Да, именно чувство увядания сложившегося типа общества заставило интенсивно изучать и осмысливать его главные структуры, установки, духовные матрицы. Сама приставка «пост-» указывает на неопределенность выбора на распутье, она открывает возможность множества сценариев. В самосознании Запада, таким образом, происходят глубокие сдвиги, массы людей ощущают себя в ситуации исторического выбора. Это – важный когнитивный сдвиг, который неизбежно приведет к сдвигам в установках массового сознания и в политической практике. И игнорировать это явление ни в коем случае нельзя.
Признанным отцом постиндустриальной концепции считается Д. Белл, сформулировавший в своих трудах выводы о тенденциях мирового развития в виде систематизированной схемы, которая и составляет стержень сегодняшней теории постиндустриального общества. Однако основания этой теории возникли в социологии задолго до появления самого термина «постиндустриализм» и острых кризисных проявлений в западном обществе в первой половине XX столетия.
Первый блок в фундаменте этой теории был заложен институциональным подходом в политической экономии, предположившим, что доминирующий принцип периодизации истории общественного развития по оценке классовой структуры может быть дополнен или даже замещен новым подходом, учитывающим исследование технологических аспектов организации общественного производства[14]. В теории Т. Веблена была предпринята попытка объединить анализ промышленной системы с изучением институциональной структуры общества (когда пришло понимание того, что смитовский «человек экономический» – это слишком упрощенное понимание человека). Именно тогда была выдвинута идея о закономерности хозяйственного развития в любой стране, вне зависимости от ее политической и культурной систем.
Собственно значение институциональной концепции для становления постиндустриальной теории заключалось прежде всего в том, что идея стадий технологической эволюции слилась с эволюцией социума. Было провозглашено, что страны на разных континентах проходят одинаковые фазы в своем развитии, и критерий этих фаз находится в организации общественного производства. Таким образом, была осуществлена трансформация теории К. Маркса о последовательной смене общественно-экономических формаций. Акцент переместился от классовой составляющей на доминирование технологических аспектов организации общественного производства в исторической периодизации, хотя в своей сути стадиальность перекочевала и в новую теорию.
Уже в конце 1940-х гг. в работах американского экономиста К. Кларка «Экономика в 1960 году» и французского обществоведа Ж. Фурастье «Великая надежда XX века» был сформулирован важнейший методологический принцип будущей теории постиндустриального общества, а именно – разделение общественного производства на три сектора: первичный (аграрный), вторичный (промышленный или индустрия) и третичный (сервисный сектор или сектор услуг).
Вторым важным методологическим принципом стал тезис о том, что при экономическом росте значение третичного сектора по сравнению с первичным и вторичным возрастает. Согласно выводам этих ученых, растущее значение сферы услуг находит свое значение в двух аспектах: во-первых, в росте доли третичного сектора в совокупной рабочей силе страны; и, во-вторых, в увеличении его доли в структуре ВВП. Иными словами, эти ученые заложили еще один массивный блок в фундамент теории постиндустриального общества. Теперь принцип доминирования технологических аспектов организации общественного производства над оценкой классовой структуры оказался распространенным не только на историческую периодизацию, но и на конкретный анализ экономического развития современных обществ[15]. Таким образом, элементы «колониализма» были заложены в самом фундаменте новой теории, разделяющей общества и страны на высшие и низшие, причем с обязательным универсальным путем развития отсталых стран по пути развитых.
К 50-м гг. XX в. на базе именно этих двух положений был осуществлен синтез различных подходов к оценке состояния социума, давший начало теории постиндустриального общества. К периоду конца 1950-х – начала 1960-х гг. можно отнести момент рождения образа будущего мира, ставшего мировоззренческой базой постиндустриального подхода в западной социологии. Именно тогда социологи США и Европы утвердились в выводе, что никакие политические, идеологические и социальные различия в современных условиях не могут считаться более важными, чем фактор технологического прогресса.
