— Евгений Николаевич, — спрашиваю, — а на «Джассоне» ушли вы из порта...
— Саут-Шилдс. От Куксхафена до Саут-Шилдса немного хода... Порт Саут-Шилдс! Чудов туда заходил! вспомнил капитан.
— Евгений Николаевич, я ведь разыскал Вадима Владимировича Чудова. Он теперь в Моринспекции. Просил вас написать ему. И я рассказал капитану о встрече с Чудовым...
— А-а... Женька Лепке! Нашелся! Вот чудо-то! Ха-ха-ха, — грохотал тогда капитан Чудов в маленькой комнате Моринспекции.
Только такой голос, такой смех и мог быть у командира торпедного катера, совершавшего фантастически смелые рейды в тыл врага, нападавшего на фашистские транспорты, отчаянного моряка.
— Ну о моих рейдах потом, — рокотал Чудов, — расскажите про Женьку, простите, Евгения Николаевича, ха-ха-ха... Виделись? В Калининграде? Плавает? Молодец, Джекки Арлекин! Ха-ха-ха... Почему Джекки Арлекин? На «Веге» мы его так прозвали. Веселый парень был, Джек, Женька... Ну и крепкий мужик! Про таких говорят — «Даст по башке — мало не будет!»
Капитан Чудов отдышался, закурил сигарету, жадно глотая дым, и снова загрохотал:
— Мы как-то пришли в Англию, году в шестидесятом. Я уже демобилизовался, на рыбаках ходил. Ну, и что же? Северным морем проходили, и в Саут-Шилдс, порт английский, зашли. Я на палубе, и поднимается к нам на борт англичанин, немолодой уже, моряк, в порту работал. Поздоровались, провел я его к себе в каюту. Оказалось, что очень ему русские моряки по душе, плавал с нашими ребятами в северных конвоях. И что-то он говорит мне и спрашивает про «лээп ке». Что за слово такое, «лээп ке»? Никак не пойму. Копаюсь в памяти — лээп ке, лээп ке? Как перевести? Вроде бы плеск волн? Лээпке? Или про рифы меня спрашивает? Не понимаю, — говорю, — лээп ке... А он:
— Лээпке. Кэптэн Эджени Лээпке. Рашен сейлор Лээпке.
— Бог ты мой! Женька Лепке? Евгений Лепке? Да это же мой друг, май фрэнд!
— О, иес! И мой хороший знакомый. Мы с ним делали рейс на одном пароходе, — и называет какой-то пароход, не помню какой.
Оказалось, они вместе плавали, и их судно немцы торпедировали. Я ему рассказал, что Лепке жив-здоров, а вот где плавает, не знаю. А англичанин так глаза выпучил, руку согнул и бицепсы показывает:
— О, иес! Очень сильный моряк. Но он не как английский сейлор. Никогда в зубы не даст. На флоте без этого нельзя. Рашен сейлор хороший, гуд сейлор, но ненормальный сейлор.
Капитан Чудов выпускал клубы дыма как из пароходной трубы, рассказывая мне о встрече с англичанином.
— Да если Женька даст что там с ними будет, ха-ха-ха... Мало не будет! В самый раз придется, все смеялся капитан Чудов. — Вот такой был случай в порту Саут-Шилдс, не мог успокоится Чудов. — А Женьку хочется повидать. Какой адрес? Обязательно напишу...
И капитан Лепке смеялся, слушая меня. Нет. Не смеялся — никакой веселости в смехе не было — улыбался как-то грустно, и все переставлял с места на место предметы на столе...
— Вадим пишет мне... А вот встретиться все не довелось... А в Саут-Шилдс я встречался с моряками, ходившими в конвоях, может, с кем и знаком был, с кем и плавал, да разве запомнишь — настолько все это скоротечно было. Война ведь. А кулаками мне все же пришлось поработать...
Подошла лодка к причалу, выгрузили нас. Охрана на берегу — семь автоматчиков и офицер — хорошо помню, считал. А что было делать? Передали нас этой команде, и лодка ушла. Потом подскочил катер, похожий на торпедный, ну, чуть побольше. Не торпедный, вроде прогулочного, с двумя винтами, потому что два телеграфа на два винта было. Быстроходный. Ошвартовался катер, оттуда на берег сошли двое. А двигатель работает на малых оборотах. И вместе с автоматчиками эти двое пошли в сторону стены. Что там, за стеной? Не знаю, даже угадать невозможно было. Ушли они туда, а нас охраняют офицер и автоматчик. Двое. Мы еще пытались разговаривать друг с другом, я как раз разговор начал. И получил такой удар сапогом в живот, что понял — не нужен этот разговор. Все это происходит шагах в десяти от катера. И вот они стали так спиной к катеру, боком к нам. Курят, смеются... И знаете, все как-то очень быстро произошло. Вроде бы так ничего и особенного, видно, мы трое об одном в этот момент подумали. И ни слова не сказали, как-то молча переглянулись, жестом обошлись, а сразу поняли нас все-таки трое, а их двое. И остальных не видно. Моментально все и получилось. На мою долю офицер выпал, а напарники мои — потом оказалось — один бельгиец был, боцман, а другой француз, механик, их тоже с торпедированного судна лодка подобрала, — они на автоматчика накинулись. Ну а чем? Кулаками только. Кулаком сразу не убьешь — оглоушили, скрутили этих друзей, и на катер. И их прихватили — отойдут, панику поднимут. Я «вальтер»-то сразу у офицера вытащил, да стрелять нельзя услышат. Вот все и в катер.
