Лучших спортсменов от обычных смертных отличает не отсутствие страха. Они тоже боятся, но борются с этим чувством и не допускают, чтобы страх управлял ими. Они используют страх, чтобы сконцентрировать внимание на действии. Тренер Майка Тайсона, Кас Д’Амато, сравнивал страх с огнем: «Можно еду приготовить, можно дом согреть, а можно и спалить все». Сам Тайсон говорил: «Страх — это щелчок, как луч света во время боя. Мне нравится это ощущение. Я начинаю чувствовать себя уверенным и спокойным, и все становится взрывоопасным. Я говорю: „Ага, вот ты, дружок, и появился. Ты снова со мной“». Но это очень опасная территория, поскольку на ней легко потерять самоконтроль, что не раз случалось с самим Тайсоном.
Большую часть жизни я провел среди людей, которые рискуют и в любой момент могут погибнуть в результате собственных действий. Они близки к смерти. Они часто видят ее. Они знают о ней всё. У них много погибших друзей. И у каждого есть свой план, как избежать гибели, — обычно это смесь суеверий, знаний, иллюзий и уверенности в собственных силах. Однако все они просто люди и у всех них обычные человеческие тела. Когда человек попадает в опасность, когда он стремится получить удовольствие, выполняет долг или становится жертвой несчастного случая, его организм ведет себя довольно предсказуемо, потому что у него есть набор врожденных реакций. Бороться с ними сложно, да и не нужно, поскольку они заложены в нас самой природой.
Сразу после инструктажа, который провел Янкович, и перед вылетом самолетов с палубы авианосца мы вместе со всеми пошли в офицерскую столовую. Летчики должны идти на задание, будучи сытыми. Мы уже заканчивали обедать, как к нам подошел одетый в белое официант. Каждый офицер за столом сказал ему только одно слово: «Понос».
Приняв заказ у военных, официант повернулся ко мне:
— Понос, сэр?
— Конечно, — не колеблясь ответил я.
Когда официант отошел, я спросил у Майка Янковича:
— Что это за «понос» такой?
— Из автомата, — ответил тот. — Мягкое мороженое вроде Dairy Queen.
— Почему мягкое мороженое — понос?
— Пойди-ка посмотри, как оно выходит из автомата, — ответил Янкович.
Чтобы остаться в живых, следует сохранять невозмутимость. И надо иметь смелость смеяться над тем, что вас пугает. Ученые объясняют, что происходит в самых дальних уголках человеческого мозга, но мы не ученые, поэтому мы прибегаем к помощи самого черного юмора. Вот они, военные летчики: им скоро лететь в дьявольскую ночь, им предстоит выполнять рискованные задания и делать еще черт знает что, — а они шутят, что на десерт им подают нечто поносообразное.
Видимо, это старая привычка военных. Ремарк писал:
Кошмары фронта проваливаются в подсознание, как только мы удаляемся от передовой; мы стараемся разделаться с ними, пуская в ход непристойные и мрачные шуточки; когда кто-нибудь умирает, о нем говорят, что он «прищурил задницу», и в таком же тоне мы говорим обо всем остальном. Это спасает нас от помешательства. Воспринимая вещи с этой точки зрения, мы оказываем сопротивление.
(«На Западном фронте без перемен», глава 7[18]
)ЧЕРЕЗ ЧАС ПОСЛЕ ОБЕДА мы уже стоим на площадке визуального управления посадкой самолетов. Янкович прижал к уху свой «огурец». Мы наблюдаем, как на нас неровно движется самолет, за штурвалом которого сидит нервничающий летчик. Янкович даже в самую непроглядную ночь точно скажет, сможет ли тот или иной приближающийся самолет зацепиться за трос. «Наш» пилот летит совсем плохо — это видно даже мне, полному профану.
В наушниках раздается голос Янковича: «Осторожнее, Рэй Чарльз приближается…» Он нажимает на кнопку на выключателе продольного триммирования, и пилот поднимает самолет на второй круг. На площадке, на уровне седьмого этажа над бездонным океаном, Янкович пританцовывает и покачивается, словно исполняет блюз, характерно наклонив голову в стиле слепого Рэя Чарльза.
Мы поворачиваемся в сторону самолета и наблюдаем, как летчик меняет курс. Взвывают двигатели. Машину качнуло, она чуть теряет высоту, потом снова выравнивается. Янкович толкает меня в бок: «Ты, парень, заметил, как его тряхануло? Теперь этот придурок точно будет всю неделю подушку кресла частями из задницы выковыривать».