В 1960-е гг. распространяется и популяризируется само понятие «постиндустриализм», а внимание к технике и ее влиянию на социальную сферу обостряется. Именно к этому периоду относятся лекции Д. Белла в Зальцбурге, в которых он впервые предложил постиндустриальную теорию в чертах, послуживших основой для единого концепта.
К концу 1960-х гг. проблематика происходящих под воздействием техники изменений общества стала одной из наиболее обсуждаемых западными социологами. Именно к этому периоду относятся активные поиски названия новому феномену. З. Бжезинский, например, в 1970 г. провозгласил, что мир стоит перед «технотронной эрой», в которой его бытие и развитие будут определять технология и электроника[16]. Э. Тоффлер годом позже в своей книге «Шок будущего» писал о «супериндустриальном» обществе, где все изменения выводятся из техносферы[17].
Выход в 1973 г. книги Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество»[18] вызвал взрыв интереса к постиндустриальной проблематике, став своеобразным рубежом, за которым последовала волна футурологических концепций социологии 1970-х и 1980-х гг. Работа Д. Белла закрепила в западной социологии образ возможного будущего и оказала влияние на всех футурологов ХХ в.[19]
Футурологические исследования постиндустриализма 70– 80-х гг. ХХ в. отличаются своим систематическим и организованным характером. Они стали институционализированной областью знания, что говорит о наличии реальной проблемы и кризиса сложившегося на Западе типа общества. Возникла целая сеть организаций, занятых разработкой «образа будущего» – как для всего мира, так и, главное, для Запада. Примером такой организации служит Римский клуб[20].
В 1970 г. Римский клуб заказал группе Д. Медоуза в Массачусетском технологическом институте (США) проведение исследования, «чтобы выявить катастрофические последствия существующих тенденций и стимулировать политические изменения, которые помогли бы их избежать». В 1972 г. по результатам этого исследования вышла книга «Пределы роста». Вывод доклада был таков: «Необходимо принять меры, чтобы обеспечить рационализацию всей производственной системы и передислокацию промышленности в пределах планеты». Так было положено начало практической разработке современной доктрины глобализации. Важно отметить, что это было именно проектирование (а не только прогнозирование) того обобщенного образа «цивилизации Третьей волны», который и обозначался словом «постиндустриализм».
Раньше всего кризис индустриального общества обнаружился в культуре. Следует вспомнить, что интенсивным поискам нового проекта цивилизации предшествовала мощная атака разных вариаций постмодерна – и в виде «красного мая–1968» в Париже, и в виде вспышки «социалистического идеализма» Пражской весны. В обоих случаях главным мотивом были вовсе не классические социальные противоречия индустриализма, а мировоззренческий кризис элитарной части городского общества, независимо от его экономической формации. Под какими лозунгами разыгрывались эти спектакли – не так важно.
Следует зафиксировать важное исходное положение: сама постановка на Западе вопроса о переходе цивилизации к ее постиндустриальной фазе, сам поиск нового названия западному обществу в этой новой фазе служили симптомами глубокого кризиса западного общества, не сводящегося к кризису индустриализма как технологического и экономического уклада. Речь идет о кризисе мировоззренческой матрицы, на которой было собрано и в течение четырех веков воспроизводилось западное индустриальное общество.
Вместе с тем, анализ истории появления теории постиндустриального общества показывает, что теория, во многом построенная на основаниях индустриализма, не могла дать ответа на новые вызовы. И акцент на технологических изменениях общества не мог служить исчерпывающим объяснением происходящих изменений. Более того, далее будет показано, что новые социальные формы постиндустриализма только усугубляют кризис западного общества как метрополии мировой капиталистической системы.
Игнорировать это нельзя еще и потому, что этот кризис захватил и Россию – и как индустриальное общество, а еще и потому, что Смута последних 20-ти лет привела российское общество в состояние глубокой деиндустриализации и демодернизации. Этот провал должен быть закрыт форсированной программой восстановления и развития. Однако какова должна быть эта программа и куда ведет развитие по «проторенному» Западом пути постиндустриализма – это и будет раскрыто в следующих разделах исследования.
