плюралистично. Понятия времени и имеющих вид закона структур, по-видимому, возникают путем, зависящим от задаваемых нами вопросов и от уровня сложности Вселенной вокруг нас. Когда поздний Хокинг в ноябре 2016 года в Ватикане обрисовал очертания нашей постплатоновской космологии, это не предвещало новых битв с Богом или с папой. Совсем наоборот, идеи Стивена нашли у папы Франциска глубокий и сильный отклик. У них была общая цель – защищать наш общий космический дом на благо человечества, сегодня и всегда.
Квантовая космология учит нас, что биологическая и космологическая эволюции – не фундаментально раздельные явления, но два очень разных уровня одного гигантского эволюционного древа. Биологическая эволюция имеет дело с ветвлениями в области с высоким уровнем сложности, в то время как космология ветвится на уровнях низких; между этими областями существуют еще промежуточные, заполненные уровнями астрофизическими, геологическими или химическими. И хотя каждый из этих уровней имеет свою специфику и свой особый язык, универсальная волновая функция сплетает их воедино. То обстоятельство, что в ранней Вселенной древо физических законов возникало по принципу «тяп-ляп», говорит нам, что понимаемый в широком смысле принцип дарвинизма, эта основополагающая биологическая схема, пропитывает все уровни эволюции, вплоть до самых глубоких, какие мы только можем себе представить. В некотором смысле квантовая космология перекидывает мост через не дающую нам покоя глубокую концептуальную бездну, веками разделяющую биологию и физику. Мы видим, что сделанный Дарвином набросок древа жизни и сделанный Леметром набросок «нерешительной», колеблющейся Вселенной (см. рис. 4 и 3 на вклейке) глубоко связаны между собой – они представляют две стадии единого всеохватывающего исторического процесса [210].
Эта грандиозная арка – знак глубокого и могучего единства природы. Кардинально отличающиеся друг от друга уровни эволюции сливаются во взаимосвязанное целое, пронизанное соединяющими их корреляциями. И, пожалуй, наиболее яркий пример корреляции между множественными уровнями сложности – это поразительная приспособленность к жизни действующих законов физики, тот самый лейтмотив, что звучал у нас в ушах на всем протяжении нашего путешествия. Теперь, на более глубоком уровне, постепенно становится понятно, каким образом мы, маленькая веточка на древе жизни, вместе со всеми остальными живыми организмами на нашей планете, взаимосвязаны с физической Вселенной вокруг нас. Из кусочков складывается целое, и мы начинаем понимать, что это за начало, которое порождает в космосе дыхание жизни. Его, может быть, предвидел со своей гениальной прозорливостью еще Чарльз Дарвин: в 1882 году в письме Джорджу Уолличу [211] он написал: «Принцип преемственности заставляет предполагать вероятность того, что начиная с этого времени принципы жизни будут представать как часть, или как следствие, или как некоторый общий закон, охватывающий всю Природу». Мы, возможно, наконец находимся на пороге принятия этого прозрения.
И тем не менее многие физики, особенно теоретики (те из них, кто привык придерживаться твердой уверенности в существовании глубоких корней законов природы), по-прежнему предпочитают верить, что где-то ждет своего открытия окончательная теория, парящая над физической реальностью и вне ее – гранитное основание башни науки, покоящееся в центре всего сущего. Этому образу мыслей отдал должное и Стивен [212]. «Некоторые люди будут страшно разочарованы, если в самом конце их не поджидает последняя и исчерпывающая теория», – заметил он как-то. И тут же продолжил: «Когда-то и я принадлежал к этому лагерю. А теперь я рад, что наш поиск понимания природы никогда не закончится и что перед нами всегда будут стоять вызовы новых открытий. Без этого нас ждала бы стагнация». Глубоко присущий ему дух исследователя побуждал Стивена быть всегда готовым продолжать движение – и он был счастлив отправиться в волнующее путешествие к своему постплатоновскому открытию.
Как и Дарвин, Стивен чувствовал, что в его позиции было величие. И ведь правда, какая грандиозная открылась ему перспектива! Если все научные законы, включая и «фундаментальные» законы физики, – возникающие, эмерджентные, значит, мы на пороге принятия нового, гораздо более широкого взгляда на природу. В сущности, эти прозрения связаны с последними достижениями в целом ряде научных дисциплин. Отделавшись от идеи, что мы ищем уникальную систему правил, несколько разделов науки начали расширять свой кругозор, переходя от изучения «того, что есть» к изучению «того, что может быть».
В информационных науках искусственный интеллект и машинное обучение уже создают новые формы вычислений и искусственного разума. Некоторые из них обладают способностью эволюционировать и даже включают элемент интуиции – человеческой или нет. Биотехнологии открывают новые эволюционные пути на основе различных генетических кодов и даже белков. Техники генетического редактирования, такие как, например, CRISPR [213], позволяют генетикам точно и целенаправленно модифицировать клеточные ДНК, создавая формы жизни, внешний вид и возможности которых незнакомы живой природе: от гениальных мышей до червей-долгожителей. Возможно, в один прекрасный день так появятся и гениальные, почти бессмертные люди, или скорее постлюди. Квантовые инженеры тем временем создают новые формы материи, в которых чудеса микроскопической квантовой запутанности проявляются на макроскопических масштабах в ежедневной жизни. В некоторых из таких материалов могут даже голографически кодироваться новые теории тяготения и черных дыр, а то и «игрушечных» расширяющихся вселенных, эволюция которых зашифрована в алгоритмах операций, производимых с огромным количеством взаимосвязанных квантовых битов.
У всех этих разработок огромное будущее. Вместо того чтобы всего лишь открывать законы природы, изучая уже существующие явления, ученые начинают предугадывать гипотетические законы и затем строить системы, в которых такие законы появляются. Старая цель познания: найти истинную природу разума или истинную теорию всего, вскоре может оказаться реликтом устаревшего и предельно ограниченного мировоззрения. В своей недавней статье в журнале Quanta Magazine Роберт Дейкграф, бывший директор принстонского Института перспективных исследований, пишет: «То, что мы раньше называли “природой”, – лишь крохотная часть намного более огромного далекого ландшафта, ждущего своего открытия» [214].
Больше того, эти новейшие разработки усиливают друг друга, и именно в областях их пересечения мы можем надеяться найти самые глубокие последствия их применения. В 2020 году программа глубокого обучения AlphaFold, разработанная подразделением искусственного интеллекта DeepMind компании Google, обучила сама себя определять трехмерную фолдинговую структуру белков по их последовательности аминокислот, решив тем самым одну из главных проблем в области молекулярной биологии. На протяжении следующих нескольких лет алгоритмы машинного обучения будут искать новые частицы в петабайтах данных, полученных на ускорителе Большого адронного коллайдера в CERN, и узоры гравитационных волн в отягощенных шумами вибрациях, принимаемых гравитационной обсерваторией LIGO. Пройдет еще какое-то время, и еще более сложные программы глубокого обучения позволят нам погрузиться в глубины математических структур, лежащих в основе наших физических теорий. Кто знает, может быть, это приведет к изменению самых основ языка физики.
Так, охватывая нашими исследованиями область «того, что