Глава 2
Воспоминания о будущем
Группа из двадцати человек на снегоходах только что закончила операцию по поиску и спасению троих друзей, катавшихся на мотосанях по горному хребту в канадской провинции Альберта. У одного из катавшихся возникли проблемы с мотором, и всей троице пришлось на ночь укрыться в ущелье Скалистых гор (аборигены называют их Кутенаи). После того как потерявшиеся были найдены, восемь спасателей сопроводили их назад, в лоно цивилизации, а оставшиеся двенадцать пытались починить сломавшиеся сани. По пути назад следующие восемь человек вдруг оторвались от основной группы и понеслись вперед.
Через некоторое время ушедшая вперед восьмерка решила остановиться и подождать остальных. Для этого они выбрали широкую ровную площадку под склоном холма. Место это было довольно популярно среди альпинистов, которые во время отдыха развлекались, устраивая гонки на мотосанях. Человек разгонял сани, на максимальной скорости поднимался как можно выше по склону, затем разворачивался и съезжал вниз. Восемь спасателей тоже решили посоревноваться друг с другом: кто выше взлетит на холм.
Уже после всех разыгравшихся событий был сделан официальный отчет, в котором сухо говорилось: «В тот день людей предупредили о риске лавинной опасности четвертой, то есть высокой, степени; рекомендовано по склонам не перемещаться».
Видимо, горный воздух, пропитанный пряным запахом можжевельника, одурманил нашу восьмерку. Широкая площадка плавно поднималась к грандиозным остроконечным горам, пики которых сливались с облаками и сквозь тихо падающий снег казались трамплинами в небо. По мнению психологов, желание промчаться на бешеной скорости на мотоцикле или снегоходе — проявление определенной склонности к острым ощущениям. Кроме того, эти восемь человек уже обнаружили довольно слабую самодисциплину, когда оторвались от общей группы, желая продемонстрировать то ли свою смелость, то ли безрассудную лихость. И вот они, как всадники, оседлали свои снегоходы, держа руки на рукоятках газа. Ревели моторы. Огромная совокупная масса лошадиных сил бешено пульсировала и била копытом. Природа не могла не откликнуться на этот призыв и вывесила в воздухе пелену легкого снега, застилавшего грозную красоту гор и облаков. Но снежная завеса, словно полупрозрачный театральный занавес, одновременно и умалчивала о своих тайнах, и почти сладострастно манила к себе.
Внезапно один из «всадников» не выдержал — у него будто взорвалось что-то в голове. Оставшиеся семь с изумлением взирали, как он мчится по открытому пространству, на глазах превращаясь в черную точку. Сам водитель ощущал, как его снегоход отталкивается от снега и с огромной мощью прыгает вперед. Его охватило знакомое опьяняющее чувство скорости и власти. Машина неслась все выше и выше по тринадцатисантиметровому покрову выпавшего за последние два дня снега. Но свежий слой лежал на пяти сантиметрах пропитанного дождем старого снега, который, в свою очередь, покоился на семидесяти сантиметрах снега, накопившегося за последние два месяца. Эта многослойная снежная масса балансировала на подвижном пласту сырых горных песчинок, обладавших коэффициентом трения крошечных шариковых подшипников. Остается добавить, что вся тяжелая конструкция находилась под углом приблизительно тридцать пять градусов, то есть имела наклон, максимально способствующий лавинообразованию. На более крутых склонах снег сползает до того, как успевает примерзнуть, а на менее покатых снег лежит довольно крепко.
Снегоход смельчака застрял в глубоком снегу, так и не доехав до вершины.
Оставшиеся внизу видели, как он словно муха прилип к сливочно-белому пломбиру горного склона. До них доносился отдаленный рокот мотора, говоривший, что их товарищ не теряет надежды выбраться на свободу.
Любое состояние возбуждения заразительно, особенно нервная дрожь охоты и гонки. Она охватила и второго «всадника». Поурчав мотором, он устремился вперед, прямо в белоснежное и пушистое лоно дикой природы.
Произошло это утром, приблизительно в одиннадцать часов сорок минут. Кто-то из оставшихся внизу наверняка спрашивал: «Черт возьми, да о чем они вообще думают?»
Водитель второго снегохода почти доехал до своего забуксовавшего приятеля. Скорее всего, у него в голове появились какие-то сомнения и он вспомнил предупреждения о «лавинной опасности высокой степени». Вероятно, по поводу собственных действий у него возникла внутренняя дискуссия между мозгом и телом.