Боцман отдал концы, я в рубку, к телеграфу, а француз в машину побежал. Все подобрались как по расписанию! Дернул ручку телеграфа вперед! И дали ходу. А тут туман стал накрывать. Туман стал накрывать еще раньше, потому и мысль у меня такая появилась, когда автоматчики ушли вот туман-то нас и может спасти... Вошли в туман, плотная полоса нашла — ни берега, ничего не видно. Пошли на запад, и так идем, чтобы подольше в тумане оставаться. Врубили самый полный — мели-то не страшны, судно мелкосидящее... Хорошо идем. Немцы у нас уже связанные лежат, концами их скрутили, добра-то этого на катере хоть отбавляй! Они в форме лежат, а мы же в лохмотьях были, холодно стало, так что на немцев мы поглядывали. Потом я развязал офицера, пристукнул на всякий случай еще, чтобы не возникал, и стал раздевать его. У него добротное все это хозяйство и форма, и особенно теплое нижнее белье, которое я с удовольствием на себя напялил. Сапоги, фуражку, ремень и сбоку «вальтер» нацепил. В общем, полная форма. А те двое занялись автоматчиком, тоже раздели. В катере еще роба рабочая нашлась, все приоделись, и шли хорошо. Немцев вниз отнесли — там тепло.
Туман продержался примерно сутки. Скорость хорошая была, узлов 10-12. Вышли из тумана никого не видно. А еще через несколько часов увидели землю.
Выбрал я берег отлогий, из песчаника, и врезался в него на полном ходу. Так посчитал, что судно нам уже не нужно, мы уже в Англии.
Тут нас как раз и схватил английский патруль. И опять началась чехарда. В форме-то я немецкой, а им объясняю, что русский, что штурман с английского «Джассона». Полная чехарда... Ну, потом все выяснилось, через некоторое время дали мне возможность связаться с консульством в Лондоне. Выслали из консульства человека, он меня и опознал...
А оказалось, что выбросились мы южнее Сандерленда. Это восточное побережье Англии, недалеко от порта Саут-Шилдс. Одели меня в английскую робу, денег на дорогу дали, и вот я уже в Саут-Шилдсе. Сел на свой пароход. Опять на «Ветлугу».
Окончание следует
Дмитрий Демин
Геральдический альбом. Лист 19
Символы центральноамериканского единства
После освобождения от испанского ига Никарагуа входила в состав Соединенных Провинций Центральной Америки, а с 1838 года стала самостоятельным государством, сохранив, однако, федеральный флаг и герб. В 1854 году пришедшие к власти консерваторы — противники центральноамериканского единства приняли особый, бело-желто-пурпурный флаг. А одновременно с ним — и герб с одним вулканом вместо пяти, увенчанный короной, с девизом «Свобода. Порядок. Труд», и окруженный лавровым венком и надписью с названием страны. Но уже в следующем году в страну вторгся и захватил ее авантюрист из США У.Уокер. Изображая себя сторонником возрождения единства стран Центральной Америки, он добился восстановления сине-бело-синего флага, похожего на прежний федеральный, но с красной звездой посреди более широкой белой полосы. Лишь совместными усилиями всех центрально-американских народов в 1857 году удалось разгромить Уокера, и в Никарагуа был восстановлен флаг 1854 года. В 1873 году его заменил флаг из 5 полос — двух синих, двух белых и красной, похожий на флаг Коста-Рики.
Герб Никарагуа во второй половине XIX века неоднократно менялся. Центральным его элементом с 70-х годов вновь стала федеральная эмблема с пятью вулканами, фригийским колпаком и радугой (иногда добавлялось еще восходящее солнце). Однако в 70-е годы эмблема изображалась не на треугольнике, а на щите, увенчанном колчаном со стрелами и окруженном двумя национальными флагами, а в 80-е годы треугольник с эмблемой окружали две алебарды, два меча и две винтовки со штыками, 4 национальных флага и то один, то два пушечных ствола. Иногда добавлялись еще башенная корона и лавровый венок.
Современный герб и флаг установлены в 1908 году в знак стремления тогдашнего либерального правительства Никарагуа к восстановлению центральноамериканского единства. Из всех современных центральноамериканских флагов и гербов никарагуанские наиболее похожи на федеральные. На гербе стороны равностороннего треугольника символизируют равенство, правду и справедливость, а также законодательную, исполнительную и судебную власть. Цепь из пяти вулканов между двух океанов напоминает о том, что в центральноамериканскую федерацию входило пять членов Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Сальвадор, Коста-Рика и выражает надежду на восстановление их единства и братства. Вместе с тем изображение напоминает и о географическом положении Никарагуа на центральноамериканском перешейке между Карибским морем и Тихим океаном и гористом рельефе страны со множеством вулканов. Фригийский колпак, окруженный сиянием, символизирует свободу и ее притягательную силу, а радуга надежду и мир. Вокруг треугольника надпись по-испански: «Республика Никарагуа. Центральная Америка». На флаге белая полоса представляет Центральную Америку, а синие — омывающие ее Карибское море и Тихий океан. Кроме того, белый цвет символизирует чистоту и честность, а синий справедливость и верность. Государственный флаг имеет посредине герб, национальный без герба. Иногда белая полоса на национальном флаге более широкая — для отличия от национального флага Сальвадора, с которым у него одинаковы не только рисунок, но и пропорции (незначительно отличаются лишь оттенки синего цвета у Никарагуа он несколько светлее).
