, почти автоматически возрождающийся в каждом новом поколении, как Феникс из пепла. В результате именно капитализм не только не сошел с беговой дорожки цивилизационного развития, но и обрел второе дыхание в бывших странах «победившего социализма».
А первое в мире социалистическое государство СССР — наследник тысячелетней Российской империи, просуществовав неполных 74 года, вопреки всем догмам «научного коммунизма», в одночасье рухнуло само собой, подобно карточному домику, и распалось на 15 самостоятельных государств на глазах изумленных теоретиков и практиков «социалистического строительства», а также властителей и простолюдинов, партийцев и беспартийных, ученых мужей и простецов. (Кстати, Бакунин такой вариант распада не только предвидел, но и желал.) Не нашлось силы, могущей воспрепятствовать этому трагическому, но, как оказалось, неизбежному концу. Запланированной к 80-м годам XX столетия победы коммунизма, торжественно провозглашенной в программе КПСС, так и не произошло. Вразумительных теоретических объяснений этому факту дано не было и практических выводов не сделано. Неудивительно, что партия, отказывающаяся отвечать по собственным обязательствам, быстро утратила доверие народа. Результаты общеизвестны… И все-таки иного пути для достижения всеобщего счастья, процветания и благоденствия нет и быть не может. Золотой век достижим, но только на гуманистической, эгалитарной и коллективистской основе! Не следует, однако, забывать и бакунинский завет, давно ставший крылатой фразой: «Свобода без социализма — это привилегия и несправедливость, а социализм без свободы — это рабство и животное состояние».
